мир.
Подсолнух обрадовалась оживлению подруги. Девочка ещё не улыбалась, но уже двигалась и ела.
– От кого мы прячемся? – спросила Художница.
– От других призраков, – ответила Подсолнух, сосредоточенно стирая следы подруги.
– Почему?
– Потому что они могут забрать тебя.
– Зачем я им нужна? – встревожилась Художница.
– Потому что ты СамСвет.
– Но когда-то ты мне говорила, что я не СамСвет! СамСветы, подорожники… я ничего уже не понимаю! Ар-р-р! – рассердилась Художница, схватила себя за кудряшки и с силой дёрнула.
– СамСветы – это всё пришельцы, а подорожники приходят по Дороге. Поэтому и подорожники. Что тут непонятного? – раздражённо спросила Подсолнух.
– Объяснила так объяснила! – ядовито заметила девочка.
– Для Дорог нужны и люди, и призраки. Это совместное действие для открытия путей между мирами. Подорожники – это СамСветы с наставниками, – взяла себя в руки Подсолнух и заговорила спокойнее.
– Вроде понятно, – буркнула Художница. – Но раз есть такие определения, значит я не первая, кто без Дороги?
– Получается, что вторая, – неохотно сказала Подсолнух.
– Ну а первый-то кто?
Подсолнух помолчала и прошептала:
– Сорокопут.
Художница остановилась и повернулась к подруге.
– Я правильно поняла, что у меня большие проблемы?
Подсолнух кивнула, распрямив последнюю примятую травинку. Она подняла взгляд на подругу и только тут поняла, что одеяло исчезло, а Художница щеголяет по прозрачному лесу в ярком красном платье.
– Ой, какая ты заметная! – охнула она.
Призрак вытащила из мешочка камушек и начала колдовать. Яркое красное платье побледнело, словно его постирали тысячу раз. Художница удивлённо зажала в руках светло-розовый подол.
– Ужас какой! – И с укоризной посмотрела на Подсолнух. – Мне не идёт этот цвет.
Призрак задумчиво разглядывала каштановые кудряшки.
– Ой! – схватилась за голову Художница. – Только не волосы! Лучше займись этим!
И она вытянула ногу, которая без спасительного тёплого одеяла начала замерзать.
Подсолнух задумчиво подняла к небу круглые золотистые глаза.
– Ага! Знаю! – пошептала над камушком, и на ногах Художницы появились чёрные шерстяные носки до колен и короткие серые валенки.
– Мне нравится, – одобрила Художница. – И что-нибудь наверх. Платье не греет так, как одеяло.
– Угу, – кивнула Подсолнух и закутала подругу в бледную розоватую шерстяную мантию. – Тепло?
– Да! Спасибо! – девочка накинула капюшон на каштановые кудряшки. – Мне нравится даже больше, чем одеяло.
– Ладно, – вздохнула Подсолнух. – Подожди меня здесь, а я посмотрю, всё ли в порядке.
Но прежде чем улететь, она ещё раз шепнула над камушком, и платье Художницы стало серым.
– Но это уж совсем! – возмутилась Художница.
– Если что, сбросишь мантию. Станешь серой мышкой.
– Пф-ф, – недовольно зафырчала Художница.
Серая мышка в заснеженном мире. Почему никто не объяснил её подруге, для чего всякие звери меняют бурый мех к зиме на белый?
Подсолнух полетела к родителям. Чужаков не было, у Норы её ждала мать.
– Они уже ушли? – спросила Подсолнух.
– Да, – ответила мать. – Ушли ни с чем. Отец провожает их.
– Воры?
– А не всё ли равно? – раздражённо сказала Ветреница.
Мама не в настроении, поняла Подсолнух. Но родители не выдали их.
– А если они её всё-таки заберут? Ты отправишься с ней? – неожиданно спросила Ветреница.
Подсолнух поникла.
– Я не знаю, – честно ответила она. – Но я не хочу, чтобы наша жизнь менялась.
– Она уже изменилась. Они сказали, что Сорокопут вернулся.
Подсолнух испуганно поднесла руки ко рту. Она никогда не видела Сорокопута. В детстве её пугали страшилками, что если она будет далеко убегать от дома, то Сорокопут схватит её и унесёт в терновое гнездо. За последние двести лет он не появлялся. И вот теперь…
– Сорокупут? Он всегда возникает в неспокойное время. Ты ведь не думаешь, что он пришёл за ней?
Ветреница пожала плечами.
– Пока он просто сидит в Гнезде.
Подсолнух грустно опустила голову, а потом робко посмотрела на мать. Уголки рта Ветреницы, точно такого же длинного, как у дочери, были опущены несчастной подковой. Мама расстроена, но подруга нуждается в ней, и нужно рискнуть.
– Я хочу сделать ей подарок. Поможешь? – тихо спросила Подсолнух.
Художница в яркой красной мантии сидела под ягодным деревом и ждала подругу. Она тревожно крутила головой по сторонам, всматриваясь в кусты, боясь пропустить незнакомцев, жаждущих её забрать. Вдруг одни отвлекают Подсолнух и её родителей, а другие рыщут по лесу?
Неожиданно Подсолнух вынырнула из-за деревьев. Рядом с ней прыгало маленькое белое существо, похожее на лисичку с длиннющим пушистым хвостом.
– Это тебе! – Подсолнух схватила зверька и кинула его на девочку.
У зверька оказались маленькие крылышки, и он легко спланировал на колени Художницы.
– Кто это? – удивилась она.
Зверёныш смотрел на неё чёрными глазками и крутил длинным острым носом. Он был странным на ощупь, мягко-желейным, вроде и не живой, но головой вертел вполне живо.
– Твой персональный заметатель следов! Можешь звать его Собакой! – радостно объяснила Подсолнух. – Не вечно же мне ходить за тобой и распрямлять траву. Ты же хотела собаку, я помню!
– Какой замечательный! – воскликнула Художница, прижимая к себе зверька.
– Только не привязывайся к нему. Он не настоящий, а волшебный. И через какое-то время исчезнет.
Художница сникла:
– Когда?
– Ещё не скоро. Тогда я сотворю тебе нового зверька. – Подсолнух подозрительно оглядела яркую мантию. – Кстати, что стало с мантией?
– Не важно.
Анжела КнязьПросто запись 10
С кухни доносился рёв. Уже который день разыгрывается одна и та же трагедия. Завязка: герою выпадает задание закончить полугодие без троек и спасти прекрасную морскую свинку. Первая четверть подошла к концу, и в дневнике замаячила тройка по математике. Джин восприняла предателя в своих рядах стойко.
Но вот наступил декабрь, близился конец полугодия, и Алексей в сложном положении: свинка вроде уже растаяла, как дым, из-за тройки, но теперь Джин грозится не учиться совсем.
Алексей совсем не знает, что ему делать со своей маленькой дочерью. Он думает, что она у него хрупкая фарфоровая куколка, а Джин на самом деле тиран— холодное сердце и злобный хорёк в придачу.
Мама пыталась повлиять на Джин и поговорить с ней сурово, но она сразу начинала рыдать, лезла обниматься и заверяла, что будет стараться. А потом убегала терроризировать отца. Ну как совладать с этим чудовищем?
Я учусь хорошо, да и подарок уже получила. Только не обменяла пока деньги на шмотки. Как-то всё не до этого.
Джин вроде бы устала скандалить. Можно идти завтракать.
На кухне Алексей мужественно пил кофе и просматривал что-то на ноутбуке, а Джин, распухшая от слёз, помидорно-красная, стояла у окна, скрестив тонкие лапки на груди, и сверлила отца глазами. Бой за свинку обещал быть долгим и мучительным.
Я налила чашку чая, схватила пару бутербродов и ретировалась в общую комнату, где уже пряталась мама.
– Я готова сама купить ей свинку! – призналась я маме.
Зачем мне платье, когда в доме бушуют такие страсти! Разве что траурное. Без жертв точно не обойдётся.
– Все готовы купить свинку. Но Лёша запретил. Он пытается воспитывать Джин. Бедняга.
Мысль о Новом годе заставила маму подумать и обо мне.
– Кстати, Лёша же отдал тебе твой подарок. Но обновок я что-то у тебя не видала.
Как повезло, что мама сама начала разговор!
– Да. Я ещё ничего не купила. Поможешь мне?
О да, мама любит наряды.
– Конечно! Давай сейчас и пойдём? – возликовала мама.
Я тоже была не против улизнуть из эпицентра событий.
И мы отправились с мамой по магазинам. Вдвоём. Без Хорька. Редкие моменты. В такой компании и магазины не страшны.
В фильмах так здорово изображают, как девушки-простушки примеряют разные наряды, улыбаются, кривляются и выходят королевами. На деле – жарко, душно, потно, снимаешь с себя кучу шмоток (зима же), натягиваешь платье, пытаешься застегнуть молнию, просишь маму. А потом новая примерочная. Хорошо хоть, что с размерами мама угадывает.
– И никаких этих твоих странных многослойных выцветших тряпок. Выбери себе уже нормальное платье. И куда тебе это трикотажное? А эта шифоновая юбка? – мама вошла во вкус.
В итоге мы обе примирились на зелёном платье. Оно напомнило мне мою униформу СамСвета. Потом мама выбрала мне чёрное и бархатное винно-красное, а ещё мы прикупили пальто и полусапожки на каблучке. Так я превратилась из нищего в принца. Надеюсь, что не зря. Главное, теперь носить всё это, а не влезать в джинсы по привычке.
– Ты стала совсем взрослой! – умилилась мама.
Да уж.
– Когда с кавалером своим познакомишь? – неожиданно перешла в наступление она.
– Никогда, – буркнула я, представив Царя за нашим столом на кухне с чашкой чая, а напротив всю Счастливую Семью, изучающую гостя с приклеенными улыбками на лицах.
Мда, то ещё зрелище.
– Как хочешь, – мама передёрнула плечами. – Помни только, что на чужих ошибках учатся.
– Ты о ранней беременности? Конечно, я буду учиться на твоих ошибках.
Мои слова не задели маму, она даже улыбнулась.
– Именно об этом я и хотела сказать. Но я не жалею, что ты есть у меня. Запомни это. Ты лучшее, что со мной произошло.
Она неожиданно притянула меня к себе и поцеловала в макушку.
Я люблю тебя, мама. Очень.
А вообще, я втянулась в ведение дневника. Описывая все эти события, я лучше начинаю понимать себя – интересный побочный эффект.
Например, я, оказывается, люблю закрывать на проблемы глаза, стараюсь не замечать их и просто жду, когда они исчезнут. Мне так удобно. Я не думала, что мы будем жить одной Счастливой Семьёй, даже когда мама сказала, что выходит замуж за Алексея. Я не беспокоилась о ранах на руках Германа, хотя всегда видела, как появляются свежие. Я не бродила по замку, боясь наткнуться на что-то, что вызовет у меня вопросы. Я не практиковала «глазные» путешествия, которые открыли для меня химеры.