Подсолнух продолжала тихо всхлипывать.
– Скажи лучше, почему у вас дома пусто? – чтобы отвлечь подругу, спросила Художница.
Она стала выбирать из подстилки резные листья, похожие на кленовые, и укладывать их на голову Подсолнух, запутывая в жёлтых волосах.
– Потому что мы используем миражи. У нас всё временное, и оно исчезает, – глухо ответила Подсолнух.
– А эта засушенная трава тогда зачем? – не поняла Художница.
– Это моё гнездо. Я только недавно стала совершеннолетней. Дети призраков хуже контролируют миражи.
Подсолнух наконец немного успокоилась и повернулась к подруге. Она хотела добавить что-то, но её большой рот, полуоткрывшись, застыл в удивлении.
– Что у тебя с лицом? – испуганно спросила она.
– Что? – Художница принялась мять лицо. – Что не так?
– На глазах!
Подсолнух сотворила зеркало и направила на подругу. Пальцы девочки застыли, и она медленно убрала их от лица.
– Не знаю, – сказала она, опустив глаза.
Подсолнух вдруг кинула зеркало в листья и резко посмотрела на вход.
– Тихо! – неожиданно шикнула она. – Сиди здесь!
И призрак стремительно вылетела из Норы, встав перед входом. Художница шёпотом подозвала Собаку и прижала её к себе. Ей показалось, что она слышит шелест крыльев, а потом вдруг мужской голос:
– Где он?
– Здесь нет никого, кроме меня, – ответила Подсолнух сурово, но голос её дрожал.
– Ты его наставник?
– Безразличные не связываются с подорожниками, – так же холодно ответила Подсолнух.
– Дай осмотреть жилище. Все СамСветы покинули Тёмный Уголок.
– Вы не можете войти в дом без моего разрешения, – заявила Подсолнух. – Уходите!
Художница никогда не думала, что её подруга такая смелая. Её Подсолнух с круглыми робкими глазами, у которой она шутки ради выманивала подробности о призрачном мире, а та всегда отвечала урывками и, кажется, сама боялась своих же слов. Сейчас она говорила сухо и спокойно, обращаясь к незваному гостю. А Художница вся дрожала, сидя на сухих листьях и прижав к себе Собаку. Вот вам и хвалёный Сорокопут – гроза призраков. Но сейчас она не птица, а просто девочка, пришедшая за подругой. Сейчас любой призрак сильнее её.
Вдруг опять этот странный звук крыльев. Улетели?
Подсолнух повернулась к подруге.
– Снова приходили за мной? – обречённо спросила Художница.
Подсолнух кивнула, вытянув в линию длинный рот.
– Не бойся. Я тебя никому не отдам.
Часть 3После праздника
Анжела КнязьПросто запись 18
У Змейкота толстенькое коротенькое туловище змеи, проглотившей антилопу. Оливковое, с чёрными острыми полосками. А брюшко цвета нежного сливочного масла. Призрачное тело, очерченное голубоватым светом, легко проходит сквозь стены. А вот голова – нет.
Живёт Змейкот на самом верху Младшей Башни Замка-завода. Благо, в Тёмном Уголке нет принцесс, которые не мыслят себя без заточения в башнях. Этот маленький полупризрак добирается до своего гнёздышка, карабкаясь по стене, цепляясь крохотными лапками за шероховатости и трещинки в камнях.
В круглой башенной темнице неестественно розовеет большая подушка с пролёженной вмятиной посередине – это постель Змейкота. На ней он отсыпается после охоты. Вокруг валяются зелёные перепончатые крылышки – его собственные сброшенные крылья из Комнаты Полётов. Одни совсем свежие, хранящие воспоминания о небе и шуршащие, как осенние листья. Другие, уже мёртвые и выцветшие, постепенно тают и напоминают порванные паутинки. Валяются здесь и настоящие птичьи перья, а ещё мелкие косточки: вполне осязаемая змейкотиная голова имеет острые зубы.
Эта чердачная комнатка замка теперь мой дом, а Змейкот – мой новый наставник. Да, меня понизили. Я больше не СамСвет Царя. После праздника я оказалась не нужна. Сорокопут не явился, парад СамСветов закончился.
Царь встретил меня на следующую ночь после праздника во внутреннем дворе замка с заготовленной речью:
– Анжела, – сказал он. – Я плохой наставник. Но я знаю, где ты можешь пригодиться, где ты будешь нужна. Поэтому я передаю наставничество.
Я не верила своим ушам, стояла перед ним и молчала, опустив голову и рассматривая его чёрные тяжёлые ботинки. Он тоже ничего больше не добавил, ждал, когда я переварю информацию.
– Кто теперь мой наставник? Чем я буду заниматься? – наконец выдавила я, сдерживая слёзы.
– Он живёт наверху башни, и зовут его Змейкот. Он гоняет в замке шушер. Помнишь? Я тебе говорил как-то о них. Последнее время совсем распоясались, и Змейкот давно просит помощи. Ты же отлично летаешь, у тебя две химеры. Вы быстро наведёте в замке порядок.
– Ты хочешь, чтобы я гоняла каких-то полукрыс?
Слёзы сразу высохли от возмущения, я подняла глаза. Он, как всегда, смотрел на меня холодно и спокойно.
– Они не крысы, они вреднее, умнее и хитрее. Они беспокоят дракона. Представляешь, что тут начнётся, если он захочет полетать? Это ответственное задание. Почему ты не ценишь?
«Потому что ты предал меня».
Я отвернулась от Царя, поймала Пуговку и полетела на ней за собственными крыльями. Уткнувшись в её гриву, я, наконец, могла вволю порыдать.
Люблю ли я ещё Моего Волка? Не знаю. Но мне жутко обидно.
Да, у меня нет никаких талантов, которые могут пригодиться ему. Но я же старалась. Честно. И у меня есть химеры.
После праздника Змейкот сладко дремал. Все эти дни шум от веселящихся призраков не давал ему покоя. Сам он не считал себя призраком, несмотря на полупрозрачное тело, и поэтому в празднестве не участвовал.
Змейкот перевернулся на спину, выставив на обозрение светлый живот, широко зевнул, обнажая острые зубы, и приоткрыл один глаз. Сквозь пелену дрёмы он вдруг увидел непрошеную гостью, которая стояла на подоконнике. Это была я.
Змейкот тут же вскочил, изогнулся дугой, вздыбив шерсть, как это делают рассерженные кошки.
– Не злись! Меня к тебе отправили! Я теперь твой СамСвет! – попыталась найти я общий язык с новым наставником. – Буду помогать тебе бороться с шушерами!
– Тебя вот мне как раз и не хватало! – сердито зафыркал Змейкот. – Я просил о помощи, но не думал, что ко мне пришлют СамСвета! Я призрак лишь наполовину – ненавижу, когда они впутывают меня в свои дела!
Сидеть по-кошачьи полупризрачный зверь не умел: крохотные, как у ящерицы, лапки этого не позволяли. Поэтому он вновь лёг на свою подушку, свернувшись в клубок, не отводя взгляда от незваной гостьи.
Дальше можно пропустить, как я ввалилась к нему в комнатку, упала на колени и залилась слезами. Сейчас слёзы высохли, а в сердце пустота.
– Почему ты плачешь? – спросил Змейкот, смягчившись. – Меня боишься, что ли?
Я покачала головой.
– Тогда чего хнычешь?
– За что он так со мной? Почему он отослал меня? Сказал, что СамСвет ему не нужен!
– Ты о Царе? Я ничего не знаю. Мне СамСвет тоже не нужен, а тебя вот навязали, – фыркнул Змейкот.
Я разрыдалась в голос:
– Да я вообще никому не нужна!!! Лучше бы я его не встречала!
Змейкот прижал к голове уши и ящеркой скользнул к окну.
– Ты поплачь пока, а я прогуляюсь. Сил нет слушать твой рёв.
И я поплакала. Потом собрала себя по кусочкам и решила, что, если Царь Вор меня не вернёт, я покину Тёмный Уголок.
Герман
Над Каменным Лугом одиноко парил праздничный нагорник.
«Как ненужная ёлка после Нового года», – подумал Герман.
Он подошёл к дереву и сел на кручёный корень. Бука взлетел и сел чуть повыше.
Цветы, украшавшие нагорник, Царь Вор вернул в свой сад, но Бука согрел ствол, и разноцветные светлячки благодарно облепили тёплую кору.
Герман из-под капюшона украдкой посмотрел на башню Замка-завода. На подоконнике верхнего окна Младшей Башни, ссутулившись, сидела Князь. А у стен замка разгуливали химеры, по-доброму задирая друг друга, глухо рыча и прыгая по металлическим воздушным лестницам.
Герман достал из глубокого кармана толстовки карандаш и мятый лист бумаги.
– Я всё надеюсь, что Царь, как в сказках, просто испытывает Князя. И у них будет хеппи-энд, – пробурчал он себе под нос, разглаживая мятый листок на коленях.
– Какой? – спросил Бука.
Герман передёрнул плечами и прикусил зубами кончик карандаша.
– Хм… Даже представить не могу.
– Вот именно. Это безнадёжно, – хмыкнул призрак.
– А разве СамСветов можно передавать? – Герман повернулся к Буке.
– Нет. Царь обманул Князя. Он её единственный наставник.
– Бука, а кто такая Бархата? – вдруг спросил Герман и быстро заводил карандашом по бумаге.
– Собираешь истории для Князя?
Герман смущённо улыбнулся и сделал несколько резких штрихов.
– Должна же у неё быть тут какая-то радость, иначе она улизнёт.
– А ты не хочешь этого?
– Почему-то нет. Она приставучая, но я удивлён её терпением в общении со мной. Я сложный человек, – тихо сказал Герман, низко склонившись над рисованием.
– Ты не хочешь её терять, – констатировал Бука и покачал клювом маски.
– Я не хочу терять только Мурку, – упрямо возразил Герман. – Так ты мне расскажешь, что за дружба между Бархатой и Царём?
– Не дружба. Любовь, – хмыкнул Бука. – Да рассказывать, в принципе, нечего. Царь Вор всегда казался мне странным. Он отличается от других призраков. Это даже замок заметил и выбрал его. Однажды, ещё до рождения Непроходимых Гор, он просто вернулся из путешествия с Бархатой, и цветущая ветка яблони украшала его плащ, а на Бархате красовался венок из таких же яблоневых веток. Я знал, что Бархата уходила в путешествие одна. Знал… – Бука замялся, – потому что хотел составить ей компанию. Даже ты, СамСвет, должен понимать, что их совместное возвращение – это странно, ведь призраки образуют пары на Новых Встречах. Царь Вор нашёл способ, как из угольков делать чудо-камушки. Конечно, многих призраков это привлекло. Но не Бархату. И тогда он сказал ей, что не любит её… Он любит другую…