Фрейд думал, что все страдания связаны с сексом. Фрейд зависел от кокаина, был тяжело болен, ему сделали сорок шесть операций на гортани – и он не намеревался создавать культ из секса.
Он просто хотел помочь тем, кого презирали за то, что они – живые. И не подозревал, что открыл золотую жилу.
К сожалению, нет такого закона, который способен вынудить человека быть хорошим. Можно привязать отца к матери и к ребенку, но это не значит, что он не станет пропивать все деньги.
Нельзя заставить женщину родить и стать хорошей матерью.
Нельзя принудить мужчину и женщину любить друг друга.
И уж точно никто не взрослеет раньше времени.
Смекалка никогда не заменит опыт, который, в конце концов, подсказывает нам, что любовь к одному-единственному избраннику, верность, ущемление своих желаний – это все огромное счастье, которое стоит того, чтобы кастрировать собственный эгоизм.
Но это все приходит потом, с возрастом, с опытом. И не к каждому.
В молодости надо как можно больше гулять, веселиться, думать о праздном, вести глупые беседы и прожигать жизнь.
Саше и Никите не повезло. Они встретились тогда, когда жизнь сама по себе важнее определенного человека. Они чувствовали себя приговоренными друг к другу – и это было печально.
– Надо расставаться, – говорила Саша. – Но когда я думаю об этом, хочется повеситься! И ты знаешь, мы как-то плохо друг на друга влияем. У нас ничего не получается. У Никиты машины не продаются. Намертво встали. Я туплю с дипломом. Ни одной мысли в голове!
Они начали ругаться. У них появилась цель – сделать совместную жизнь невыносимой.
– Ты почему не отвечал на мои звонки?! – орала Саша на пороге квартиры.
– Потому что не слышал! – не оставался в долгу Никита.
– Ничего, что я стою три часа под дверью?!
– Да какого черта ты тут стоишь?!
– Я ключи забыла!
– А я тут при чем?! Или ты их нарочно забыла?!
– Да пошел ты на хрен! Я у девочек переночую!
– Раньше не могла догадаться?!
Саша могла бы догадаться, позвонила бы мне с Настей. Но ей хотелось дождаться Никиту и устроить ему скандал.
– Где моя майка?! – бросался Никита на Сашу.
– В коридоре.
– Где?! – Никита выбегал из комнаты с красными глазами.
– Вот! – орала Саша, ткнув пальцем в грязную тряпку, на которой стояли ботинки.
– Ты ох?!
– Я стираю и глажу твои чертовы майки, а ты потом вытираешь ими сок со стола, так почему бы не вытирать ими обувь, если тебе на все наплевать?!
Они уже почти ненавидели друг друга.
– Ты видел крышку от моего контейнера?! – подбоченивалась Саша.
– Какого контейнера?
– От контактных линз!
– Не видел.
– Но ты убирался на кухне! Ты что, ее выкинул?
– А эта… штука на кухне?
– На кухне! Я надевала линзы на кухне, потому что мне надо в институт, а ты занимал ванную!
– Да отвяжись ты от меня! Не брал я твою крышку!
– А кто брал! А?!
– Да купи, бл… себе новый еб… контейнер! – орал Никита и убегал из собственного дома.
– Саша, это никуда не годится… – ужасалась я. – Собирай вещи и уезжай. Вы сожрете друг друга.
– Ну почему у нас ничего не получается? – рыдала Саша. – Почему?!
Я гладила ее по голове.
Мне было очень жаль их обоих, таких несчастных, растерявшихся. В полном отчаянии кто-то из них произнес: «Давай попробуем на время расстаться».
Эта фраза – как обезболивающее.
Саша в бреду перевозила вещи. За несколько дней сильно похудела. У нее временами дрожали руки.
Никита с пугающим остервенением играл в GTA и заказывал пиццу на дом.
– Пойдем погуляем… – ныла я. – Бескудниково прекрасно в весеннем уборе…
– Не хочу я гулять! – раздражался Никита. – Хочу сидеть дома с закрытыми шторами!
– Никитос, ты здесь закиснешь! Пошли! От тебя потом пахнет.
– Ничего, я принюхался…
Я все-таки вытащила его на улицу, и мы на метро поехали в центр. Был такой хороший теплый день, что даже Никита пару раз улыбнулся.
– Все будет хорошо, – говорила я. – Все у нас впереди.
К сожалению, я его обманула. Не нарочно.
Просто наш мир не так уж велик. Мы встречаем не так много людей, которых можем любить.
Например, у меня есть подруга Лариса. И у нее есть подруга. С последней мы каждый день находим похожие черты. Иногда кажется, что мы – один и тот же человек. Мы даже говорим с одинаковыми интонациями. Но если Лариса – почти моя сестра, то с ее подругой мы общаемся только втроем. Нам вдвоем с ней не о чем говорить. То есть я ее люблю, она любит меня – никакой неприязни не существует, но у нас нет ничего общего при всем при том, что мы почти отражаем друг друга.
Весь мир состоит из таких тонкостей.
Люди, которых ты действительно любишь, навсегда оставляют след в твоей душе. Иногда это рана. Она никогда не заживает, как язва желудка у хронических невротиков. Появляются люди-лекарства, которые на время снимают боль, но мы возвращаемся к ней снова.
Сейчас Никите тридцать восемь лет. У него нет девушки. Сейчас с ним живет друг, которого выгнали с работы.
Никита до сих пор торгует машинами. Он богат, купил несколько квартир – он один из неприметных московских мини-миллионеров, которых хочется угостить кофе с булочкой – так скромно они выглядят.
С годами Никита становится все более неприятным, резким. Мы почти не дружим – я лишь иногда позваниваю, когда знакомые спрашивают, нет ли у меня человека, который занимается машинами.
Саша добилась успеха. Ей тридцать четыре, она однажды побывала замужем.
Мы общаемся, но с ней бывает трудно – она трудоголик и эгоцентрик. Требует, чтобы все было так, как хочет она. В противном случае всерьез обижается. Она агрессивно водит машину и срывается на официантов. Но, кроме того, у нее множество достоинств. Я их ценю, однако держусь немного в стороне – в гневе Саша опасна.
Иногда у нее завязываются романы, все какие-то бестолковые – Саша требует от мужчин невозможного.
За это время Саша и Никита встретились всего один раз, когда из Мадрида приезжала наша подруга Марина. Они поздоровались, поговорили о новой модели «Ауди» и разошлись.
Если бы они встретились в двадцать шесть лет
Никита был моим летним другом.
Мы ездили на озеро, купались, катались на водных лыжах, жарили шашлыки, он вскользь ревновал меня к своему приятелю Юре, потом – к Диме и к Сереже, а я не без желчи подшучивала над его девушками, так как считала себя главной женщиной его жизни.
Он был мой, потому что мы дружили. И каким-то непостижимым образом принимали друг друга такими, какими были. Я почти не издевалась над его забавными предрассудками («Пежо» – женская машина), а он не замечал, что у меня расширяются зрачки, если кто-то упоминает «Фабрику звезд».
С Сашей я тогда почти не общалась. Мы нередко встречались в компаниях, но не совпадали темпераментами – я была шумной, любила себя показать, и Саша казалась мне чрезмерно сдержанной, пристойной.
Я была очень глупой и легкомысленной – ничего не принимала всерьез, не заглядывала в души людей, не смотрела в будущее.
Мне нравились такие же беспокойные психопаты, неуравновешенные типы с запоминающимися маниями.
Вроде моего друга Паши, который всегда приезжал на встречу раньше на полчаса и звонил каждые пять секунд – кричал, что его унижает ожидание, что его не ценят и втаптывают в грязь.
Однажды между нами возникло напряжение. У меня была общая с Сашей подруга Лена, которой я наговорила лишнего. Мы поссорились, помирились, но что-то так и осталось невысказанным. На одной вечеринке я, пьяненькая, зачем-то обратилась к Саше:
– Хочу сказать Ленке, что очень ее люблю! Она, конечно, не права, но я все равно ее люблю! Пусть знает!
– Не думаю, что сейчас подходящее время, – ответила Саша.
Она догадывалась, что признания в любви обернутся упреками: «Я-то тебя люблю, но вот ты была не права, ну, признайся!» Это был день рождения Лены. И Саша не напрасно опасалась, что я могу его испортить.
Я согласилась, но уже через пять минут объяснялась с Леной. Все кончилось хорошо.
– А почему это время неподходящее? – вернувшись к Саше, спросила я. – Я пьяная, откровенная – когда, если не сейчас?!
Саша молчала. Она не могла рассказать, почему не любит выяснять отношения – это казалось ей неприличным, она не любила склоки, не умела настаивать на своем, если человек не различает добро и зло.
Мы неспособны были понять друг друга. Меня не пугали ссоры – я воспринимала их как выход эмоций, а Саша всегда сложно и долго переживала конфликты. Для нее была целая история примириться.
– Чего ты от меня хочешь? – спросила она тогда.
– Я просто не понимаю, зачем надо мне навязывать… – разошлась я.
После чего Саша встала и ушла. Я была в бешенстве.
Никита и Саша пока ни разу не встретились. Никита был мой друг, но с нашей компанией он не ужился.
Потом он женился, и все изменилось.
Дело в том, что женился он по расчету.
Ирочка появилась в первый день бабьего лета. Мы в последний раз поехали на озеро большой компанией, и когда Никита за мной заехал, на переднем сиденье, на моем месте, сидела она.
Бледная, хрупкая блондинка с пепельными волосами.
– Это что за чучело? – спросила я, едва мы вышли из машины.
Никита пожал плечами.
Ирочка оказалась божьим наказанием. Я никогда не встречала людей, которые бы так вопиюще не умели поддерживать беседу. Ее речь состояла из бесконечных «Ну вот…», «как бы» и «значит». Она уходила в длинные и путаные, как Уголовный кодекс, детали. Ира начинала из такого далека, ехала со скоростью пять километров в час, что уже через минут десять все ощущали себя в пробке жарким субботним днем.
– Ир, а если обойтись без подробностей, в чем было дело? – рявкнула я, решив, что такой вот унылый монолог – неуважение к собеседникам.
Ира мне это потом припомнила.
Никита познакомился с ней на стоянке – они жили рядом.