– У меня так с Bitter Sweet Symphony группы The Verve.
Северин толком не слушал ее, а раскинул руки в стороны, будто заключал в рамку изгиб реки, как произведение искусства в музее.
– Вот что я вижу, слушая «Пасторальную симфонию». Каждый раз.
– Ты всегда видишь изгиб реки?
Он решительно покачал головой.
– Нет, я вижу конкретно этот изгиб реки, это место. Эти старые деревья, эти разросшиеся кусты, эту деревянную скамейку, эту заброшенную ферму позади – все именно так. И это при том, что я никогда здесь раньше не бывал.
– Ты меня разыгрываешь, да? – Однако по его лицу Кати видела, что это не так.
– Я не поверил собственным глазам, когда вдруг оказался здесь.
– А я испортила тебе картину. Вот почему ты закричал. Извини, но я же не могла этого знать.
И вновь он мотнул головой, на этот раз еще резче. Затем Северин повернулся к Кати, заглянул ей в глаза и внезапно полностью успокоился.
– «Пасторальная симфония» – единственное музыкальное произведение, от образа которого у меня складывалось впечатление, что для его совершенства не хватает чего-то важного. Не просто какого-то элемента, а центрального.
– Ты нашел его?
– Да. – Голос Северина стал очень ласковым.
– И что же это? – Мягко журчащая вода, деревья и кусты – все вокруг неожиданно показалось Кати нереальным.
– Ты! – просиял Северин. – С тобой картина вдруг стала идеальной.
У Кати раскрылся рот.
– Я? Но… что это значит?
– Судьба нарисовала в мире стрелку, указывающую на тебя. Большую стрелку, мигающую всеми цветами. Я только не знаю почему. – Кати уже собиралась что-то ответить, но Северин ее опередил: – Знаю, ты не веришь в судьбу. Но как могло случиться, что через день я столкнулся с тобой в городе? Как могло случиться, что я снова впервые настроил пианино в твоем родном городке? Или что в том доме кто-то знал дорогу к тебе? – Северин подошел к сверкающему руслу реки. – Может быть, ты тот человек, который укажет мне путь в будущее, а может, это я должен помочь тебе найти дорогу. Я не знаю, ведь я никогда не испытывал ничего подобного. – Его голос зазвучал тонко, как лист бумаги. – Надеюсь, теперь ты не считаешь меня совсем уж сумасшедшим.
– Мы только что ходили в супермаркет с самым прожорливым в мире лосем, так что, по-моему, понятие «сумасшедший» осталось далеко позади. – Кати опустилась на колени и погрузила руки в сверкающую воду. От холода ей сразу стало лучше. – Но да, это звучит как сумасшествие. Полное сумасшествие. – Она вытащила руки и встряхнула их, чтобы высушить. – Если я действительно твоя судьба, то мне очень жаль. Потому что судьба иногда бывает бременем.
– Но ведь не обязательно! Она может быть и полной противоположностью.
Кати прикусила верхнюю губу.
– Думаю, теперь тебе стоит пойти со мной. – Она отвязала Харальда, который совсем не желал, чтобы его отвязывали, и не двигался с места. – Пошли, для тебя будет попкорн. Вкусный. Ну, наверное.
Харальд лениво зашевелился и издал один из своих звонких ревов. Благодаря длинным ногам казалось, что старый лось вышагивает на высоких каблуках. Кати протянула Северину раскрытую ладонь.
– Дай мне плеер. По дороге еще раз послушаю реку Бетховена.
На потрескавшемся асфальте перед кинотеатром выросли сорняки, преимущественно мать-и-мачеха и одуванчики. Над входной дверью, запертой на тяжелую цепь, висела большая покосившаяся вывеска с желтой подсветкой: «Кинотеатр Вальдштайн». В больших стеклянных рамах виднелись пожелтевшие киноафиши. Пауки уже оплели их паутиной, словно террариумы. Тем не менее вид выкрашенного в небесно-голубой цвет двухэтажного здания вызывал желание зайти. Даже в таком запущенном состоянии сохранились остатки магии, которую когда-то излучало это ностальгическое место, полное движущихся изображений.
– Просто следуй за Харальдом, – сказала Кати. – Он хорошо знает дорогу.
Животное остановилось перед боковым входом, огражденным еще одной цепью, и подтолкнуло его мордой, словно пыталось постучаться. Кати отперла навесной замок и скрипучую дверь. Внутри она щелкнула выключателем, и над ними зажглось неоновое освещение.
– Подростком мой отец бесплатно проводил сюда мою мать. Наверняка это был отличный способ произвести впечатление на девушку.
Она открыла неприметную дверь, по другую сторону которой находилось помещение, вовсе не выглядевшее неприметным, золото и красный бархат на стенах делали его скорее похожим на сказочный замок. Четыре большие хрустальные люстры ожили, освещая высокие столы, барные стулья и огромный прилавок с кассовым аппаратом. Все покрывал прозрачный пластиковый брезент. На них и на паркетном полу в елочку, словно свежевыпавший снег, скопилась пыль.
Кати расчехлила прилавок, взяла с полки стеллажа крупное бумажное ведро и высыпала в него пакет соленого попкорна для Харальда. Старый лось тем временем вертелся на месте в предвкушении.
– Он может храниться годами, – объяснила Кати, ставя угощение перед их четвероногим спутником.
– Поразительно, что здесь до сих пор есть электричество, – пробормотал Северин, оставляя на полу следы шагов.
– Из-за охранной системы. После того как нас взломали, мама распорядилась ее установить. Чтобы тут все не разнесли вандалы, пока не найдется покупатель.
– Значит, теперь это твой кинотеатр?
– Хотя у меня и нет такого ощущения. Это кинотеатр моего отца. И всегда им будет. – Кати оглянулась на Северина, устремившись к единственному кинозалу. – Это здание было для него всем. Его жизнью. Его судьбой. Он твердо в это верил. – Она толкнула распашную двустворчатую дверь. – Добро пожаловать туда, где мои родители впервые поцеловались, пока Ретт Батлер и Скарлетт О’Хара тоже страстно целовались на большом экране. – Кати указала на два места в последнем ряду. – Это случилось прямо там. Информация, о которой я на самом деле не просила!
Зал оказался еще более роскошным, чем фойе: сиденья с толстой обивкой, перед каждым из них – маленькая полированная деревянная полочка, куда ставили напитки и закуски, которые раньше разносил персонал. Стены были обиты жатым бархатом с бесчисленными лампочками, напоминающими звезды, а пол покрыт толстым ковром, поглощающим каждый звук шагов.
– Думаю, это замечательная судьба – быть владельцем такого прекрасного кинотеатра. – Северин сел в одно из кресел. – И встретить здесь же будущую жену.
– Да, казалось бы… – Кати проводила кончиками пальцев по обивке спинок сидений, приближаясь к экрану. – Папа был здесь универсальным работником: киномехаником, техником, уборщиком, билетером, продавцом мороженого с лотком. Лишь иногда на больших премьерах ему помогал Мартин. Было даже два-три случая, когда сюда приезжали настоящие звезды, и папа тогда очень гордился… а я гордилась им. – Кати потерла лоб, как будто у нее поднялась температура. – Мне так тут нравилось.
Харальд съел попкорн и теперь, все еще голодный, ходил по залу, опустив морду в поисках упавшего на пол лакомства. Ноздри лося раздувались от предвкушения.
Кати застыла.
– Однажды в городе построили большой современный кинотеатр с двенадцатью залами. С новейшими световыми и звуковыми технологиями и двумя ресторанами с трендовой едой.
– Звучит не очень.
– Потом выросли цены на электричество и газ. Отцу следовало бы остановиться, но он не мог, ведь кинотеатр был его судьбой. Построенный его отцом и унаследованный им. Это было его место в мире. Однако в тот момент слово «судьба» перестало вписываться в происходящее, она превратилась в проклятие. Папа, который всегда любил выпить, начал пить еще больше, чтобы смыть переживания. В какой-то момент он уже не мог это скрывать, и зрителей стало еще меньше.
– Наверняка вам с мамой от этого тоже приходилось несладко.
– Мы очень хорошо научились обманывать самих себя.
Кати давно не появлялась в этом зале. Казалось, что в каждом кресле сидят ее родители. Только что влюбившимися подростками, на свадьбе во фраке и в платье с рюшами, после рождения Кати с ребенком на руках… и в более зрелые годы, когда блеск в их глазах все чаще уступал место унынию. Все они смотрели на Кати.
– Хотел бы я встретиться с твоим отцом в старые добрые времена и посмотреть здесь кино.
Кати указала на экран.
– А не хочешь посмотреть последний фильм, который здесь показывали?
– Проектор до сих пор работает?
– Вообще-то должен. Эта штука практически неубиваемая.
Она вернулась в фойе и через потайную дверь поднялась в кинопроекционную комнату, где в воздухе все еще висел запах тяжелого парфюма ее отца… и дешевой выпивки. Кати не смогла бы словами описать, как запускается проектор, но ее руки ничего не забыли. Жужжание при вращении катушки с фильмом, мерцание света на большом экране, который она видела сквозь маленькое окошко, всего этого ей ужасно не хватало.
Когда она вернулась в кинозал и села рядом с Северином, начались титры фильма «Эта замечательная жизнь». Мягкие сиденья были такими же удобными, как она запомнила. Создавалось ощущение, что они обнимают тебя, что ты в безопасности, независимо от происходящего на экране.
– В какой-то момент я поняла, что дальше так продолжаться не может, – вновь заговорила Кати. – Отец назначил последний киносеанс на второй рождественский выходной. Развесил по всему городу большие афиши о том, что это будет прощальный показ. Зима тогда выдалась очень морозной, просто ледяной, так что, когда Мартин стоял у кинотеатра с Харальдом, который в то время был намного моложе, это выглядело великолепно.
Словно сообразив, что его обсуждают, лось на мгновение поднял голову, но затем продолжил поиски забытого попкорна между рядами.
– Грандиозный финал! – произнесла Кати. – Чудесная возможность для всех попрощаться с кинотеатром, где они провели столько замечательных часов. Папа надел черные костюмные брюки, свежевыглаженную белую рубашку с запонками, золотые подтяжки и красный галстук-бабочку, как на больших премьерах. – Кати увидела отца перед собой и улыбнулась ему. – Хороший выбор фильма, правда? – спросила она у Северина.