Письма на вощеной бумаге — страница 14 из 34

– Мне всегда нравилась «Эта замечательная жизнь». Как и все фильмы с Джеймсом Стюартом.

– Моему папе тоже. – Кати опустила голову. – Но тогда… никто не пришел.

– Никто?

– Может быть, десяток человек. И все. Это разбило отцу сердце. Поэтому он сделал то, что делал всегда, когда что-то причиняло ему боль: напился. Вышел на улицу с тремя бутылками водки и сел на землю, прислонившись спиной к стене своего кинотеатра. А потом пил и пил, пока не уснул. Он не надел ни куртку, ни шарф, ни перчатки. – Кати замолчала, опустив взгляд на руки, которые она заламывала, словно разминала неподатливое тесто. Сделав глубокий вдох, заговорила вновь: – Первая катушка закончилась, и появился ослепительно-белый экран. Сначала мы ничего не заподозрили, потому что такое часто случалось с отцом в последние месяцы. Мы просто сидели и ждали. Но даже спустя несколько минут ничего не произошло. Тогда мама отправила меня в кинопроекционную. Ей стало ужасно неловко перед другими зрителями, несмотря на то что их было очень мало. В те времена она всегда стеснялась папу, поэтому они жили двумя разными жизнями. Он – в кино, она – дома. Когда он приходил домой, она уже спала. Когда он вставал, она уже уходила на работу. Их брак был уже не любовным романом, а союзом судьбы. – Кати оглянулась через плечо на маленькое окошко, за которым располагался проектор. – Я быстро поставила следующую катушку и отправилась на поиски отца. В фойе, в туалетах, в кладовке, в кабинете – ни следа.

В мгновение ока Кати увидела перед собой кабинет. Маленькая комнатка без окон, заваленная всякой всячиной. Рекламные флаеры фильмов, ручки, подставки под пивные кружки, старые винтики и гвозди, обрывки обоев и ковролина. Здесь же отец собирал для нее оберточную бумагу из-под бутербродов. В большом деревянном ящике, в котором раньше хранилось вино, созревавшее на южном море. На нем крупными буквами значилось имя Кати. Ящик был похож на сокровищницу, которую ей в какой-то момент разрешили открыть.

– Я вышла и проверила снаружи кинотеатра, но и там его не обнаружила. А когда уже собиралась вернуться обратно, заметила следы на снегу, которые вели за угол кинотеатра…

– Ты не обязана рассказывать дальше.

– Он свернулся калачиком на полу, сжимая обеими руками пустую бутылку, как любимого ребенка. Когда я дотронулась до его головы, он оказался уже совсем холодным. – Она медленно погладила бархат сиденья около себя, расправила все тонкие ворсинки в одном направлении так, чтобы они заблестели. – Но была ли это его судьба? Нет. Это была череда неверных решений. Судьба – это то, что нельзя изменить. Наши гены – вот что такое судьба, а еще страна и место, где мы родились, наша семья. Мы рождаемся со всем этим. Кроме этого, есть только одна неизбежная судьба, и это смерть. – Кати подняла глаза на экран. – Я так и не досмотрела его до конца. Когда его показывают по телевизору, я смотрю только до момента, на котором заканчивается первая катушка. Потому что до него папа был еще жив.

В эти драгоценные минуты она почувствовала себя ближе к отцу, чем когда-либо прежде.

Северин взял ее ладонь и нежно сжал.

– Ты должна написать отцу письмо.

Кати потерла глаза.

– Так же, как и маме, во всяком случае, так считает Мартин. Но разве есть какой-то толк в письмах, которые никогда не дойдут до адресата?

– Некоторые письма не обязательно отправлять, но все равно нужно написать.

На это она ничего не ответила.

– Через минуту докрутится первая катушка.

– Мне хотелось бы узнать, чем закончится кино.

– Ты ведь недавно сказал, что, по-твоему, это отличный фильм. Так не говорят, если не видели финал.

– Я тогда… неправильно выразился.

Кати встала.

– Лгун из тебя ужасный.

– Может быть, сегодня подходящий день, чтобы досмотреть этот фильм, – мягко предложил Северин. – Я буду рядом.

– Нет. Харальду срочно нужно домой. Иначе он получит взбучку от Беттины. – Она подошла к лосю.

– Из тебя тоже вышла ужасная лгунья, – отметил Северин.

Кати повернулась к нему с серьезным выражением лица, в глазах читались печаль и вся боль, которую она долгие годы носила в себе и отказывалась выпускать.

– Я не желаю ничего слышать о судьбе. И уж точно не желаю быть чьей-то судьбой.

Глава 4. Дворец взят штурмом


Некоторые люди не замечают слона в комнате, даже если сами его туда приводят.

Северин входил в их число.

Все еще полностью одетый, он лежал на матрасе и нерешительно признавался себе, что Кати, которая так сильно от него отличалась, завораживала его и что он чувствовал связь с ней, даже более того – влечение к ней.

Однако для Северина было немыслимо, что кто-нибудь мог заинтересоваться им, не говоря уже о том, чтобы полюбить его. Это объяснялось тем, что он только-только начал жить заново. И в то же время стыдился этого из-за несчастья, которое случилось по его вине и произросло на почве его чрезмерной любви к музыке.

Поскольку думать и чувствовать сразу так много было утомительно, в конце концов он уснул.


Северин порадовался, что первым делом, проснувшись, не увидел перед собой лицо Лукаса. Через наклонный световой люк в комнату проникали теплые солнечные лучи, а в саду слышалось пение птиц. Еще один знак судьбы? Ведь первая часть «Пасторальной симфонии» Бетховена называется «Пробуждение радостных чувств от прибытия в деревню».

Когда Северин вышел на улицу, умывшись и позавтракав, он с удивлением обнаружил на входной двери табличку, гласившую, что музей сегодня внепланово закрыт. Мартина Северин нашел с внешней стороны дома, где он возился с чем-то вместе с Лукасом.

– Всем доброе утро!

– А, наш путешественник к Нордкапу проснулся!

– Почему музей сегодня не работает?

– Так надо. Иногда у меня случается «пресыщение» людьми, и тогда мне требуются тишина и покой. Но это скоро пройдет.

– Благодаря этому у нас наконец-то появилось время начать установку новой экспозиции, которая привлечет больше посетителей, – тоном лектора сообщил ему Лукас. – Даже из других районов.

– Мы установим здесь «зомби-пожар», – пояснил Мартин. – Громкое название наверняка попадет в прессу. Оно обозначает пожары, которые зимой горят под ледяным арктическим покровом, а летом снова вырываются на поверхность.

Северин благодарно кивнул.

– Если у тебя найдется немного времени после, я хотел бы кое о чем спросить.

Вчера вечером они вместе принимали средство, облегчающее засыпание, – финскую водку с укропом, – и перешли на «ты».

Мартин передал крестовую отвертку Лукасу.

– Мальчик все равно справится с этим лучше меня. – Заходя в дом, он указал на Харальда. – Лось сегодня ни на метр не вышел из стойла, хотя я пересадил Шпицберген. Видимо, у бедняги болят мышцы.

Вернувшись в музей, Мартин поставил кофейник.

– Итак, чем я могу тебе помочь?

– Длинную или короткую версию?

– Оптимальную.

– Это длинная.

– Вообще-то, всегда так. Давай лучше сядем в хижине китобоя, там будет комфортней всего.

Северин рассказал Мартину все, начиная со своего появления в излучине реки и заканчивая прошлым вечером.

– И теперь ты хочешь?.. – спросил Мартин.

– Узнать больше о Кати. Чтобы понять, почему судьба послала ее мне.

– Из твоих уст это звучит почти религиозно, а с религией у меня не сложилось. Но я все равно тебе помогу. – Мартин долил кофе Северину, а затем и себе.

– Ты удивляешь меня не меньше, чем Кати.

– Потому что готовлю чертовски вкусный кофе? – Мартин сделал глоток из чашки, над которой поднимался пар.

– Потому что помогаешь мне вот так. Проходимцу, о прошлом которого ничего не знаешь.

– Ну, во-первых, ты предпочитаешь вариант «скиталец». А во-вторых, ты не проходимец. Бывший муж Кати – вот кто проходимец. В Арктике мы судим о людях не по тому, что они делали раньше, а по тому, что делают сейчас.

Северин улыбнулся – из-за теплых слов Мартина и из-за того, что тот в очередной раз умудрился упомянуть Арктику.

– И, в-третьих, у меня есть отличная идея, как тебе узнать больше о Кати. Ее отец снимал ролики на восьмимиллиметровую кинопленку, чтобы запечатлеть ее детство. Сейчас все они оцифрованы. Можешь посмотреть их в соседней комнате на большом мониторе, который висит над погребальной ладьей викингов. Думаю, там можно увидеть все, что характеризует Кати. Говорят, что люди меняются, но, если тебя интересует мое мнение, душа всегда остается прежней. Просто вокруг нее образуется все больше и больше мозолей.

– Аппетитные сравнения – не твой конек, верно?

Мартин пожал плечами, встал и прошел в соседнюю комнату, а следом за ним и Северин.

– Я сделал небольшую склейку записей. – Хозяин музея достал из шкафа DVD и вставил его в проигрыватель.

На экране вспыхнули слова «Кати – молодая императрица»[6], после чего – сначала в виде маленького сердечка, которое становилось все крупнее, – появилось первое видео. Кати, одетая в капитанскую фуражку, сидела на качелях в форме небольшой лодки. К ней по траве полз мужчина, вероятно, ее отец, так держа плюшевого дельфина, что создавалось впечатление, будто он плывет к Кати. Наконец морское млекопитающее напало на нее, Кати громко закричала, а потом рассмеялась и уже не могла остановиться. На экране появилось слово «Челюсти». Следующая сцена показала Кати в темной комнате, подозрительно похожей на подвал из-за белой стиральной машины. Они с отцом сражались на мечах – мечами служили две втулки из-под бумажных полотенец, покрытые неоновой краской из баллончиков. Звездные войны. Кати в плаще и шляпе рядом с игрушечным самолетом, который выглядел как настоящий, потому что его держали очень близко к камере. Касабланка. Вот она удирает от полчища надувных динозавров на лосе. (Неужели это молодой Харальд? «Нет, – ответил Мартин. – Лоси живут примерно двадцать лет, а это предшественник Харальда – Эрик Рыжий».)