Северин посмотрел на Мари, которая сейчас причесывала Беттину маленькой розовой расческой.
– Есть ли у меня вообще шанс наладить отношения с ней после того, что я?..
– Она не помнит, что ты сделал. Я не рассказывала ей об этом, и пусть так и остается. Мы договорились?
Аня плотно сжала веки, но слезы все равно вырвались наружу. И из горла послышались рыдания, которые она до сих пор сдерживала.
Тут подбежала Мари, а за ней и Беттина.
– Мама, ты плачешь?
– Нет, зайка. – Аня отвернулась от нее. – Я смеюсь.
– Тогда я тоже буду смеяться. – Мари начала смеяться и танцевать. Беттина взволнованно крутилась вокруг нее. – А папа теперь вернется к нам?
– Нет, Мари, – ответила Аня, не оборачиваясь к ней.
– Он может жить в гараже. Тогда ему не будет слышно, как ты его ругаешь.
Аня пробуравила Северина полным слез взглядом.
– Но с этого момента ты можешь навещать папу, если захочешь.
– Да, – ответил Северин. – Я буду очень рад. Ты можешь приезжать ко мне сюда, когда пожелаешь.
– А олененок тоже будет тут?
– Это северный олень, – поправила Аня и не сдержала легкую улыбку. – Но да, папа позаботится о том, чтобы ты могла гладить его, когда тебе захочется.
– Так и сделаем, – отозвался Северин.
– Папа будет всегда заботиться о тебе, потому что он тебя очень любит и ты для него очень дорога.
Северин опустился на колени и посмотрел на Мари.
– Обязательно буду. Обещаю.
Мари встала перед ним, уперев руки в бока.
– Почему тогда ты не вернешься домой к нам с мамой?
– Потому что теперь у меня есть новый дом. А поскольку ты моя дочь, то это и твой дом тоже.
Мари вопросительно посмотрела на маму.
– Значит, у меня теперь два дома?
Аня кивнула.
Мари медленно подошла к Северину и нерешительно протянула руку.
– Честное индейское?
– Честное индейское, – заверил ее Северин и осторожно пожал руку дочери. – Я ничего из этого не заслужил.
Мари посмотрела на него, нахмурившись.
– Я пошла снова обниматься с олененком! – Она с визгом побежала к Беттине, а затем направилась в сторону музея вместе с оленем.
Северин и Аня смотрели ей вслед.
– Я знаю, что никаких извинений недостаточно, чтобы исправить то, что я натворил. И никакие объяснения не помогут это объяснить.
– Тогда и не надо.
Северин шагнул ей навстречу. Аня отвернулась от него, но не могла не почувствовать его печаль, как человек ощущает тепло печки.
– Я хочу сказать тебе кое-что еще. От всего сердца. Спасибо, что ты приехала. Спасибо, что позволила мне увидеть Мари. Спасибо, что ничего ей не рассказала. Когда-нибудь я признаюсь ей во всем, чтобы она знала, что за человек ее отец.
Аня запрокинула голову.
– Если ты будешь заботиться о ней с этого момента, хорошо о ней заботиться, оберегать ее изо всех сил, то она уже будет знать, что за человек ее отец, когда ты однажды все ей расскажешь.
Мари прыгала вокруг Беттины, которая тоже начала слегка подпрыгивать.
– Она замечательная, – произнес Северин. – И такая жизнерадостная. Как же ей повезло иметь такую маму, как ты.
Он говорил это искренне и не для того, чтобы задобрить. Но иногда ты говоришь правильные вещи, а они все равно звучат неправильно.
Аня поджала губы.
– Я никогда не смогу тебя простить.
Северин кивнул.
– Я тоже не смогу себя простить.
После того как Аня и Мари ушли, Северин на дрожащих ногах поднялся на переоборудованный чердак, где в кладовке лежал его матрас, и запер дверь: крутил ключ, пока тот не перестал поворачиваться в замке.
Через полчаса в музее появилась Кати. До сих пор она практиковалась в искусстве одиночества на окрестных улицах, однако в конце концов решила, что с нее хватит. Кати не хотела беспокоить Северина, но хотела выяснить, почему он заперся. Так что она спросила Мартина, который не знал причины. Зато знал Лукас. Мальчик пересказал Кати фрагменты разговора, которые долетели до него, пока он проверял крепление юрты, как того требовало расписание.
Северин ничего этого не заметил, хотя его голова лежала на подушке всего в нескольких метрах от них. Он размышлял о том, не стоит ли ему тоже написать письма. Одно – Ане, другое – Мари, которое она сможет открыть позже, когда ей исполнится восемнадцать или двадцать один. Письмо – это разговор, в котором скорость определяет читатель. Поэтому при желании оно могло быть самой медленной формой разговора. Или самой быстрой. Можно перечитывать каждое предложение по несколько раз, рассматривать его со всех сторон и не спеша искать то, что скрыто между строк. Можно не торопиться с ответом, никто не требует мгновенной реакции. Можно подобрать слова настолько тщательно, что они наполнят получателя счастьем и заставят чувствовать воображаемые объятия всякий раз, когда он будет их читать. Конечно, то же время можно использовать и для того, чтобы придумать самые изощренные оскорбления для адресата. Письма, как и все вещи, обладающие истинной силой, способны приносить как пользу, так и вред.
Северин смотрел в потолок, словно на чистый лист. Возможно, Кати даст ему пару листов своей бумаги для бутербродов. Похоже, эта бумага обладает особой магией.
Магия бы ему пригодилась.
Когда он снова спустился по крутым ступеням, уже вечерело, и небо, под которым находился Арктический музей, выглядело так, будто его нарисовали охристо-желтыми и розовыми мазками. Мартин поставил небольшой столик перед входной дверью и сидел на складном стуле рядом с ним. В одной руке он держал рюмку укропной водки, а в другой – сигару.
– Садись со мной, – сказал он Северину, когда тот вышел. – Ты знаешь, где стулья.
Северин принес один из них из небольшого сарая, пристроенного к дому. Когда он вернулся, Мартин уже наполнил второй стакан водкой.
– Raja se on raittiudellakin! – Хозяин музея поднял свой стакан и чокнулся с Северином. – Это по-фински. В переводе означает: «Даже у умеренности есть свои пределы».
– А у них есть чувство юмора, у этих финнов.
– И я так говорю!
У Мартина загудел мобильный телефон. Загудел, потому что он установил на звонок сигнал норвежского почтового судна, курсирующего между Бергеном и Киркенесом. Мартин принял звонок и через несколько секунд произнес:
– Сейчас я тебе его дам. – Он протянул мобильный телефон Северину. – Это тебя.
Тот в недоумении поднял брови, однако поднес трубку к уху.
– Алло?
– Это я. – Звонила Кати. – Мы можем поговорить?
– Конечно, подожди. – Он прикрыл ладонью микрофон. – Я сейчас вернусь.
Мартин с наслаждением затянулся сигарой.
– Не торопись. В Арктике спешка может стать фатальной.
Сжимая в руке мобильник, Северин отошел от дома. Вдалеке виднелась река, и он направился к ней.
– Итак, теперь мы можем поговорить.
– Я приходила в музей сегодня днем и хотела сказать тебе, что снова послушаю «Пасторальную симфонию». Очень сосредоточенно.
– Отличная идея!
– Но теперь я этого делать не буду.
– Я не понимаю…
Осень на глазах у Северина срывала листья с веток и сучьев деревьев. Цветы она уже запугала до такой степени, что те скрылись в земле. С каждым днем становилось все холоднее, и журавли уже встречались довольно редко.
– Мне стало ясно, – продолжила Кати ледяным тоном, – что я совсем тебя не знаю и ты не тот человек, за которого я тебя принимала.
– Я все еще не понимаю. Может, нам лучше встретиться? Так будет удобнее поговорить. Я могу прийти к тебе прямо сейчас.
Кати тяжело вздохнула.
– Я подумывала написать тебе письмо. Но ты его не стоишь. Даже машинописного.
Рука Северина стиснула корпус телефона.
– Буквально только что все ведь…
– Ты бросил жену и дочь! Я не хочу иметь ничего общего с человеком, который так поступает. Такой человек непредсказуем, ты не можешь и не должен вкладывать в него никаких чувств. Ведь он может уйти в любой момент, не сказав ни слова.
– Откуда?..
– Это не имеет ни малейшего значения. Это правда или нет?
Северин нерешительно кивнул. Потом понял, что Кати его не видит.
– Да, правда.
– Мы разговаривали часами! Я открыла тебе свое сердце! А ты ни разу не упомянул о своей семье или о том, что ты ее бросил. После такого я не смогу верить ничему, что ты говоришь, не смогу больше тебе доверять.
Северин дошел до реки, берег которой в этом месте укрепили бетоном. Этот изгиб не был пасторальным, он не напоминал ни одну знакомую ему мелодию.
– Все, что я чувствую к тебе, реально! – Северин подчеркивал каждое слово в этом предложении, потому что для него это было очень важно. – Все, что я тебе говорил, – правда.
На другом конце воцарилась тишина. Затем снова раздался голос Кати.
– Этого недостаточно. Моя мама хранила от меня секреты, мой бывший муж хранил от меня секреты, я больше не хочу, чтобы в моей жизни был кто-то с секретами. Это никогда не приводит ни к чему хорошему.
– Я даже с самим собой не мог обо всем поговорить! Но сейчас я готов.
Повисла долгая пауза, во время которой Северину казалось, будто он слышит биение сердца Кати. Но это просто билось его собственное, стук которого эхом отдавался в ушах.
– Сейчас уже слишком поздно. – Она повесила трубку.
Глава 6. Когда судьба целует
Традиции – один из столпов, на которых держится наш мир. Тем не менее сегодня утром Кати нарушила две из них, не позавтракав плотно и не заехав в «Женскую парикмахерскую „Роза“» за сумкой для стрижки волос, которую обычно брала с собой на Мюнстерплац по субботам. Сегодня ее не существовало для внешнего мира.
От окна ее спальни донесся клацающий звук. Упала ветка с дерева?
Прошло несколько секунд, затем раздалось еще одно клацанье. Может быть, птица?
Кати повернула голову к окну и увидела, как в него стукнулся камень. Она крепко вжалась лбом в матрас и накрыла затылок подушкой, чтобы ничего не слышать. Впрочем, бесполезно. Камни продолжали лететь. Тот, кто их бросал, наверняка старался каждый раз попасть в стекло, но вместо этого они били еще и по черепице, водосточным трубам и стене дома.