Поэтому, когда я отправлюсь в свое путешествие, ты всегда будешь со мной.
Спасибо тебе за то, что был моим теневым отцом.
И за то, что я могла быть твоей теневой дочерью.
Кати сделала глубокий вдох.
– Нет, только не эти слова, – выпалил Мартин. – Не сейчас, Кати, умоляю тебя! Нам так много нужно обсудить!
Всего хорошего!
Мартин вскочил с кровати, обнял Кати, сминая письмо между ними. Кати никогда раньше не видела, чтобы ее дядя, ее отец, плакал. Казалось, он приберег все слезы за последние десятилетия для этого момента. Кати тоже больше не могла сдерживать слезы. Они выплакались друг другу, не ослабив крепких объятий ни на секунду.
Никогда еще плач не приносил Кати столько облегчения.
Когда все слезы вылились, Кати поцеловала отца в щеку и вышла из комнаты, не проронив больше ни слова.
В саду у музея Кати вдруг услышала позади себя быстро приближающиеся шаги.
– Я не хочу сейчас разговаривать, – заявила она. – Мне нужно время.
По тому, с каким ритмом ботинки ступали по земле, Кати поняла, что это Северин. Даже во время ходьбы он следил за правильным ритмом, как будто где-то играла неслышная музыка.
– Мне нравится этот легкий, теплый ночной ветерок. Как будто он остался от летнего дня.
– Я не хочу разговаривать, – повторила Кати. – Даже с тобой.
– Нам не обязательно разговаривать. Можем помолчать вместе. Молчание – это как разговор: с правильным человеком доставляет гораздо больше удовольствия.
Кати обеими руками потерла веки.
– Я устала и вымоталась. И просто хочу лечь спать. – Она слегка сбилась с шага. – К тому же я просила тебя дать мне время.
Мир покачнулся, как слишком маленькая лодка в слишком большом море.
– Пойдем, посидим немного в юрте, – сказал Северин, поддержав ее.
Внутри все еще пахло костром, который разжигали во второй половине дня для старшей секции гимнастического клуба.
Кати удалось сделать всего несколько шагов, прежде чем ей пришлось опуститься на меха.
– Ты в порядке? – Северин сел достаточно близко, чтобы обхватить ее рукой для поддержки.
– Нет, ничего не в порядке. Но так было и вчера, и позавчера, и вообще всегда. Наверное, лучше, что теперь я хотя бы знаю, что именно не так. – Дрожь пробежала от ее макушки вниз по шее и спустилась по плечам до самых ступней.
– Полежи немного, – посоветовал Северин. – Через отверстие наверху видно пару-тройку звезд. То есть если облака ненадолго отступят.
Кати откинулась спиной на шкуры и ощутила сквозь них твердость почвы, земли, мира. Какое-то время она просто лежала и пыталась успокоить сердцебиение, дыша медленнее. Но ничего не вышло.
Кати почувствовала, как Северин лег рядом с ней. При этом он издал такой же звук, как Харальд, когда его наконец-то пускали на сено после долгого, изнурительного дня. Северин обнял ее, положив ладонь ей на плечо. Как приятно.
Время шло, и немногочисленные звезды медленно перемещались по маленькому круглому кусочку неба, который было видно Кати.
– Как у тебя вообще дела? – спросила она, когда мир наконец перестал качаться и к ней вернулось желание общаться. – Тебе удалось снова поговорить с женой и дочерью?
– На самом деле это я хотел тебя поддержать, – тихо ответил он.
– Сейчас лучший способ сделать это – позволить мне поддержать тебя.
– Так нечестно.
– Если ты хочешь пожаловаться жизни на несправедливость, становись в очередь. Но предупреждаю, очередь чертовски длинная.
Когда Северин не ответил, Кати подтолкнула его локтем.
Это как будто ослабило узел. Все слова наконец-то излились из Северина. Не просто короткая версия, как когда Кати делала ему прическу, а вся история целиком. Некоторые слова вылетали быстро и торопливо, другие, казалось, не доверяли сами себе, нуждались в передышках и паузах и смогли выйти в мир только очень-очень тихо. Потом молчание, объятия и время, предоставленное друг другу.
В какой-то момент Северин снова заговорил.
– Возвращаясь к твоему главному вопросу, – он не сдержал улыбку, потому что вопрос прозвучал очень давно, – я говорил с ними по телефону. Ну, не совсем с Аней, она просто передала трубку Мари. Аня никогда меня не простит, и я это понимаю. Зато Мари рассказала мне обо всей своей коллекции Барби. Со всеми их аксессуарами.
– Как захватывающе.
– Да, давай, смейся.
Кати почувствовала, как Северин ухмыляется. Ей нравилось это ощущение.
– Но каждая Барби была для меня как подарок, – продолжил Северин. – Мари могла бы болтать часами. Ладно, может, не совсем часами. Но то, что она рассказывала мне о своих игрушках… это так поразительно нормально, понимаешь? То, что она решила, что может рассказать мне – или даже должна рассказать, – потому что отец просто обязан знать о разных Барби, это было…
– Я понимаю. – Она нежно погладила его по руке.
– Ты тоже можешь рассказать мне о своих Барби. Я теперь специалист в этой области.
Кати невольно рассмеялась:
– Отстань! Вместо этого можем обсудить твою любимую тему.
– Музыку?
– Нет, я думала о твоей дурацкой судьбе.
– Это не моя судьба. И она не дурацкая.
– Судьбы не существует. Но может быть – дай мне закончить! – совместимость. Вещи совмещаются, потому что притягиваются друг к другу, как магнитные кусочки головоломки. Ты можешь применить огромную силу, чтобы не дать им сойтись, но тогда получившаяся картинка будет неполноценной. И в какой-то момент перестанет быть цельной. Вот почему некоторые отношения терпят крах – их конец предопределен с самого начала.
Северин взял Кати за руку.
– Чувствуешь, как мы примагничиваемся? – Он дразняще погладил основание ее кисти. – Покалывает, не так ли?
– Да, – ответила Кати и просто не могла не улыбнуться. – Действительно немного покалывает. – Она повернулась к нему. – Спасибо, что ты рядом. – Кати поцеловала его. – Но я тебя еще не простила.
– Я тоже себя не простил…
Кати снова легла на спину и через дыру в потолке посмотрела на космос. Бо́ьшая часть облаков устремилась к городу, но время от времени по небу проносилось какое-нибудь зазевавшееся. У Кати закрывались глаза.
– От темноты я устаю. Почему ты опять улыбаешься?
– Да так.
– Нет! Давай, рассказывай!
– Прозвучит банально.
– Иногда мне нравится легкая банальность. В основном днем по воскресеньям, когда я лежу на диване и смотрю старые фильмы с Хайнцем Эрхардом или Тео Лингеном, но для тебя я сделаю исключение.
– Хорошо. Когда ты заговорила о темноте, у меня в голове всплыла одна фраза.
– Я слушаю.
Она почувствовала, как грудь Северина вздымается, когда он перевел дыхание.
– С тех пор как я познакомился с тобой, мой мир стал намного светлее.
Теперь заулыбалась уже Кати.
– Неужели это сказал Бетховен, когда сочинял «Пасторальную симфонию»?
– Думаю, он не разговаривал, пока ее сочинял, а непрерывно вливал в себя рейнское вино.
– Мне вдруг стал гораздо больше нравиться Бетховен!
Кати схватила Северина за руку и закинула ее себе на живот, как одеяло.
– Холодно. Можешь меня немного согреть?
Северин прильнул к ней, его грудь прижалась к ее спине, его колени уткнулись во впадинки ее коленей, его голени оказались под ее ступнями. Два переплетенных вопросительных знака. Ровное дыхание Северина успокаивало Кати. Снаружи до них доносился мягкий шум ветра, проносящегося по Арктике.
Мартин стоял у окна своей маленькой комнаты и смотрел в сторону юрты.
Слезы то и дело наворачивались на глаза от воспоминания о каком-нибудь очередном жизненном эпизоде, когда ему так хотелось признаться Кати, что он ее отец, и заключить ее в отцовские объятия.
В ее последний день в начальной школе, когда она пела вместе с классом и так грустила, что самый важный на данный момент этап ее жизни подходил к концу. Когда она вдребезги разбила свой мотовелосипед и в кровь разодрала колени. Когда опоздала на самолет, который должен был доставить ее в Исландию.
Возможность утешить собственного ребенка – один из величайших подарков для родителей.
Слезы о каждом упущенном моменте бежали по щекам Мартина.
Тем не менее сегодняшний день стал самым счастливым в его жизни.
Ведь сегодня ему подарили дочь.
Впоследствии все говорили, как им повезло, что в ту ночь не было ветра. Благодаря этому огонь не раздуло дальше, а круто поднимающийся столб дыма был виден издалека.
Северин проснулся не от потрескивания и стрекота огня, а от панического рева Харальда. Когда он открыл глаза, то увидел яркое отражение пламени на полотне юрты. Сначала подумал, что загорелась сама ткань, пока не понял, что отблеск исходит от чего-то позади нее. Но позади находилось только здание музея «Полярный мир Свенссона».
Северин разбудил Кати, и они быстро вышли из юрты. Южная сторона дома была уже полностью объята пламенем. То, что Мартин покрыл внешние стены деревянными досками цвета бычьей крови, сработало как зажигательная смесь.
Стойла находились достаточно далеко, чтобы огонь их затронул. Хотя Харальд и Беттина в панике ревели и пытались убежать, им пришлось остаться внутри.
Северин обшаривал глазами все вокруг в поисках Мартина, как и Кати рядом с ним. Она только-только обрела настоящего отца, неужели ей предстояло снова его потерять? Будь то судьба, совпадение или случайность, это жестоко.
Кати и Северин звали его, буквально вопили имя Мартина. Но в ответ слышали только стон балок горящего дома, звон осколков в окнах и мрачное завывание огня. Поэтому они закричали еще громче.
– Слава богу, с вами все в порядке! – вдруг воскликнул Мартин, появляясь в дверях дома и держа под мышками с одной стороны чучело песца, а с другой – чучело снежного зайца. – Вперед, помогите мне скорее, пока еще не поздно!
– Давайте тушить огонь! – призвала Кати.
– Мой водяной шланг уже не помогает. А пожарным давно сообщили. А теперь поторопитесь! Все нужно как можно быстрее вынести, неважно как! – Он опустил животных на землю. – Ну же!