Мартин потерял дар речи.
– Если вам интересно, что такое развитие событий означает конкретно для вас… Я люблю, когда мне дают четкие инструкции. Иногда вам это даже удается. Поэтому будет разумным решением, если вы пока останетесь директором музея. Соответствующий гонорар я уже обдумал.
Мадам Катрин выронила ножницы из рук.
Северин чувствовал себя не в своей тарелке. Все начиналось с волос, которые приобрели такую пышность и гладкость, какой он никогда от них не ожидал. Еще более странным стало его лицо. Мадам Катрин присмотрелась к нему и вздохнула. Что ж, это никуда не годится, она немного – совсем чуть-чуть, так, что совсем не будет заметно, но все же будет иметь значение, – нанесла легкий макияж. Потом уложила его прическу гелем и пощипала волоски на лице в самых разных местах, но объединяло эти места то, что они реагировали одинаково жгучей болью. Когда Северин намекнул на это, мадам Катрин просто отмахнулась от его возражений.
Северин не знал, где она взяла одежду, которая была на нем сейчас. Мадам Катрин туманно обмолвилась о бывших обожателях. Судя по цвету рубашки и брюк, они, должно быть, обожали ее не одно десятилетие назад.
– Это не я, – заявлял Северин на каждом этапе своего глобального обновления, на что мадам Катрин отвечала, что в этом-то как раз и дело.
Она также позаботилась о заказе столика в ресторане-замке. Когда она звонила туда, Северин услышал, что благодаря парочке разговоров в салоне ей известны такие вещи о ее собеседнике, о которых тот не хотел распространяться.
«Шантаж» – слишком грубое слово, но весьма подходящее.
Остаток дня Северин провел в кинотеатре, готовясь к вечеру: по крайней мере в этом мадам Катрин дала ему свободу действий.
Мартин качал головой на все, что видел и слышал, но старался видеть и слышать как можно меньше. Он стоически продолжал наводить порядок. Лукас интенсивно работал над планом своего музея и ходил вокруг со складной линейкой, чтобы точно измерить весь кинотеатр.
Перед самым уходом Северина снова появилась мадам Катрин и вручила ему букет цветов. Две дюжины красных роз.
– Старые методы остаются лучшими!
Северин не стал упоминать, что эта фраза имела мало веса, когда звучала из уст женщины, которая уже много лет жила одна. Но, в конце концов, лучшего метода он не придумал. Его последний романтический ужин был давным-давно. Они с Аней не слишком заботились друг о друге после рождения Мари и превратились из любовников в родителей. Конечно, можно быть и теми, и другими, но у них не получилось.
Когда Северин, стоя перед домом Кати, поднял руку, чтобы позвонить в дверь, из области подмышки донесся треск рвущейся ткани. Пиджак в тонкую полоску оказался тесным, как костюм для причастия, который пришлось снова надевать на восемнадцатилетие.
Дверь открыла Кати. В старых джинсах и поношенной футболке с застиранным принтом. Волосы завязаны в хвост, из которого выбилось несколько прядей. Не говоря ни слова, она обняла его. Кати долго его не отпускала, и Северин почувствовал, как быстро бьется ее сердце.
– Я так рада тебя видеть. – Кати нежно погладила его по спине и медленно разомкнула объятия. – Хоть ты и выглядишь забавно. Собираешься на тематическую вечеринку?
– Прощальный ужин. С тобой. – Северин вручил ей цветы.
– Мне раньше никогда не дарили букет красных роз. – Кати поцеловала его. – Большое спасибо тебе за это!
– Значит, ты пойдешь со мной на ужин?
– К сожалению, у меня сейчас жуткий стресс. Мне нужно собраться и ничего не забыть!
Похоже, она мыслила так же, как и Мартин: много работать, чтобы по неосторожности не начать думать.
– Для этого тебе нужны силы, а для сил нужна еда, верно?
– Мне достаточно бутерброда. Зато у тебя наряд как для праздничного ужина.
Северин протянул руку и сделал неуклюжий реверанс.
– Окажешь ли ты мне честь?
– Сегодня реально… – Кати с весельем в глазах наблюдала, как он пытается выпрямиться из этой позы. – О, знаешь что? Я просто возьму и выделю на это время. Можно идти вот так? – Она указала на свою одежду, изобразив модель. – Лучше быстро переоденусь. Поставишь цветы в воду?
К тому времени, как он нашел на кухне подходящую вазу, наполнил ее водой и поставил в нее букет, Кати уже спускалась по лестнице.
– Все должно быть легко. Таков план моего прощания. В том числе и это платье. Оно для лета, но именно туда я отправляюсь уже завтра. На юг.
Чернильно-синее платье на тоненьких бретельках было слишком тонким для осени. Кати выглядела так, словно даже легкий ветерок мог оторвать ее от земли.
По дороге они ненадолго заехали в салон, который уже был закрыт. Кати купила в интернете редкий сингл: All My Loving группы The Beatles. Она прислонила его, перевязанный красной ленточкой, к входной двери. Мадам Катрин поймет послание, а еще песня навеет ей волнующие воспоминания о ее связи с Ринго. Независимо от того, была она по-настоящему или нет.
Кати нежно прикоснулась рукой к оконному стеклу и заглянула в зал. Вазочка с лимонными конфетами слегка поблескивала в слабом лунном свете. Пока слезы не полились ручьем, она пошла дальше.
Небольшой замок, окруженный рвом с водой, располагался на окраине городка в маленьком парке и значительную часть прибыли зарабатывал на свадьбах.
Специально для свадеб здесь возвели белый деревянный павильон, а также несколько гостевых апартаментов, чтобы молодожены и их свидетели могли сразу после церемонии завалиться на кровати с пружинами.
Поднявшись по нескольким ступенькам, Кати и Северин прошли через входные ворота в холл, где в большом камине потрескивал огонь. Слева находилось два обеденных зала, обставленных в соответствии с периодом постройки замка и полностью освещенных свечами в этот вечер – в соответствии с пожеланиями особой мадам. Она также позаботилась о том, чтобы им выделили лучший столик – с видом на парк, где в темноте подсвечивались самые старые деревья.
Метрдотель отодвинул для Кати стул в стиле барокко с толстой обивкой. Как только они оба уселись, подали шампанское в высоких фужерах.
– С наилучшими пожеланиями от мадам Катрин!
Кивнув, метрдотель снова исчез.
Кати нервно поерзала на своем стуле.
– Что это значит, Северин? Ты ведь должен был облегчить мне задачу!
– Просто наслаждайся вечером. Ты уже сфотографировала свою родину на воображаемый фотоаппарат в голове, чтобы запомнить ее. Я просто хочу, чтобы ты делала такие же фотографии сегодня вечером, чтобы запомнить его.
«Комплимент от повара» освободил Северина от необходимости кормить ее более лживыми объяснениями: гребешок в ракушке, взбитый огуречный суп с пряным крустадом[8] и маленькая пикантная тарталетка с рулетиками с зеленым луком. Северин понятия не имел, из чего они приготовлены, но на вкус это было восхитительно.
Впрочем, он почти не смотрел на еду, практически полностью сосредоточился на сияющем от свечей лице Кати. Она всегда была такой красивой? Или сейчас ему так казалось лишь потому, что он знал, что может больше никогда не увидеть это лицо?
– О чем ты думаешь? – вывела его из задумчивости Кати.
– А, да ни о чем особенном…
– Тебе, наверное, любопытно, что собирает с собой в дорогу женщина, когда не знает, сколько времени займет ее путешествие?
– Да, я действительно задавался этим вопросом. – Он безуспешно пытался не впускать в свои слова слишком много грусти.
Кати сделала вид, что не заметила, и рассказала ему, что она упаковала, а потом распаковала обратно. Ей хотелось путешествовать налегке, но при этом быть готовой ко всему.
Затем на их столик поставили багет, испеченный в небольшой пекарне по соседству. Кати он привел в восторг, как и поданное к нему соленое масло. Затем последовали медальоны из атлантического омара с салатом из дикорастущих пряных трав, филе гольца, обжаренное в ореховом масле, и жареное розовое седло ягненка с солончака, с вишнями, мангольдом и сельдереем. В их бокалы рекой текло восхитительное вино, к которому всегда давались экспертные пояснения.
Северин ненавидел каждый момент этого вечера.
Он не хотел, чтобы его отделял от Кати стол. Он не хотел говорить ни о чем, связанном с отъездом Кати. И ему не терпелось показать ей сюрприз, который был его единственной идеей во всем этом спектакле.
Однако сегодняшнее меню еще не подошло к концу, и если разговору между ними суждено состояться, то отныне он, по крайней мере, будет касаться темы, которая не жалила его острой болью.
– Я хотел сказать тебе кое-что еще.
Кати промокнула уголок рта кончиком тканевой салфетки.
– Звучит не очень хорошо. То есть совсем нехорошо. Лучше не говори.
– Но это нечто хорошее. Правда. – Он прочистил горло. – Я собираюсь работать в городе настройщиком пианино, культурный центр уже согласовал, что отныне они будут приглашать только меня.
– Северин, я…
– И я собираюсь купить заброшенную ферму. Знаешь, ту, что возле излучины реки, где мы впервые встретились. Она всегда была частью моей «Пасторальной симфонии», так что в будущем я поселюсь посреди своей любимой музыки. – Он улыбнулся. – Кроме того, я всегда хотел отремонтировать какой-нибудь старый дом.
– Очень рада за тебя. – Она потянулась через стол к его руке и сжала ее. – Но если ты делаешь это только для того, чтобы заставить меня остаться, то мне придется тебя разочаровать. Я ухожу, мое решение не изменится. А все это – просто ошибка. Я хочу уйти.
– Но ведь впереди еще десерт!
– У меня нет настроения для десерта. Я больше не голодна. – Кати встала.
– Давай пройдем через парк замка, так короче.
Северину сошла с рук эта ложь только потому, что Кати слишком волновалась. Он быстро выложил на стол банкноты, которые мадам Катрин дала ему на еду, и подошел к стеклянной двери, ведущей в полностью погруженную в темноту часть парка.