Сам Томас Кинкейд вышел в море на крейсере «Филадельфия». «Шестидюймовый пулемет» великолепно подходил для предстоящего боя. Отряды торпедных катеров заняли позиции еще прошлой ночью, люди Кинкейда рассчитали возможные курсы рашен и джери. Дивизионы эсминцев и легкие крейсера форсировали турбины, топливо не жалели. Здесь близко, выжившим хватит до дому.
«Выборг» новый корабль. Только поднявший флаг авианосец. В кают-компании нет еще устоявшихся традиций, командир пользуется авторитетом как первый, но еще не заслуженный. Зато нет связанных с кораблем предрассудков, нехороших традиций, не тянется хвост старых дел.
Все знали, капитан первого ранга Кожин миноносник и крейсерский командир. Многие забыли, что в начале 30-х служил Евгений Павлович на «Наварине», многое тогда впитал, многое оценил и запомнил. Наверное, именно с этими фактами связано везение «Выборга». Командир знал свои возможности и не нарывался на геройские поручения.
После рапорта каперанга Кожина авианосец просто отделили от основных сил и отправили в район ожидания к осту от Гваделупы. Вице-адмирал Макаров в свою очередь прекрасно знал, что полуэскадрилья пикировщиков пусть даже с прекрасными пилотами это сущая мелочь, разменная монета в сражении флотов. Куда ценнее сам новый корабль с авиакрылом элитных асов-истребителей.
Уже после войны историки-любители, восстанавливая по минутам ход сражения, подняли судовой журнал подлодки «Марлин». Наложив курс и реперные точки маршрута субмарины, выяснили, что «Выборг» прошел на десять миль южнее позиции подлодки. Океан не оставляет следов. Командир «Марлина» до своей смерти не узнал, что имел все шансы дать залп из носовых аппаратов по русскому авианосцу.
— Пристрелялся, поганец, — усмехнулся Вадим Макаров.
Адмирал, как и все офицеры в рубке, интуитивно втянул голову в плечи, когда рядом с бортом линкора вздыбилась вода от удара шести тяжелых снарядов. На горизонте блеснули тусклые вспышки. Рявкнули свои башенные орудия. От грохота даже в рубке у всех заложило уши. Стальные поросята легированной закаленной стали с тротиловой начинкой унеслись к маленькой точке на краю моря и неба.
Командующий эскадрой не вмешивался в работу своих людей. Наоборот, отошел в самый дальний угол чтоб не стеснять командира линкора каперанга Молчанова и командующего дивизией. Свою работу Вадим Степанович выполнил, Три русских линкора ритмично высаживали боекомплект по двум американцам. Увы, погода подложила свинью, бой шел на дальней дистанции. Противник явно стеснялся сойтись с русскими в клинче, а скорость старых «Измаила» и «Бородино» не позволяла сократить дистанцию.
Новейшие «Вашингтон» и «Норт Керолайн» удачно связали боем авангард русских. Адмирал Кинг не считал себя великим флотоводцем, потому больше полагался на свой штаб и флотских специалистов. В отличие от русских и немцев, попавшихся на дезу кораблестроительного управления, Эрнест Кинг прекрасно знал, что все современные быстроходные линкоры флота не отличаются толстым поясом. Двенадцать дюймов стали против шестнадцатидюймовых снарядов слишком мало. Потому американцы старались вести бой на дальней дистанции, подставляя под огонь толстые многослойные палубы.
Хорошее решение. Негативным последствием был большой расход снарядов при мизерных шансах на попадание. Впрочем, и русские тоже ограничивались накрытиями. Вокруг бортов линкоров вставали столбы воды, о броню звенели осколки. Над палубами гудели тяжелые снаряды.
Вторая производная от тактического решения — американцы и не закладывались на решительный артиллерийский бой. Они опробовали тактическую новинку, быстроходные линкоры как заигрывающий авангард.
Математика безжалостна. На стороне Макарова играла банальная теория вероятности. Тридцать три орудия на трех линкорах при современных вычислителях и приборах управления огнем не гарантируют успех, но повышают шансы.
Если по «Вашингтону» вели огонь сразу два русских линкора, то «Норт Керолайн» первая испытала на себе силу русских фугасов. Четырнадцатидюймовый снаряд с «Бородино» ударил в бак перед траверзом. Тяжеленный линкор тряхнуло взрывом. Рядом с правым бортом в воде разорвались еще три снаряда. Осколками посекло надстройки.
Дымный столб взрыва на втором корабле хорошо разглядели в оптику русских кораблей. Флагманский артиллерист немедля распорядился перейти на полные залпы, баллистика и математика играли за Андреевский флаг.
— Увеличивают ход и отворачивают.
— Полный ход. Самый полный, — с нажимом скомандовал Молчанов.
Командир флагмана искренне радовался за успех соратников, но и сам желал добиться еще большего.
— Время, — контр-адмирал Вилькицкий в очередной раз бросил обеспокоенные взгляд в прорезь рубки.
— Что время, Борис Андреевич?
— Сверьте штурманские таблицы. Солнце низко. Дайте мне время заката.
— Два часа у нас есть.
— Хорошо.
— Бегут, гады. Убегают! — Молчанов стиснул кулаки.
Сердце командира линкора громко стучало в груди. Капитан первого ранга сдерживался чтоб не схватить телефон и потребовать дать самый полный ход, выжать все. Турбины и так раскрутились на максимальные обороты, винты гнали стального гиганта вслед за убегающим противником.
Темп стрельбы пришлось снизить. На полном ходу на точности сказывалась вибрация корпуса. «Цесаревич» шел как привязанный, держал противника по левому борту задействовав все три башни. Именно в этот этап сражения удача улыбнулась и артиллеристам флагмана. Шестнадцатидюймовый снаряд ударил в район миделя первого линкора. Пожара не случилось, на скорость американца попадание не повлияло, но настроение на мостике 'Цесаревича поднялось.
Ответный подарок тоже не сказался на боеспособности. Взводная палуба сработала как надо, пять дюймов гомогенной брони главной палубы приняли и выдержали удар, энергию взрыва поглотили переборки.
Через сорок минут погони «Цесаревич» оторвался от своих. Нет, по правому борту держались «Кикимора» и эсминцы. Однако старые линкоры отставали. Оба ветерана с трудом выжимали 26 узлов. Они еще били по противнику, дальность великолепных орудий Царицынского завода позволяла, но сейчас работали по две башни на корабль. Курсовой угол помаленьку смещался.
— Геннадий Павлович, прошу вас, распорядитесь сбавить ход и отверните на три румба правее, — вдруг вмешался командующий эскадрой.
— Уйдут же, Вадим Степанович!
— Не уйдут, а мы сейчас влетим. Через час закат, а мы приближаемся к Антигуа. Не видите, что ли горы на горизонте?
— Выполняю.
Из Молчанова словно воздух выпустили. Плечи сразу опустились, взгляд потух. Макаров уже не смотрел на командира линкора, он требовал установить связь с французами, расшифровать рапорт авиаразведки, дать координаты немецкой эскадры. Командующему требовалось все сразу.
— Геннадий Павлович, не обижайтесь. Догоним янки. Только идти проливом придется ночью, а вдруг нас впереди ждет целая тяжелая дивизия? Радиодальномеры могут и не дать засветок за островками и скалами.
— Понял, Вадим Степанович.
Русская тяжелая дивизия и так сильно поредевшая после авианалетов сбавила ход и медленно шла к проливу между Антигуа и Барбуда. При этом Макаров держался ближе к Антигуа. Ничего такого, просто вчера и сегодня этот остров уже бомбили, а дальний пока нет.
Контр-адмирал Кинккейд мог быть довольным, он сумел разгадать логику русского адмирала. К своему несчастью, только первый слой. Сказывался банальный дефицит опыта. Дело наживное, как говорится, но не все при этом выживают.
Глава 19Мейкомб
12 августа 1941. Алексей.
Учебный год начался, с ним завершился отпуск. Работу Дик Бользен воспринял, как благословение Господне. Общение с учениками, эти молодые лица со светящимися задором глазами, немного наивные искренние вопросы на уроках отвлекали от печальных мыслей. Газеты, передачи по радио слишком уж сильно нагнетали негатив. Или это Бользен так воспринимал? В целом то подача новостей сдержанно оптимистичная.
Он сам не мог понять себя. Что-то тревожило, глодало изнутри. Внешне по новостям все хорошо, но умный человек привык читать между строк. Постоянно прорывалось темное, мрачное, хтоническое сквозь глянец бравурных репортажей. За глянцем проглядывало пузырящееся озеро крови и гноя.
Вот так сегодня утром Дик проснулся слишком рано, а чтоб не сидеть тупо в кресле, решил прогуляться по городу. Мейкомб невелик. Радующая глаз малоэтажная застройка, много зелени, приветливые, уверенные в себе люди. Если не заходить на промышленные окраины и в негритянский квартал, сплошь одна пастораль.
У полицейского участка нездоровое оживление. Несколько десятков молодых мужчин собрались у крыльца. Призывной пункт — кольнуло под сердцем нехорошим ощущением дежавю. Пока только регистрация, постановка на воинский учет.
— Доброе утро! — Дик поприветствовал Уильяма Мюррея.
— Здравствуйте, мистер Бользен!
Уильям как активист общественного комитета часто бывал в школе, с Диком он сдружился после того как помог с ремонтом и оборудованием кабинета физики.
— И до тебя дошла очередь?
— Не без этого. Пришлось с работы отпрашиваться.
— Большая очередь.
— Давно такого не было, — Уильям машинально поправил шляпу. — Мистер Бользен, у нас многие надеялись, что закон о призыве Рузвельта коснется только больших городов и безработных.
— Ничего. Мистер Мюррей, может быть постановкой на учет все и ограничится.
Дик лукавил. Он прекрасно понимал, это только начало. Еще три года назад армия США уступала по численности даже Испании. Что-то около двухсот тысяч человек. С начала прошлого года правительство занялось мобилизацией, приняли закон о частичном призыве. Страна большая, бюрократия та еще махина, общество тоже долго раскачивается. Только после удара по Филиппинам армейская бюрократическая машина раскрутила маховики на полные обороты.
— Нет, не ограничится. Ты читал утреннюю прессу? Русские уже высадились на Мартинике. Нашим там нелегко приходится. Ты недавно стал американцем, еще многое не понимаешь, — вежливо, ни капли осуждения, простая констатация факта. — Знаешь, поднимется вся страна. Я все понял, еще когда русские высадились на Бермудах.