Эсминец «Вокелен» чудом успел разминуться с выскочившим откуда-то русским крейсером. Союзник бил из всех стволов куда-то в темноту. Луч прожектора выхватил силуэт незнакомого миноносца. Канонирам на площадках команды не требовалось. Дистанция мизерная. Люди стреляли и стреляли. Подносчики снарядов, заряжающие рвали жилы, забрасывая в казенники полуавтоматов снаряды и гильзы с зарядами. На минуту они перекрыли даже паспортные рекордные нормативы.
Хлопнули вышибные заряды торпедного аппарата. Командир на мостике вцепившись в ограждение вглядывался в ночь, туда где рвались снаряды, где мелькали силуэты, откуда летели снаряды. Эсминец получил ответку, третью трубу накренило прямым попаданием. Палуба окрасилась кровью. Санитары уже тащили вниз несчастных, кого задело осколками от близких разрывов.
Удар чуть было не сбил людей с ног. Противный скрежет разрываемого металла. По правому борту мелькнул уходящий в воду транец кормы катера.
— Кого мы протаранили?
— Утром разберемся. Если доживем.
Американец на горизонте горел, отблески пламени осветили второй эсминец. На него и перенесли огонь канониры «Вокелена». Из-за кормы пророкотал торпедный взрыв. Сразу второй. Вспышка на мгновение осветила массивный силуэт, надстройки и трубы линкора.
Глава 21Мартиника
13 августа 1941. Иван Дмитриевич.
Поздно вечером у костра штабс-капитан развернул конверт серой бумаги. Полевая почта догнала Никифорова на Барбадосе, за считанные минуты до погрузки роты на десантные боты. Коды на штампах ни о чем не говорят. Это шифры для сортировщиков. Зато на конверте прямо синей чернильной ручкой выведено — Никифоров Кирилл Алексеевич. До этого вечера письмо так и лежало в офицерской сумке. Все не до того.
— Привет тебе, племянник. Бог в помощь, — улыбнулся Иван Дмитриевич, вскрывая конверт.
В первых же строках: «Здравствуй дядя! Пишу тебе на палубе, перед глазами вид на историческое болото Карони Берд…».
Все понятно, «Выборг» заходил в Тринидад. Совсем рядом по меркам двадцатого века. Интересно, как там племянник? Должно быть возмужал, повзрослел. Когда в последний раз с ним виделись Кирилл казался уставшим. Но глаза светились тем же самым юношеским задором.
Племянник пишет о быте на новом авианосце передает большой привет от Жени Кожина. Вот еще один близкий человек. Интересно распорядилась судьба.
'Дядя, не перестаю удивляться нашему миру. На днях совершенно случайно встретил сводного брата. Ты не поверишь! На берегу, в бистро, в компании офицеров пехотного полка. Владислава тоже судьба занесла в Новый свет. Знаю, твой батальон здесь же в составе экспедиционной армии. Если видишь над головой наши бомбардировщики, может быть один из них ведет мой брат.
Я же так и остаюсь морским летчиком. Пусть не эскадренный авианосец, но корабль один из лучших на флоте. Впрочем, хватит об этом.
Давно хотел, но все не мог собраться духом сказать, у меня впервые серьезные отношения с барышней. Совершенно случайная встреча дождливой осенью в Петербурге. Прекрасная милая и отзывчивая, удивительно чистая девушка. Правда из эмигрантов, но так уж получилось. Семья приличная, немцы фон Шталь. По словам Инги, в дальнем родстве с русской фамилией фон Сталь. Значение одно, но произношение и первая буква отличаются. Родителям Инги представлен, в доме меня приняли.
К превеликому сожалению, служу далеко от нашей любимой суровой и прекрасной столицы. Спасают крылатые серафимы полевой почты. Один из таких небесных посланников доставил тебе мое письмо. Не всегда получается писать, не всегда есть время, место и возможность, но стараюсь не забывать, слать весточки не только родным, но и милой Инге.'.
— Молодец племянник! — громко молвил Иван Дмитриевич.
— Что вы сказали? — встрепенулся дремавший завернувшись в шинель поручик Аристов.
— Прости что разбудил. Племянник пишет. Радует вестями.
— Дело хорошее. Не забывает. Случаем, не тот ли молодой человек, что над нами иногда пролетает, янки горячие приветы передает?
— Он самый. Кирилл Алексеевич истребитель георгиевского отряда.
— Удачи ему. Пусть Бог будет милостив. У вас, Иван Дмитриевич, большая дружная семья.
— Так и тебе вижу постоянно письма приходят, Андрей Иванович.
— Тем и живу. В Кексгольме четверо детей в доме. Ради них воюю, чтоб быстрее домой вернуться, обнять всех своих дорогих.
— Тоже надеюсь побыстрее вернуться, — Никифоров поднял взгляд на темное, усыпанное мириадами звезд южное небо.
— А ваш брат Алексей тоже в Петербурге живет? Простите ради Бога, Иван Дмитриевич, только вы никогда ничего о нем не рассказывали.
— Старая история. Сложно все с братом. Неплохой человек, но вляпался в дурную историю. Связался не с теми людьми.
— Может быть, лезу не в свое дело, — поручик стеснительно улыбнулся. — Простите еще раз ради Бога, но я слышал, царь объявляет амнистию, всем кто идет добровольцем в армию.
— Спасибо за доброе слово, Андрей Иванович. Только знаете, я боюсь, чтоб Лешу действительно не понесло бы в армию. Не всем везет как нам с вами, не все правильную сторону выбирают. Вы понимаете.
— Наверное, — собеседник глубокомысленно кивнул.
Никифоров переместился поближе к огню. На зрение штабс-капитан не жаловался, но в темноте глаза быстро устают разбирать мелкий угловатый почерк Кирилла.
На следующее утро сразу после построения роты, прибежал посыльный от пехоты. Полковник Манштейн собирает всех своих командиров. Ивану Дмитриевичу удружил подполковник Чистяков. Капитана Кравцова не сегодня завтра отзовут в распоряжение командования. Милейший Григорий Петрович все же не отказался от намерения забрать своего заместителя. А Алексей Сергеевич по устоявшейся в батальоне традиции продвигал своим ближним помощником Никифорова.
Штаб командир бригады развернул в двух верстах за боевыми порядками. Специально для полковника поставили палатку. Сам Петр Александрович встретил офицеров на свежем воздухе. Несмотря на ранее утро и вчерашний веселый денек, лицо полковника излучало здоровую злость. Сам Манштейн грыз стебель сахарного тростника.
— Угощайтесь, господа, кто еще не распробовал, — кивок в направлении целого штабеля тростника на краю поляны.
Никифоров и Чистяков не заставили себя долго упрашивать. Оба оценили местное немудренное лакомство еще на Барбадосе.
— Господа, поздравляю всех с тем что мы все еще живы и в здравии, — начало речи многообещающее.
При этих словах, полковник Берс поправил очки и закинул ногу на ногу. Остальные невольно подтянулись. Совещание комбриг проводил под открытым небом. Погода располагала. Что до противника, то брезент палатки от снаряда не спасет, посему и думать об этом нечего.
— Моя разведка утверждает, что мы взяли за жабры и треплем целую пехотную дивизию. Не знаю, что там от нее осталось на сегодняшнее утро, но дерутся янки здорово. Вы все это почувствовали. Я вас собрал не для того чтоб жаловаться на противника. Мы русские и слов таких не знаем.
Манштейн подошел к карте острова и сделал приглашающий жест.
— У нас с вами два дня чтоб сломить сопротивление противника. Вот горный район, — полковник ткнул в северную часть острова. — Две деревушки на побережье. Пехотная дивизия черт знает с каким номером, и черт запомнит гордое имя, пока держится. Дороги защищаются сильными заслонами. Есть долговременные огневые точки. У американцев сохранилась артиллерия. В тылу серьезные склады. Пленные клянутся, что половина тылового обеспечения гарнизона перед нами.
— Господа скажу кратко: если не сможем разгромить противника за считанные часы, возиться с ним придется неделями, а то и месяцами. Все зависит от нас.
— Даниил Петрович, — при этих словах командир танкового полка Субботич коснулся рукой танкового шлема. — Я иду с вашим полком. Не пугайтесь так, на бронетранспортере, а не на месте танкового командира. Прошу оповестить всех бронеходчиков, я лично буду наблюдать за ними.
— Какие приказы? Начало выдвижения, расписание артиллерийской подготовки, расписание маршей? — Субботич задал самые важные вопросы.
— Все получите прямо сейчас. Штаб ночью подготовил. Увы, не все начисто, приходилось импровизировать. Если мы что-то намудрили и упустили, прошу извинить и решить на месте.
— Что с воздухом? Авиация поддержит?
— Нет. — Тяжелое чугунное короткое слово. — Авиации не будет. Моряки сильно заняты, сражаются с американским флотом. Базовая авиация работает в интересах флота. Зато мне обещали, что летуны со звездами тоже очень сильно заняты. Сражаемся как во времена Балканских походов, под чистым небом. Флот огнем поддержит. Каналы, коды связи и целеуказания прежние. На дистанции десять километров от берега отработают быстро. В глубине уже хуже. Сами знаете.
— Какова задача саперов? — не удержался Чистяков.
— Как и вчера, обеспечиваете продвижение. Алексей Сергеевич, настройте людей, предстоят штурмы укреплений. Взрывников с утра напоить кофе или какао, чтоб руки не дрожали и глазомер не подводил.
— Распоряжусь.
— Еще вопросы есть? Командирам полков и батальонов получить приказы, расписания, коды сигнализации. Приказ к выступлению, — Манштейн демонстративно поднял руку с часами. — через сорок минут.
Темп жесткий. Пока Чистяков получал документы и изучал приказы, Никифоров поспешил в батальон. По насупленному виду и сжатым губам командира второй роты все поняли, скучать сегодня не придется. Не ошиблись. Разве что оказалось, что сигнал к выступлению и к атаке это разные вещи. За ночь артиллеристам подвезли снаряды, так что утро началось весело, с грохотом. Мехбригада наступала одним пудовым кулаком в латной перчатке. Пехотные полки дивизии прикрывали фланги и блокировали противника.
Опять рев гаубиц. Опять частое буханье полевых пушек и стрекотание зенитных автоматов. Надсадный гул моторов. Вокруг тропический лес. Дорога паршивая. Рельеф препоганый. За ночь янки подтянули пехоту и артиллерию, нарыли окопы. После первой атаки саперам пришлось спешится и идти сразу за пехотой.