Я решился на создание композиций более крупного формата, и сейчас у меня готовы подрамники для двух новых. Мне бы хотелось нарисовать лесорубов в чаще, кучи мусора и сборщиков мусора, а также людей, выкапывающих картофель в дюнах.
Сегодня утром я уже в четыре часа вышел из дому. В моих планах было атаковать мусорщиков, вернее, я уже их атаковал. Для этого рисунка потребуются также наброски лошадей, и сегодня я уже сделал два в конюшне рейнской железной дороги и, возможно, заполучу какую-нибудь старую лошаденку со свалки.
Сцены на свалке восхитительны, но очень сложны, над ними придется биться. В самом начале у меня были некоторые планы относительно этого, один из них – вид через небольшое яркое пятно свежей зелени, будет окончательным вариантом.
Выглядит он примерно так, как этот набросок вверху. Все, включая женщин на переднем плане и белую лошадь на заднем, черно-белое, и дано на фоне пятна зелени и полоски неба вверху, так что эти мрачные сараи, выстроившиеся в перспективе, вся эта грязь и серые фигуры противопоставлены чему-то свежему и чистому.
Группа женщин и лошадь выдержаны в более светлых тонах, а мусорщики и кучи отбросов – более темная часть всей композиции.
На переднем плане – разного рода сломанные и выброшенные предметы: куски старых корзин, заржавленный уличный фонарь, разбитые горшки и прочее.
Пока я работал над этими двумя рисунками, у меня возникли разные новые идеи, так что захотелось сделать много всего другого, и я пока не знаю, с чего начать; но сейчас я сосредоточу внимание на свалке.
Я так быстро продвигаюсь вперед в работе над моими мусорными кучами, что более или менее сумел схватить эффект контраста внутреннего вида овчарни с прилегающей к нему территорией, а также проблески света под крышами темных, мрачных сараев; и группа женщин, опустошающих мусорные баки, получает развитие и наконец-то обретает форму. Итак, тачки, снующие туда-сюда, мусорщики с граблями, которые суетятся под крышами сараев, – все это мне еще предстоит выразить так, чтобы не утратить эффекты света и коричневого цвета в целом, а, напротив, подчеркнуть их.
Вот композиция с мусорной кучей. Я не знаю, мог бы ты что-либо сделать с этим. На переднем плане женщина, разгребающая мусорные баки, за ними – сарай, где хранится мусор, и мужчина с тачкой.
Первый этюд, который я сделал на этот сюжет, довольно-таки отличается от этого. На нем были двое парней на переднем плане в зюйдвестках, которые они часто надевают в непогоду, и группа женщин, более затушеванных.
Когда я чувствую сюжет – или знаю его – я обычно делаю три и более его вариантов. Будь то фигура или пейзаж, я каждый раз привношу в него что-то из натуры. При этом я каждый раз стараюсь не давать деталей, с тем чтобы не исключать элемента воображения. И когда Терстех, или мой брат, или кто-то еще спрашивают: «Что это? Трава или капуста?» – я отвечаю: «Рад, что вы не можете этого определить».
И все же этюды мои достаточно соответствуют природе, потому что местные жители узнают в них определенные детали, которым я почти не уделял внимания. Они говорят: «Да ведь это изгородь миссис Ренессе!» Или: «Смотрите-как, вот колышки для бобов ван де Лоува».
Я приступил к реализации нового замысла – созданию рисунков более крупного формата. На одном из них я изобразил сбор урожая картофеля и вложил в него так много своих мыслей, что ты сможешь понять какие-то из них.
Я хочу показать кусок плоской земли и линию дюн с фигурами высотой около фута; композиция горизонтального формата, около метра на два.
На переднем плане, в углу, фигура женщины, которая, стоя на коленях, убирает картофель, второстепенная фигура.
На заднем плане – ряд фигур, это мужчины и женщины, копающие картофель.
Пространственная перспектива организована таким образом, что остается место, где будут размещены тачки – напротив того угла композиции, где дана женщина, выкапывающая картофель.
Итак, кроме фигур коленопреклоненных женщин, я могу тебе уже показать все другие фигуры на этюдах крупного формата.
Да, я хотел бы начать этот рисунок в ближайшие дни; в моей голове более или менее сложился замысел, и потребуется время на поиски подходящего картофельного поля, чтобы сделать его этюд.
Осенью, когда начнется сбор урожая, рисунок будет закончен по крайней мере как завершенный набросок, который мне останется отретушировать и полностью завершить.
Землекопы должны выглядеть как ряд темных теней, если взглянуть на картину бегло или с некоторого расстояния, но на самом деле все фигуры будут тщательно прорисованы и варьироваться по типам и характеру движений. Например, молодой парень в яркой одежде контрастирует с пожилым человеком того типа, который часто встретишь в Схевенингене – в коричнево-белых балахонах и старомодных шляпах, скучных, черных, спускающихся на шеи; и короткие, крепкие фигуры женщин, контрастирующие с высокой фигурой рабочего по найму – в белых брюках, светло-голубом рабочем халате, в соломенной шляпе, стоящим рядом с молодой женщиной.
Вот такие идеи пришли мне в голову; и как только я сделаю этюды, начну размещать фигуры по отношению друг к другу.
Я искал особенный сюжет: сборщики картофеля, преклонившие колени к земле и работающие при помощи коротких мотыжек, с которых, как я писал тебе, сделал несколько этюдов. Сейчас на моем мольберте набросок с четырьмя фигурами: тремя мужчинами и одной женщиной. Мне хотелось бы сделать нечто широкого формата и смелое по композиционному решению и силуэтам. Я продолжаю вести поиски в этом направлении.
Вот беглый набросок сборщиков картофеля, но на нем фигуры даны разрозненно.
Для разнообразия я недавно написал несколько акварелей на открытом воздухе: небольшое пшеничное поле и часть картофельного поля. Также я написал несколько небольших пейзажей, поместив в них фигуры из рисунков, которые сделал ранее.
Над теми рисунками с фигурами я работал довольно поверхностно. В верхней части – человек, жгущий хворост, внизу – люди, уходящие с картофельного поля.
Я всерьез думаю о том, чтобы написать этюд маслом с множеством фигур, главным образом для того, чтобы повысить качество моего рисунка.
Нечто, что мне очень хотелось бы сделать и что, как я чувствую, я смог бы сделать: сюжет, который мечтаю воплотить – это папа во время прогулки по тропинке в вересковой пустоши. Фигура, прорисованная твердо, с выраженным характером и, как я уже сказал, пятна коричневого вереска, узкая белая песчаная тропинка, идущая через пустошь и небо, написанное с некоторой долей экспрессии.
Затем мама и папа, идущие рука об руку, – по настроению все это будет нечто осеннее – или они же рядом с изгородью из буков, покрытых увядшими листьями. Также я хотел бы поместить фигуру папы в композицию, изображающую похороны крестьянина, ее планирую написать, хотя и понимаю, насколько это будет непросто. Помимо менее значимых различий в религиозных убеждениях, фигура небогатого деревенского священника, как сам тип, так и характер, мне представляется одной из наиболее интересных, и я буду не я, если не попытаюсь изобразить ее.
В один из дней разрешенных посещений я побывал в здешней богадельне. Там я увидел маленького садовника, которого нарисовал, глядя из окна.
Этот рисунок не хочу забрасывать, хотя пока он существует в том виде, как я его запомнил.
Прошлым вечером получил подарок, который меня невероятно обрадовал (от двух землемеров, потому как второй приходит теперь сюда тоже), – самый настоящий местный жакет, который носят в Схевенингене: с высоким воротником, очень живописный, выцветший и залатанный.
Вчера и позавчера я уходил на прогулки по окрестностям Лоосдёйнена. От деревни я направился к морю, где обнаружил множество пшеничных полей, не таких живописных, как в Брабанте, но на которых люди собирают урожай, сеют, пашут – словом, делают все то, по чему я так скучал весь год, чего мне так не хватало.
Там, на пляже, я сделал еще один этюд. На нем я изобразил волнорезы – дамбы, пирсы, выветренные камни, которые являются здесь также своего рода укреплениями от стихии, и переплетенные ветки. Я сел на один из камней, чтобы зарисовать прилив, рисовал до тех пор, пока волны не подступили слишком близко, так что мне пришлось спешно собирать свои пожитки. Деревню от моря отделяет кустарник глубокого бронзово-зеленого цвета, обдуваемый ветром, он смотрится столь естественно, что кто-то воскликнет: «О! Да это же настоящий куст Рёйсдаля!» До моря и обратно циркулирует паровой трамвайчик, так что добираться легко, даже если у тебя с собой вещи или ты везешь обратно сырой этюд.
Вот набросок дороги, ведущей к морю.
Я часто думаю о тебе во время моих прогулок. Уверен, ты согласишься со мной, что за последние десять лет из-за близкого соседства с городом Схевенинген потерял свое главное качество – естественность, подлинность; и есть еще что-то – год за годом местные жители обретают более легковесный характер.
Схевенинген, вне сомнения, прекрасен; но теперь здесь не сохраняется надолго девственная, нетронутая территория; я описал тебе тот нетронутый цивилизацией уголок природы, который обнаружил во время моей прогулки и который так поразил меня.
Скоро и здесь тишина станет редкостью, как и одиночество природы, с которой сейчас я могу говорить на понятном мне языке. Иногда места, такие как это, ты уже воспринимаешь как цивилизованный мир и покидаешь их решительно; иногда тебе необходимы такие места, где можно успокоить душу. Единственное, чего мне хочется, так это то, чтоб ты был со мной, потому что, как мне кажется, ты разделяешь мое впечатление о Схевенингене: я оказался в атмосфере, какую себе представлял, в той самой, какой она была, когда сюда впервые приехал Добиньи; я ощутил суровую силу этих мест, и это вдохновило меня на создание подлинно мускулинных работ.