– концентрация только лишь на контуре.
Контуром здесь занимаются систематически, и то, как делаю это я, вызывает множество придирок: «Сначала делайте контур, ваш контур неправильный, я не стану поправлять рисунок, если вы начнете моделировать прежде, чем зафиксируете рисунок». Как видишь, все зависит от контура. Какие плоские, безжизненные и скучные результаты дает эта система! О, скажу тебе, я очень рад, что не придаю этому значения!
Вы не в состоянии прогнозировать безошибочно на такой большой площади. Так что лучше оставить эту затею. Но если вглядеться, то поймешь, что самые великие и динамичные люди своего века всегда работали против течения, и работают именно так по собственной инициативе. Такие примеры можно наблюдать и в живописи, и в литературе (я мало знаю о музыке, но могу предположить, что и там то же самое). Начать с малого, упорно продолжать, несмотря ни на что, сделать из малого нечто значительное; обладать характером, а не деньгами; дерзостью, а не всеобщим доверием. Так появились Милле, Сенсье, Бальзак, Золя, де Гонкур и Делакруа.
Создать студию в Париже, вероятно, неплохая идея, но для этого нужно год поучиться как тебе, так и мне.
Когда я приеду в Париже, более разумным будет подождать год и посмотреть, как пойдут дела. И в течение этого года мы смогли бы ближе узнать друг друга; этот год может многое изменить, и затем мы сможем продвигаться вперед с меньшим беспокойством, потому что к этому времени мы одержим верх над всеми слабыми точками, над всем, что нам мешает.
Не сердись за мой неожиданный приезд. Я очень много об этом думал и уверен, что именно так мы сэкономим время. Я буду в Лувре после полудня, или, если хочешь, и раньше.
Что до меня, то я чувствую, как страстное желание жениться и стать отцом семейства постепенно покидает меня. Печально испытывать подобные чувства в моем возрасте, когда тебе тридцать пять и когда более подобает мыслить по-иному.
Случается и такое, когда я ощущаю себя старым и сломленным, не только недостаточно влюбленным, но даже недостаточно одержимым работой. Чтобы преуспеть в чем-либо, нужны амбиции, а их у меня нет. Чем это все закончится, мне неведомо, но прежде всего я хотел бы перестать быть тебе обузой. И в будущем мне не кажется это совершенно невозможным – я все же надеюсь продвинуться до той точки, когда ты сможешь показать людям то, что я делаю, не ставя при этом себя в неловкое положение. И тогда я уеду куда-нибудь на юг, чтобы быть подальше от всех этих художников, которые как люди так чужды мне.
Что я думаю о моей работе, так это то, что полотно с крестьянами, едящими картофель, которых я написал в Нюэнене, – лучшее из того, что я сделал до сих пор. После этого у меня не было возможности найти моделей, но, с другой стороны, я использовал их отсутствие как благоприятную возможность для изучения законов цвета.
И если когда-нибудь позднее я снова смогу найти подходящие модели для моих фигур, надеюсь показать, что я по-прежнему способен на нечто большее, чем зеленые пейзажи и цветы. И если в прошлом году я едва писал что-либо, за исключением цветов, то только для того, чтоб научиться работать иными красками, кроме серой, а именно: розовой, мягкой и яркой зеленой, светло-голубой, фиолетовой, желтой, оранжевой, очень красивой красной.
Часть V. 1888
В конце 1887 года Винсент, уставший от шумной парижской действительности и трений с Тео, которые все возрастали в условиях совместной жизни, начал задумываться о переезде на юг Франции. В конце февраля 1888 года он поселился в Арле, небольшом городке в Провансе. Красочные пейзажи, буквально растворяющиеся в лучах яркого солнца, произвели столь сильное впечатление на Ван Гога, что он немедленно принялся агитировать своих приятелей-художников Эмиля Бернара и Поля Гогена присоединиться к нему.
Несмотря на мистраль, который доставлял ему дискомфорт, а временами по-настоящему терзал его, Винсент погрузился в работу. Как всегда, вдохновленный сельской жизнью, художник начал необычайно плодотворный период, который продлился, с некоторыми перерывами, вплоть до его смерти.
Этой весной он написал серию изображений цветущих деревьев, используя для этого яркую палитру, от которой отказался, работая в Париже. В июне он провел некоторое время на побережье Средиземного моря, создавая марины и виды рыбацких деревушек. У него даже появлялись друзья из числа местных жителей, портреты которых он часто писал: семья почтальона, владелец кафе и зуав по имени Мелье.
Этим летом большую оформленность обрела художественная манера Ван Гога, которую сам художник определил так: «грубая, даже кричащая». И он продолжил поиски в работе над композицией и цветом: в его палитре летом 1888 года преобладал желтый, а в произведениях прочитываются мотивы японских гравюр, которыми Ван Гог увлекался в этот период. Картина Милле «Сеятель» не покидала воображения Ван Гога и стала прообразом его картины «Звездная ночь».
Неистовство в работе чередовалось с нервным истощением. По-прежнему пишущий только с натуры, Ван Гог, извлекая пользу из своего вынужденного отдыха, работал лежа в постели. В конце октября Поль Гоген, который сам испытывал проблемы со здоровьем, поддавшись уговорам Винсента и других своих знакомых, приехал в Арль.
Гоген жил и работал в Арле всего лишь девять недель. Несмотря на приятельские отношения, два живописца спорили по любому поводу. Их последний конфликт, произошедший накануне Рождества, привел к окончательному разрыву. Результатом этой ссоры стало то, что Ван Гог в припадке безумия отрезал себе мочку уха, а шокированный Гоген спешно покинул Арль.
Итак, начну с того, что здесь все занесено снегом высотою примерно на два фута, и снегопад продолжается. Арль – маленький городок, не больше Бреды или Монса.
Незадолго до приезда в Тараскон я обнаружил великолепный вид с частично обрушившимися, гигантскими желтыми скалами самой что ни на есть выразительной формы.
В расщелинах между ними рядами росли небольшие круглые деревца с оливково-зеленой и серо-зеленой листвой, это, возможно, лимонные деревья.
Но здесь, в окрестностях Арля, повсюду плоская земля, я нашел здесь несколько великолепных мест с виноградниками на фоне гор нежнейшего лилового цвета.
Здешний зимний пейзаж с горными вершинами, покрытыми снегом, сияющем на ярком солнце, напоминают пейзажи, написанные японцами.
Наконец этим утром погода изменилась и стала чуть мягче – у меня уже была возможность узнать, что такое мистраль.
Я вышел из номера на прогулку, но ветер был таким сильным, что невозможно было что-либо делать на улице.
Небо было пронзительно голубого цвета, под ярким солнцем снег почти растаял, но ветер был такой силы, что моя кожа вмиг покрылась мурашками и стала напоминать гусиную.
И снова я обнаружил несколько прекрасных объектов – руины аббатства на холме, сплошь покрытом падубом, соснами и серыми оливами.
Надеюсь, что скоро побываю там.
Только что закончил этюд наподобие того, что я делал ранее и который хранится у Люсьена Писсарро, но на этот раз с апельсиновыми деревьями.
У меня в работе до сих пор восемь этюдов, и они пока не закончены; причина этого проста: у меня все еще нет возможности работать в комфортабельных условиях, к тому же пока все еще очень холодно.
Я был занят работой над холстом размером в 20. Работал непосредственно на месте: это фруктовый сад с куском возделанной земли лилового цвета, тростниковым забором и двумя розовыми персиковыми деревьями на фоне голубого неба, местами покрытого белыми перистыми облаками. Возможно, это лучший пейзаж из тех, что я сделал.
Из-за ветра мне сложно писать на воздухе, но я закрепил мой мольберт с помощью колышек, вбив их в землю, и теперь работается довольно-таки сносно. Здесь слишком красиво, чтобы не делать этого.
Что касается работы, то сегодня я вернулся домой с холстом размером в 15 – это этюд подъемного моста с проезжающей по нему маленькой повозкой на фоне голубого неба. Вода в реке тоже голубая; берега оранжевые, покрытые зеленой растительностью; у воды группа женщин в корсажах и ярких чепцах, стирающих белье.
Вот другой пейзаж – с небольшим деревенским мостиком и женщинами, занятыми стиркой.
И, наконец, аллея ровно подстриженных деревьев у городского вокзала. Всего я написал двенадцать этюдов с того дня, как приехал сюда.
Погода здесь постоянно меняется, часто дует ветер и небо затянуто облаками, но то тут, то там уже начинает цвести миндаль.
Эти места напоминают мне Японию по прозрачности воздуха и сочетанию ярких красок. Вода в здешних пейзажах образует пятна изумрудно-зеленого и насыщенного голубого цвета – такое мы видим на японских гравюрах. Оранжевые закаты окрашивают здешнюю почву в синий цвет. Желтое солнце слепит глаза! И я еще не видел эти места в их обычном летнем роскошном убранстве. Женщины одеты здесь очаровательно, и особенно по воскресеньям на бульварах ты можешь наблюдать очень простые, но тщательно подобранные сочетания цветов. И я представляю, каким веселым это зрелище будет летом.
В начале этого письма я сделал для тебя небольшой набросок с этюда на сюжет, который меня увлекает и из которого, надеюсь, получится что-то дельное: это матросы, возвращающиеся со своими подружками в город; странный силуэт подъемного моста вырисовывается на фоне гигантского желтого солнца. У меня есть и другой этюд с этим же самым мостом и женщинами, стирающими белье.