Переписка дело серьезное. Иван Дмитриевич быстро раскидал дела, отправил Петра Гакена с инспекцией в первую роту, сам заглянул к оружейному мастеру, задал пару интересных вопросов. Всё. Теперь можно устроится под навесом за штабной палаткой, раскурить сигару и открыть письма.
Теплые слова из дома. Родители и супруга делятся своими радостями, пишут о Петербурге, уютной патриархальной Сосновке, успехах детей. Милая Лена, дражайшая Елена Николаевна излагает впечатления о своих классах в школе, делится мнением об учениках. Что-ж, молодое поколение всегда вызывает ужас у старших и всегда оказывается куда лучше дедов. Уж Иван Дмитриевич знал по себе.
Помнится, еще будучи школяром реального училища притаскивал на урок безногую ящерицу. Безобидная рептилия, надо сказать, хоть вид имеет пугающий. На уроке Закона Божьего неподобающе себя вел, кукарекая под «Отче наш». И ничего, повзрослел, до сих пор сохранил теплые впечатления от своих учителей. И отца Милония регулярно поминал в молитвах за то, что нашел ключ к школяру, внушил христианское отношение к людям и жизни. Но здесь еще родители приложили усилия. Старообрядческое воспитание, впитанное с молоком матери уважение к труду, сильно помогли в жизни.
В конце письма мамы приписка корявым детским почерком.
'Дядя Иван! Я училась руzzкий язык. Училась писать und читать. Жду тебя.
Юлия.'
От слов племянницы на душе стало теплей. Иван смахнул с глаз слезы радости. Маленькая девочка совсем освоилась. Пусть говорит не так чтоб хорошо, кириллицей пишет еще хуже, но лиха беда начало. По словам жены, девочку не обижают, наоборот, растет бойкая коза, на месте не сидит, за старшими кузенами тянется, не отстает.
Письма от брата Иван развернул последним. Да, тот же самый почерк.
'Здравствуй, Ваня. Извини, долго не писал. Случилась неприятность, пришлось сменить город, а заодно сферу деятельности. Увы, Америка очень разная страна, описать ее не мог даже Драйзер, а чтоб понять надо здесь родиться. Наверное, ты слышал о различиях между ультрасовременным либеральным Севером и консервативным Югом. Только здесь в Штатах понимаешь, Гражданская Война не закончилась, она только притихла на время.
Немного странно такое писать, когда Америка ведет войну против всего мира. Но боюсь, у вас такие вещи не видят, не замечают. Я еще в Европе заметил, у многих об Америке весьма превратные представления. В России так вообще ничего не знают об этой стране.
Не хочу врать, потому не буду писать, куда и зачем я направляюсь. Ты же знаешь, я всегда был идеалистом, всегда отстаивал убеждения, пусть со стороны это казалось наивным и глупым. Тогда я этого не видел, сейчас хорошо понимаю. Вот и сейчас не могу остаться в стороне.
Хватит на этом. Ваня, передавай от меня привет всем родным и близким. Попроси от моего имени Кирилла быть осторожнее, не рисковать зря, не бросаться на рожон. Молодости свойственен максимализм. Молодость все воспринимает в двух цветах, не видит спектра между черным и белым. Объяснять это бесполезно, сам знаешь, пока сам не попробуешь на вкус, не почувствуешь — не поймешь.
Привет Лизе! Привет всем племянникам! Пусть все у них сбудется…'
— Эх, Лешка, ты в своем репертуаре, — сорвалось с губ.
Иван глубоко вздохнул. Опять брата куда-то понесло. Хорошо если не по совсем кривой дорожке. Надо бы написать ему, что Юля нашлась и у жандармерии к Алексею вопросов нет. Может быть одумается, человеком брат был неглупым, хоть и легковерным, с годами должна прийти мудрость. Самое главное, чтоб не нанялся в армию.
Капитан Никифоров по долгу службы читал информационные рассылки, знал, что янки формируют штурмовые дивизии из европейских наемников, маргиналов, мексиканцев и прочего разномастного и разноцветного сброда. Наша разведка считает, что именно эти части противник будет бросать на самые опасные направления и плацдармы. Мотивированные мигранты и наемники — люди которых не жалко. Расходное мясо мировой бойни.
Самое интересное, в русской армии тоже много добровольцев, но все распределены между обычными частями. Почему-то после эксперимента с Чехословацким корпусом наши больше не формируют национальные части из иностранцев и иноверцев. Даже удивительно. Чехи и словаки на той войне показали себя хорошо, дрались достойно. Может быть, пока человеческого материала для таких частей нет? Возможно.
Капитан Никифоров человек умный, но кругозор капитана саперного батальона не позволял подняться выше своего уровня, понять масштаб глобального противостояния. А ведь все просто если понять, что британские и французские армии и флоты, это полный аналог Чехословацкого корпуса, только на несравнимо более высоком уровне.
Глава 22Аляска
28 сентября 1942. Алексей.
Фэрбанкс спешно готовился к обороне. Люди рыли окопы, у дорог сооружали огневые точки, реку перегораживали барражом из затопленных судов. Бригадный генерал Симон Боливар Бакнер-младший пытался успеть сполна воспользоваться последними относительно мирными часами. Увы, имевшихся двух батальонов пехоты и наспех сформированных сводных рот из тыловиков, аэродромных техников, попавшихся под руку добровольцев было слишком мало.
Русские дали защитникам целых два дня, а потом атаковали и со стороны железной дороги и с реки. Чтоб обороняющиеся не слишком радовались последним теплым дням осени, трижды прилетали самолеты. Уже второй налет встречать оказалось нечем. Последние истребители погибли в воздухе или на земле под штурмовыми ударами.
По укреплениям работала тяжелая артиллерия. Бомбардировщики улетели, но в небе барражировали корректировщики, благодаря этим крылатым гадам, немногочисленные пушки-гаубицы били очень точно. Корректировщики же крепко помогали своей пехоте, подсвечивали поле боя, вскрывали слабые места обороны.
Очередь над головой заставила резво уткнуться носом в землю, распластаться за кучей щебня. Пули впивались в стены заводского корпуса, рикошетили от стальных балок, крошили кирпич. Рихард отполз в сторону, приподнялся на локте и не целясь выпустил ответную очередь из «Томигана» вдоль улицы. Не мешкая перекатился на новую позицию. Хлопок выстрела Рихард не слышал, прямо над головой звякнула пуля, отскочила от металлической балки. По каске щелкнули камешки.
Русские серьезно давят. Солдаты в пятнистом пробираются через руины короткими перебежками, обтекают последние узлы сопротивления, просачиваются между очагами обороны. Сдерживать их не получается. Кажется, они везде, на каждый одиночный выстрел американцев отвечают очереди автоматических винтовок, пулеметы молотят не переставая.
— Черт! — выругался капитан, обернувшись прокричал: — Мюллер! Где пулемет? Отделение за пакгауз!
Вчера у Бользена была целая рота. Сегодня хорошо если взвод наберется. После боя у железнодорожной станции, Рихард отвел своих людей к ремонтному заводу на авиационной базе. Каменные постройки, цеха и ангары стали последним оплотом защитников Фэрбанкса. Вроде, еще в районе пристаней дерутся. С той стороны доносится пальба. Периодически над водой бухают пушки.
— Капитан, пулемет сдох, — сержант пристраивается рядом за импровизированной баррикадной из верстаков.
— Патроны или совсем?
— Совсем. Тейлор пытается наладить, коробку перекосило.
— Понятно, — прозвучало похоронным тоном.
Последний пулемет. Рихард сомневался в способностях и возможностях своих людей оживить машинку. «Браунинг» штука надежная и прочная, если его клинит, значит в поле голыми руками и Пресвятой Девой не наладить.
— Кто еще остался?
— Два отделения. Лейтенант собрал группу и удерживает два дома за улицей.
Про связь Рихард и не спрашивал. Нет ее. Последнюю рацию бросили днем. Проводной нет и некому тянуть кабеля.
Вдруг прямо над головой на крыше цеха заработал пулемёт. Ровный деловитый перестук. Ожил! Молодей Тейлор! Русские сразу успокоились, даже стреляют реже.
Капитан выглянул из укрытия, противника впереди не видно, попрятались. Только двое резво отползают за фундамент дома, волочат за собой тело в камуфляже. За остовом разбитой машины вялое шевеление.
Со стороны участка Герберзона доносится яростная пальба. Звучат два резких хлопка гранат. Жив, чертов мигрант! Отбивается. Вот, опять частый треск «Спрингфилдов» американцев.
— Значит, наладил Тейлор машинку.
— Живем, капитан.
Вовремя заработавший станковый «Браунинг» здорово охладил пыл наступающих. Следующий час шла вялая перестрелка. Больше чтоб обозначить намерения, пугнуть, не надеясь попасть даже случайно.
Рихард сделал резонный вывод, что русских тоже мало. А скорее знают, что обороняющимся деваться некуда, если не сегодня, то завтра поутру зажмут со всех сторон и похоронят гаубицами. Потому и не лезут напролом почем зря.
Оставив Мюллера на позиции, капитан отполз к обвалившейся стене и побежал пригнувшись. У тыльной стены цеха можно передохнуть. Затем надо срочно оглядеть поле боя, понять с какой стороны попрут русские. Вот лестница. Уже взявшись за перила Бользен услышал окрик.
— Рихард, постой! — хриплый знакомый голос.
— Пол?
Полковник Пибоди тяжело дышал после бега. За его спиной три десятка бойцов. Вид у всех не ахти. Лица осунувшиеся, хмурые, но глаза живые, светятся здоровой злостью. Чуть ли не половина в бинтах.
— Капитан, рапорт.
— Пока держимся. У меня один пулемет, три ручника и шестьдесят бойцов.
Генерал бросил взгляд на небо. Осеннее солнце клонится к земле. Редкие облака плывут к северу от города. Над лесом тянется клин перелетных птиц.
— Ламот, раненным отдых, остальных на позиции.
— Пусть найдет лейтенанта Герберзона, он поможет распределить людей.
— Там у тебя пулемет? — Пибоди показал пальцем на крышу. — Мы шли на его голос.
Полковник огляделся по сторонам. Картина на ратные подвиги не вдохновляет. Руины, за забором на летном поле горят машины и самолеты, клубится пыль, под стеной цеха аккуратно рядами сложены тела. Хоронить некому и негде. Цех пережил интенсивный обстрел. К счастью добротные кирпичные стены уберегли большинство солдат.