Сплетни
По словесности они проходили «Песнопения уйлоанских океанид» — «Уйлоаа алуэссиэй инниа», чрезвычайно старинный и крайне трудный для понимания сборник то ли песен, то ли стихов на архаическом языке, в котором часть слов вообще была непонятна, а другая часть сочеталась между собою так, что смысл ускользал.
Эти тексты считались великим памятником уйлоанской поэзии. Учить наизусть весь сборник не требовалось, спрашивали лишь фрагменты. Но даже их никто из учеников школы при Императорском университете толком не понимал. Чтобы зазубрить необходимый минимум и получить зачет, ученики изощрялись, приспосабливая стихи под мелодии нынешних песен, иногда легкомысленных. Однако в классе требовалось декламировать гимны с серьезным торжественным видом, слегка нараспев. И, как только кто-то пытался такое проделать, прочие закрывали руками лицо, ибо им становилось невыносимо смешно и неловко.
— Папа, зачем нас этим мучат? — недоумевала Ласси. — Какой смысл в бесполезном знании?
— Доченька, никакое знание не может быть бесполезным. «Алуэссиэй инниа» — часть нашей великой истории и культуры.
— Пустые слова! Ты можешь мне объяснить, кто такие те самые алуэссы?
— Певчие океаниды Уйлоа.
— А конкретнее? Амфибии? Земноводные?
— Ласси, откуда нам знать?
— Если они жили в море, у них были жабры? Дыхала? Плотная жировая прослойка? Плавники — рулевые и хвостовые?
— Не думаю. Судя по текстам, алуэссы могли подолгу находиться на глубине, однако не имели ничего общего с рыбами, гихорнами и улликанами.
— И при этом отлично пели, да? Тебе не кажется, папа, что это нелепо? Когда я плаваю на маяке, мне совсем не до песен. Под водой вообще не споёшь, захлебнёшься. Наверху звуки голоса глушит шум волн и крики птиц. Они кричат куда громче, чем мы можем петь. Ниссоа, илассиа, эйва, флайо…
— Дорогая моя, скорее всего, в этих текстах — красивый вымысел. Сказки. Ведь ни в одном историческом документе нет ни слова об алуэссах.
— Почему же тогда нас заставляют учить наизусть стихи про существ, которых никогда не бывало?
— Потому что от древней уйлоанской словесности сохранилось очень немногое. Лишь то, что попало в школьные хрестоматии. Несколько гимнов в честь Императора, «Летопись Уллинофароа», «Повесть о мудрой деве с Сеннара»…
— И молитвословия церемонии у очага, которые нельзя разглашать. Хорошо бы и тексты «Алуэссиэй инниа» отнести к сакральным — всё равно их никто понять неспособен, даже профессора словесности или господин дворцовый иерофант.
— Всё-таки, милая, выучи заданное.
— Ладно. Выучу и забуду.
— Никогда не знаешь, в какой момент оно тебе может понадобиться. Помнишь, как на вступительном испытании в школе ты блеснула словами «архитектура», «пропорция» и «симметрия»?
— Убедил. Но там всё логично. А этого я никогда не пойму.
Ласси едва ли не единственная из учеников сумела получить за декламацию выученного отрывка высший балл. Потом все писали эссе «Как я представляю себе алуэсс». У нее получилось эссе на другую тему: «Почему алуэссы — фантастический вымысел». Она четко аргументировала свой тезис данными из биологии и физиологии. По ним выходило, что подобных существ природа породить не могла, а значит, они — плод воображения неизвестного автора, и потому каждый волен представлять их себе какими угодно. За эссе поставили «хорошо», с примечанием: «отклонилась от заданной темы, но обнаружила оригинальный взгляд на предмет».
После разрыва всех отношений с Маллио Уймаром она побаивалась, что взбешенный сын ректора попытается ей отомстить, и поэтому, когда Лианнон Каннейс вызвался проводить ее из школы до дома, Ласси не отказалась.
Они мило болтали о том и о сем. Лианнон собирался поступать на экономико-юридический факультет. Им в семейном деле нужен специалист с университетским образованием. Каннейсы — богатые судовладельцы, теперь они наладили трансокеанское сообщение с Лиолланом. Пока оно не приносит больших доходов, поскольку велики затраты на страховку и путевые издержки. Но перспективы прекрасные, скоро откроется филиал компании, и даже если со временем на Лиоллан полетят суннолуллы, многие пассажиры предпочтут куда более долгий, но надежный и увлекательный путь по воде.
Возле дома Лианнон спросил, не пригласит ли Ласси его к себе, чтобы продолжить их разговор в домашней обстановке. Она сказала, что не собиралась принимать гостей, и вообще, если папа дома, они помешают ему заниматься, а если его нет, то порядочной девушке неприлично звать к себе юношу и оставаться с ним наедине.
— Ты так боишься недовольства отца?
— Я просто следую правилам, принятым в нашем обществе, Лианнон.
— И весьма дорожишь своей честью?
— Конечно.
— А знаешь, что про тебя говорят?
— Мне нет дела до сплетен.
— Смотря каких, Илассиа.
— И… каких же?
— Тема, знаешь ли, щекотливая. Посреди улицы обсуждать ее явно не стоит.
— Лианнон, мы можем пойти… ну, хоть в парк.
Он кивнул. До парка недалеко. Посидеть вдвоем там приятно. Если следовать совсем уж строгому этикету, принятому в семьях аристократов, то это тоже не поощряется. Но к «девочке с маяка», «ученой бакланше» и «подруге инопланетян» таких требований предъявлять не будут.
Ласси решительно отказалась устроиться на скамейке под тентом, огражденной с обеих сторон густыми кустами. Другая скамейка стояла почти у дорожки, по которой постоянно ходили гуляющие. Наконец, обнаружилось идеальное место: отдельные складные стулья, стоявшие у декоративного прудика. Можно было сесть поближе друг к другу, но не вплотную, дабы не провоцировать любопытных взглядов.
— Так что ты хотел сказать, Лианнон?
— Илассиа, ты… мне нравишься.
— Благодарю тебя.
— Но ты временами невыносима.
— Разве я тебя чем-то обидела?
— Ты изображаешь из себя высокоблагородную даму.
— Я стремлюсь ею стать.
— Ничего не получится.
— Почему?
— Из-за слухов.
— Слухов?!..
— Илассиа, я не хочу в это верить.
— Во что?!..
— Говорят, ты холодная и надменная — лишь для видимости, напоказ, чтобы скрыть свой позор.
— Какой позор, Лианнон?!.. Ты о моих отношениях с Маллио Уймаром? Там не было ничего позорного. Я ходила в лабораторию, помогала с экспериментом. Работа закончена, больше я там не появлялась, господина Уймара давно не видела. Что там насочиняли про нас, я не знаю. Моя совесть чиста.
— Всё намного хуже, Илассиа.
— Говори, если ты в самом деле мой друг, Лианнон!
— Ходят всякие разговоры, будто ты… мне даже выговорить такое противно…
— И всё же?..
— Будто ты… спишь с отцом.
Илассиа потеряла дар речи. Ей казалось, будто она заискрилась от гнева, как менявший цвета виссеванец.
Кто такое придумал?!..
Она уже знала, кто. Ведь он угрожал ей: «Да я тебя!»… Илассиа думала, Маллио подстережет ее где-нибудь и попробует совершить насилие. Но нет, такой поступок не остался бы без последствий. А чудовищная клевета — материя неуловимая. Экспертизу не проведешь. На камеру не зафиксируешь. Кто кому нашептал, в каких выражениях, в какой момент злые, но пустые слова превратились в якобы общеизвестную истину — невозможно установить.
И как с этим бороться?
Прежний путь — рассказать всё папе — сейчас не подходит. Папу нужно беречь. Ради Ласси он решится на что угодно. Но докажет этим лишь существование между ними той любви, о которой судят превратно.
Обратиться к кому-то из их могущественных друзей? У Ласси нет ничего конкретного против того, кто запустил гадкий слух. Она не может сослаться даже на Лианнона, который не захочет быть в этом замаранным ни с какой стороны. А спрашивать каждого из одноклассников и знакомых — «вы знаете, какие безумные глупости про меня говорят?» — совсем идиотский поступок. Тем самым она лишь расширит круг сплетников.
Побеседовать с классным психологом, госпожой Финнай? Ласси заранее предполагает, каковы будут рекомендации. Постараться держаться со свестниками более ласково и дружелюбно, обзавестись друзьями, почаще звать их к себе в гости. «Вы, милая, слишком рано развились, общаясь только со взрослыми. Вероятно, поэтому интуитивно ищете избранника старше себя, который мог бы в какой-то мере заменить вам отца. Если вы сами настаиваете на своей непохожести на остальных, что они могут думать о вас?»..
Она почувствовала, как Лианнон осторожно взял ее за руку.
— Илассиа. Я поверю только тебе.
— Спасибо. Но, раз говоришь «поверю», значит, сейчас не веришь. А я не намерена перед тобой ни отчитываться, ни оправдываться.
— Какая ты гордая.
— Так меня воспитали.
— Твой отец?
— И дед, и бабушка. Кайс и Файя Вайнир с маяка. Честь для них — не пустое слово.
— Илассиа, ты… совершенно необычайная девушка. Я… я люблю тебя.
— Очень тронута, Лианнон. Но лгать не буду. Не рассчитывай на взаимность.
— У тебя есть другой… возлюбленный?
— Почему я должна отвечать тебе на такие вопросы?
— Я хотел бы помочь тебе выпутаться из нынешней неприятной истории.
— Каким образом?
— Может, будем просто встречаться, чтобы прекратить эти слухи? Ничего такого, не думай. Иногда погулять, посидеть в открытом кафе, если хочешь, сходим в музей…
— Нет. Спасибо. Чтобы положить конец одной сплетне, совершенно не обязательно сочинять другую. Так можно запутаться и заиграться.
— Какая ты всё же… холодная.
— Я мыслю рационально, Лианнон. И веду себя честно. Со всеми.
— Ну, ладно. Как знаешь.
Он встал и ушел. Несомненно, обиженный.
Услышь хоть частицу этой беседы бабушка Ассона Саонс, она бы вознегодовала: «Илассиа, ты с ума сошла! Юноша из такой богатой семьи, с такими прекрасными чувствами и намерениями — как ты смела с ним говорить столь резко? Вы оба с отцом постоянно разрушаете свое собственное будущее, свое счастье, свое благополучие!»…
Ласси думала о другом.
Вероятно, действительно, она в чем-то вовсе не женщина. Пока Маллио, Лианнон и другие, кто пытался за нею ухаживать, говорили с нею к