Всего, всего доброго.
Крепко жму руку.
Ваш В. Каверин
12 апреля 1981 года.
С. М. Жураховичу
4/XII 81
Дорогой Семен Михайлович,
спасибо за Ваше доброе, умное и интересное письмо. Я тоже люблю Армению и глубоко ценю бережное, широкое отношение армян к искусству. Это связано у них, мне кажется, с умением деятельно любить свою родину. Деятельно и со вкусом. И так как у них есть подлинный духовный эталон — не только свою. Я давно не был в Армении, но помню все свои поездки в Ереван, в Дилижан, переписываюсь с немногими, уже давнишними друзьями. И гостеприимство армянское я знаю, сердечное, ненавязчивое и именно поэтому западающее в душу <…>.
Я очень рад, что Вам понравился мой «Художник неизвестен». Мне дорога эта старая книга. О том, в каком отношении она предвосхитила, как Вы пишете, «Мастера и Маргариту», мы при встрече непременно поговорим. С чувством признательности вспоминаю паши ялтинские встречи. Жизнь идёт тихо, я стараюсь беречь себя, но все–таки задумал и начал новую книгу. У нас уже зима, и в ясные дни я много гуляю. Я люблю лес и, хотя лыжи уже давно уплыли, брожу по лесу, пока он ещё не утонул под снегом. Статью о Зощенко я не случайно назвал «Молодой Зощенко». Многое я мог бы написать и о старом Зощенко. Я очень любил его и думаю о нём теперь с неизменной горечью. <…>
Обнимаю Вас.
Ваш Каверин
Л. Я. Гинзбург
Дорогая Лидия Яковлевна!
Извините, что я пишу Вам с таким опозданием. Ваша книга{«О старом и новом», Л., 1982.} пришла, когда мы были в Дубултах. Там мы задержались из–за болезни Лидии Николаевны (сердце), и только теперь нам удалось внимательно прочитать книгу. Прежде всего меня поразило, до какой глубины достигает в Вашей интерпретации самое понятие «чтения». Оно служит Вам мостом, который совершенно своеобразно и «первоначально» перебрасывается от своей азбучной элементарности к способности понимать исторический и структурный смысл произведения. Именно это связало три раздела Вашей прекрасной книги. Я не рассчитываю даже в общих чертах рассказать Вам о впечатлении, которое она на меня произвела. Оно должно упрочиться после вторичного чтения, как это было у меня и с Вашей книгой «О психологической прозе». Между прочим, как и другие Ваши книги, она помогает мне писать. Я занят сейчас новым романом, весьма далёким от той фантастической повести, которую Вы, может быть, прочитали в «Новом мире». Надеюсь, что Вы здоровы и счастливо работаете. Наш сборник о Ю. и. Тынянове в производстве и, я надеюсь, выйдет в ближайшее время. К сожалению, о «Чтениях» в Резекне ничего не появилось в литературной прессе{В «Литературной газете» № 48 от 1.12.82 напечатано сообщение о Тыняновских чтениях; в настоящее время готовится сборник, составленный из докладов, прочитанных в Резекне.}. Чудакова и Тоддес{Тоддес Е. А. — историк литературы, живёт в Риге.} обещают написать, но оба слишком заняты своими делами.
Всего–всего хорошего. Еще раз спасибо.
Ваш В. Каверин
4.8.82
Б. Я. Бухштабу
Дорогой Боря!
Как ты убедишься из письма заместителя главного редактора издательства «Художественная литература», которое я прилагаю, — наше дело выгорело. Правда, пришлось написать кое–куда восторженное письмо о тебе и твоей работе. Пытался дозвониться тебе — не удалось. Очевидно, ты в отъезде. Твои «Литературоведческие исследования» я прочёл с глубоким интересом. В особенности поразил меня необычайно тонкий разбор «тайнописи» позднего Лескова. Эта статья стоит отдельной книги, и я на твоём месте эту книгу бы написал. Тем более что она похоронила бы совершенно ложное представление о Лескове. Тебе удаётся характер, что крайне редко можно встретить в литературоведческих работах. Да и вся книга очень хороша. Она снова убедительно доказывает, что подлинное литературоведение — искусство. Но для книги, которая должна отметить твоё 80–летие, надо подобрать самые доступные для широкого читателя статьи. Думаю, что придётся ещё похлопотать о тираже и этому будет способствовать соответствующая подборка.
Привет Галине Григорьевне от меня и Лидии Николаевны. Целую тебя, скучаю.
29 августа 1982 года.
Твой В. К.
Гери Керну{Американский учёный, много сделавший для популяризации советской литературы.}
Дорогой Гери!
Я прочитал начало Вашего романа и глубоко убеждён, что Вы должны продолжать его. Что такое успех, я не знаю, но мне кажется, что он может рассчитывать на успех. Вы пишете прекрасным языком, выразительно и лаконично. Герои отчётливо видны, что крайне важно. Еще важнее та мысль, что между духовным и физическим общением лежит пропасть, которую перейти очень трудно или почти невозможно. Кстати, я только что прочёл в пятом номере журнала «Новый мир» повесть И. Грековой «Вдовий пароход», где Ваша ситуация служит поводом для духовного возрождения героя. Правда, там речь идёт о матери, а не о чужом человеке, которого Ваш герой обслуживает за плату. Прочтите эту повесть, мне кажется, что она будет для Вас интересна. Вообще же говоря, я убеждён, что Вы должны и, вероятно, уже не можете не писать. У Вас есть вкус, твёрдое перо и поглощающая любовь к литературе. Но я думаю, что первое время Вам придётся писать главным образом о себе, потому что себя Вы знаете превосходно, а в Вашем искусстве угадывать других людей я не уверен.
Получили ли Вы первый том моего собрания? Уже вышли три тома, а в августе появится четвёртый. По–видимому, моя книга «Вечерний день», которую я Вам посылал, имеет успех, — в 1982 году выходит второе издание количеством 200 тысяч экземпляров. Сборник памяти Тынянова я надеюсь увидеть в будущем году{Вышел в 1983 году.} и непременно пошлю Вам. Конечно, нет необходимости убеждать Вас «не падать духом». Вы не из тех, кто нуждается в подобных утешениях. Лидия Николаевна шлёт Вам сердечный привет.
Крепко жму руку.
В. Каверин
Май 1981
Гери Керну
Дорогой Гери!
Извините, что я отвечаю Вам с таким опозданием. Болела Л. и., был мой юбилей, отнявший у меня немало сил, и, наконец, мне трудно оторваться от нового романа. 1 февраля я не ждал поздравления. Что же поздравлять, если из всей нашей группы «Серапионовых братьев» остался только я.
Вы правы, стоило выучиться русскому языку,, даже ради того, чтобы прочитать Достоевского. С той. же целью изучив английский, я постарался познакомиться с Троллопом из классиков, с Грэмом Грином из современников.
Первый том, который Вы получили, составлен из текстов, восстановленных из моей первой книги, вышедшей в 1923 году. Я не слышал о переводе моего «Ревизора» на английский язык. Однако думаю, что это не поможет ему впоследствии «впасть в забытье». Поздравляю Вас с постановкой Вашей пьесы «Помешанный Кокошка». А я ведь и не знал до сих пор, что Вы драматург. По–видимому, спектакль, судя по замыслу, должен был иметь большой успех. Сознаюсь откровенно, что мне трудно судпть о пьесе, которую Вы мне прислали. Более того, я в ней ничего не понял. Пытался найти сходство с Беккетом, с Ионеско, но не нашёл, может быть, потому что плохо знаю и того и другого.
Я недавно видел превосходную пьесу по Даниилу Хармсу, которая называется: «Хармс, Чармс, Шардам…» Я написал на неё рецензию в № 25 «Литературной газеты» от 23 нюня 1982 года. Если попадётся — прочтите. Может быть, Вам покажется близкой эта алогическая и даже антидогическая манера.
Жду с нетерпением Вашего серьёзного рассказа. Очень рад, что Вы прочитали «Верлиоку». Я не считаю эту повесть грустной. Может быть, Вы перемените Ваше мнение. Было бы прекрасно, если бы Вы выбрались в Москву, — ведь Вы так давно у нас не были. Лидия Николаевна сердечно приветствует Вас и просит сообщить, что она приготовит для Вас гору вкусного шоколаду.
2–й том посылаю. В нём тоже найдутся перемены, которые тоже, может быть, удивят Вас. Всего вышло уже 6 томов, а в будущем году ещё два последних. Но это далеко не полное собрание моих сочинений. В него не вошла книга «Вечерний день» — посылал ли я Вам её? — и новый роман, над которым я сейчас работаю.
Крепко жму руку.
Ваш В. Каверин
29 августа 1982 г.
В. Я. Мотылю
Москва, 4 сентября 1980 г.
Дорогой Владимир Яковлевич!
Пишу, потому что не успел, да и не мог рассказать Вам о своих впечатлениях после показа фильма, да и по той причине, что мои рассуждения, как я надеюсь, пригодятся мне самому для задуманной статьи.
Ваш фильм называется «Лес» (по мотивам пьесы А. и. Островского). В данном случае выражение по мотивам особенно важно, и мне хочется его сразу же подчеркнуть.
Как Вы знаете, многие мои произведения экранизированы — именно поэтому ко мне обратилась газета «Правда», которая 28 октября 1979 года опубликовала моё интервью («Союз многообещающий»), непосредственно связанное с этим вопросом. В нём я утверждаю, что мы сравнительно бедны удачными экранизациями классики, и пытаюсь объяснить причину некоторых неудач. Мне кажется, что Достоевский, некогда решительно отказавшийся от воплощения некоторых его произведений на сцене, был совершенно прав. Драматические происшествия, по его мнению, уже совершились в его романах, а то, что однажды рождено, уже невозможно вторично произвести на свет. Зато возможно — и это уже моё мнение — создать художественное произведение по мотивам, по поводу — и, в случае удачи, оно может стать полноценным. Мне вспоминается пример с киновоплощением повести Ю. Тынянова «Подпоручик Ниже». Музыку для картины написал С. Прокофьев. Фильм устарел, и композитор переработал музыку в сюиту. Впоследствии на основе этой сюиты был создан балет, который Большой театр показал в Москве и Париже. И балет подошёл к оригиналу, как это ни странно, ближе, чем это было сделано в кино. На чём была основана удача? На умелом переходе в другой жанр. Именно эта задача стояла и перед Вами.
Но что значит «умело»? Для экранизации «Леса» это значило, что необходимо было добиться на сломе жанров возникновения этической личности, поставленной в конкретные исторические условия. Поступки Несчастливцева не только ступени развития сюжета, но личностная форма видения мира. Вам необходимо было создать совершенно определённый, важный с этической точки зрения характер, который по–своему воспринимает людей и событ