– И где же он работает?
– В казино. Дневным крупье. Им платят гораздо меньше, чем ночным, поэтому Миху и взяли. Но все равно там можно хорошие деньги заработать. И он пашет без выходных…
А чтобы Марианна поскорее успокоилась, Гио подарил ей шляпку. Нежную, элегантную, не только защищающую от солнца, но и облагораживающую грубоватую внешность любимой. Сама она никогда бы на такую не обратила внимания. Но Гио знал, какие вещи пойдут ей, и дарил, когда мог себе это позволить. На шляпку ушли те самые пятьдесят долларов, но он их не жалел.
…И жизнь продолжалась. Как Гио думалось, прежняя. Но однажды он почувствовал себя дурно и вынужден был уйти с уроков. Отравился чем-то. Скорее всего, раками. Намедни они с Мишей слопали целое ведро их, запивая пивом.
Гио влетел в квартиру и сразу помчался в уборную. Организм отторгал все, что находилось в желудке и кишечнике. Его и тошнило, и одолевало желание опорожниться. А еще пробивал пот, а в ушах стоял гул. Из-за него Гио не сразу понял, что за звуки доносятся из комнаты родителей. Стон? Возможно! Мише так же плохо, как и ему, поэтому он не пошел на смену и сейчас мучается, лежа в кровати. Или его рвет прямо на пол? Звуки неоднозначные.
– Суслик, только не останавливайся! – Эти слова прозвучали довольно отчетливо. – Еще минута, и я взлечу!
Марианна называла оргазм взлетом, а Михаила – Сусликом. Говорила, он похож на него. И уверяла в том, что он из-за этого непривлекателен.
Толкнув дверь, Гио увидел Марианну… Сначала ее! Она стояла в позе собаки, запрокинув голову. На шее складки, подбородок трясется (она чуть набрала), груди свисают и колышутся. Некрасивые, тонкие, вытянутые, с огромными сосками. Позади нее Миша. Обритый на днях череп весь в поту, лицо красное, грудь вздымается. Руки то сжимают ягодицы Марианны, то отрываются от них, но лишь для того, чтобы исхлестать их.
– Я лечу! – верещит она и начинает дергаться.
Он хватает ее за шею, чтобы уронить лицом в матрас, и тоже улетает!
А Гио понимает, что обсирается…
В прямом и переносном смысле.
Отвратительное слово, еще хуже действие, но от правды никуда не денешься. Синонимы тут бесполезны. Никакое сравнение не подойдет. И если бы не обгаженные штаны, бросился бы на прелюбодеев-предателей. Но пришлось убегать, чтобы обмыться и переодеться. На это ушло пять минут. Для Марианны и Михаила они пролетели как миг.
– Чем воняет? – услышал Гио его голос.
– Дерьмом. Тут с канализацией проблема. Разве не заметил?
– Паршивое местечко, согласен. И я съехал бы отсюда, если бы не ты.
– Ты делал вид, что я тебе не нравлюсь.
– Ты от меня не отставала. Но между нами сразу начали летать искры. – Они сплелись телами, и Марианна оглаживала шею и спину Михаила. А от Гио всегда пыталась отстраниться.
– Помню, как мы впервые поцеловались, – мечтательно проговорила она.
– В твоей конторе во время технического пятнадцатиминутного перерыва. И мы не только целовались!
– Я должна расстаться с Гио.
– Зачем?
– Я не могу больше его обманывать. Он любит меня.
– А ты его?
Гио замер. Пусть скажет, что тоже любит, а к Суслику испытывает непреодолимое влечение. Ему будет больно, но он ее простит!
– Он дорог мне, – услышал он. – И я в ответе за того, кого приручила.
До этого она так говорила о скворце, которого выкормила. Он выпал из гнезда, и его чуть не сожрал кот. Марианна птенца отбила, выходила, а когда тот окреп, отвезла в парк и выпустила. Она думает, он там прижился, а Гио уверен, что его заклевали свои же. Птенец не умел охотиться, и летать, его не научили, значит, он обуза.
– Когда будешь давать Гио от ворот поворот, не приплетай меня, ладно? Я не хочу его ранить.
– Но тебе все равно придется съехать. Это верх цинизма – встречаться на его территории с женщиной, что разбила ему сердце.
– Пока некуда. Но я начну искать другое жилье.
Гио вырвало. Казалось бы, от всей дряни внутри себя избавился, ан нет.
– Опять чем-то завоняло, – проворчал Паша и встал с кровати. Поднялась и Марианна.
Некрасивая, какая-то поплывшая, с красными пятнами от ударов на бедрах… И все равно любимая!
Пока они одевались, Гио занимался делом: он снимал со стены ружье прадеда. Именно из него он решил убить Марианну и Михаила. Хватит ему пыль собирать, пора выстрелить из обоих стволов. По словам прадеда, из этой винтовки когда-то убивали не только животных. На Русско-турецкой войне, в которой тот тоже участвовал, она бывала в боях.
Когда прелюбодеи вышли из комнаты, то увидели Гио. Он стоял в прихожей с винтовкой в руке. Трясущийся, жалкий, воняющий рвотой и немного дерьмом.
– Я приговариваю вас к смерти! – выкрикнул он дрожащим голосом. И нажал на курок.
Марианна зажмурилась, ведь целился Гио в нее. Но выстрела не последовало.
– Не зарядил, дурило? И слава богу. – Это сказал Миша-Суслик. И кинулся на Гио…
Но он зарядил! Патроны хранились рядом с отцовской коллекцией ножей.
«Лучше бы я взял кинжал», – подумал Гио, но вслух сказать ничего не успел, Суслик сбил его с ног ударом в челюсть, а затем долбанул прикладом выпавшей из рук винтовки.
Когда Гио очнулся, никого в квартире не было. Как и вещей Михаила. Винтовку он, между прочим, забрал тоже. Как потом оказалось, не только для собственной безопасности, но еще и для продажи. Гио увидел ее в комиссионке, хотел выкупить, да по деньгам не потянул. Старинная вещь, настоящий раритет, пусть и с заедающим механизмом.
Марианна на работе больше не появилась. Сначала взяла отпуск за свой счет, потом уволилась. Никто этому не удивился, ведь у бухгалтерши муж при должности.
Томительно прошло лето. Гио хворал. Сестра звала в гости, но он не поехал – не было сил. Но и от почти бесплатной путевки в санаторий отказался. Когда наступило первое сентября, Гио в первую очередь нашел дочку Марианны. Спросил у нее, как мама.
– Нормально, – ответила девочка. – Но она сейчас не с нами живет.
– А с кем?
– Со своим отцом. Он сильно заболел, ей пришлось уехать, чтобы заботиться о нем. Папа предлагал его перевезти к нам, но старик отказался. Хочет уйти из жизни там же, где начал ее. Это далеко отсюда. На границе с Абхазией…
Гио тогда все понял. Марианна в один момент бросила все и умотала с любовником в глушь. Мужу опять наплела что-то. Хотя, возможно, правду сказала, а он просто не захотел травмировать дочь.
В тот год Гио узнал о том, что у него прободная язва. Его увезли из школы на скорой. После выписки запретили есть вкусности и пить алкоголь. А он и до этого себя не баловал. Но сильно нервничал. Отсюда и болячки…
Гиоргий Ираклиевич, оклемавшись, вернулся на свое рабочее место. Его встречали цветами и овациями. Все переживали за заслуженного учителя Грузии и были рады его выздоровлению.
– Вы отлично выглядите! – говорили ему все. – Помолодели, похорошели.
Комплименты были искренними, Гио и сам замечал, что болезнь пошла на пользу его внешности. Он стал подтянутым, после лечения ушли мешки под глазами, и он отрастил волосы, поскольку пропустил несколько походов к парикмахеру. Но в красавчиках он проходил недолго. Утратив вкус к жизни, Гио стал увядать. Да так стремительно, что уже к пятидесяти превратился в старика…
Или ему так казалось?
Та же Карина, соседка, проходу ему не давала. Заигрывали с Гио и другие женщины. Всем им он казался привлекательным. Себе же самому – старой развалиной. Тростью он обзавелся, когда в ней еще не было необходимости. Нашел на антресолях, когда заталкивал туда сложенные в коробку ненужные подарки от учеников. Вспомнил, что прадед с ней не расставался. Но не в шестьдесят, а в девяносто лет на нее опирался. Или ему было больше? О точной дате рождения старого аксакала только гадали. Паспорт не отображал реального возраста. Это касалось и Гио. Он рано начал рассыпаться…
До шестидесяти он доработал только потому, что нуждался в деньгах. Ушел бы по выслуге на пенсию, да слишком она мала. Ему и сейчас едва хватает пособия по старости, но он справляется. Скромно живет, питаясь дешевыми продуктами, и ждет смерти.
Глава 3
Она стучала в дверь с несвойственной ей настойчивостью. Можно сказать, колотила.
– Пойдите прочь! – услышала Алиса возмущенный старческий голос. – Что за безобразие? Я сейчас вызову полицию…
– Здрасте! – закричала она. – Это я, ваша соседка. Можно мне войти?
– Нет!
– Гиоргий Ираклиевич, это ради вашего же блага. Скоро полиция узнает о том, что вы с покойным были давно знакомы! И он… ваш заклятый враг!
Дверь тут же распахнулась. Алиса увидела на пороге старого человека в фетровой шапочке. Седого, скрюченного. С бельмом на глазу. Но, присмотревшись, поняла, что перед ней не древний дед. Второй глаз яркий, живой. На лице не так много морщин. А зубы – все свои! У Алисы три импланта, две коронки, налет, который она не снимала уже год, а у старика чуть ли не голливудская улыбка. И свежее дыхание!
– Меня Алисой зовут, – представилась она.
– Или Аллой?
– Называйте как удобнее.
– Белоснежкой буду. Не против? – И посторонился, чтобы впустить.
Она так и представляла себе эту квартиру. Большую, запутанную, пыльную. Ее пронизывал свет, наполнял запах старых книг, полыни, сухофруктов, облагораживали картины, за которыми прятались дыры в стене. Ремонтировать квартиру бесполезно. Она просто рассыплется, когда начнется демонтаж. Она уже в процессе распада. Кажется, что стены рухнут, если с них сдерут обои, обвалится потолок, когда начнут менять люстру. Но и уезжать из этой квартиры на исходе жизни – не вариант…
В ней нужно доживать свой век!
– Будешь чай, Белоснежка?
– Буду, – ответила она.
– Тогда пошли. – Старик провел ее в кухню с длинным столом. На Тайной вечере был примерно такой же (она вспомнила знаменитую картину да Винчи), но его не покрывала скатерть. – Откуда ты знаешь, что Мишка Орехов когда-то носил фамилию Суслов? Хотя по отцу он Папиашвили – мать дала свою, когда ее муж скончался.