Письмо любви к тебе — страница 37 из 54

– Черт возьми, ты сводишь меня с ума. Ты буквально сводишь меня с ума.

– Хорошо, что я уезжаю, – бросила я себе под нос, забираясь в машину и нажимая кнопку блокировки. Джейми стоял за моим окном, когда я включила зажигание.

– Да. Хорошо. Похоже, в этом ты мастер!

Я повернулась к нему, посмотрев через стекло ему в глаза, пока он смотрел на меня. Джейми сжимал челюсти, а его глаза скрыты тенью от фонарей на парковке. Он дерзнул сделать следующий шаг, но мне надоело играть в эту игру. Я отмахнулась от него, мило улыбнувшись, и уехала, не удостоив его взглядом.

Слезы градом потекли по щекам прежде, чем я успела осознать. Я резко смахнула их, но руки задрожали, и из горла вырвался крик. Я ненавидела Джейми. Любила. Ненавидела себя за то, что любила его. Ненавидела себя за то, что позволила ему уйти, за то, что позволила ему найти другую. Я была в ярости, но на самом деле почти все, что он говорил обо мне, – правда. Это я не хотела, чтобы мы были нормальной парой. Я всегда уходила, и я была эгоисткой.

Я была такой чертовой эгоисткой.

В тот момент, не более чем на долю секунды, я поняла, что похожа на своего отца больше, чем думала.

Я не могла оставаться в этом городе еще одну ночь, зная, что он лежит с Энджел в постели в десяти минутах ходьбы от меня. Зная, что он счастлив с другой женщиной, а я все еще по эгоистичным соображениям всем сердцем желала ему обратного.

Вернувшись в мамин дом, я собрала сумку и поймала такси до аэропорта. Написав только пару сообщений маме и Дженне, я покинула Южную Флориду с новой дырой, выжженной в сердце.

Если бы я тогда знала о доле ангелов [1], то посмеялась бы. Говорят, каждый год партия виски остается без бутылки, каждый год выдержки испаряется четыре процента алкоголя – это и есть доля ангелов. Тогда действительно было забавно, что я не позаботилась о том, чтобы разлить Джейми по бутылкам, и его украла женщина по имени Энджел – то есть ангел. Возможно, я бы посмеялась, если бы знала эту историю тогда. Но опять же, возможно, нет. Потому что на самом деле это было не смешно.

Совсем не смешно.


Глава шестнадцатаяРеабилитация

После случившегося я приходила в себя в три захода.

Три дня я позволила себе горевать. Как только самолет приземлился, я отключила телефон, набрала в дом вина, пива, водки, всего, кроме виски, а также огромное количество нездоровой пищи и приступила к делу. Я переоделась в свои любимые треники и свободный свитер, который свисал с плеч, и не переодевалась ни в какую другую одежду до истечения семидесяти двух часов.

В эти часы я долго и упорно думала о многом. О работе, о своем нынешнем положении, о семье, о том, на каком этапе жизни нахожусь. На первом месте в моих мыслях были мы с Джейми – то, чем мы были, и то, чем мы не были. Я слушала в основном классическую музыку, часто принимала ванну, давала себе возможность думать, плакать и делать все, что было необходимо. Я слишком много пила, очень мало ела, хотя у меня было много еды, и, в конце концов, пришла к трем очень твердым выводам.

Во-первых, я была там, где и нужно. Я не собиралась жалеть о том, что осталась в Питтсбурге или согласилась на постоянную работу в «Рай Паблишинг». Мне нравилось то, чем я занималась, с кем работала и мое будущее. Я чертовски много работала, чтобы добиться своего. Начиная стажировку, я знала, что вероятность того, что меня возьмут на постоянную работу, ничтожно мала, и все же я произвела на них впечатление и получила постоянное место. Никаких сожалений не было. И хотя я скучала по серфингу, я действительно любила этот город. Мне нравилось то, кем я становилась. Конечно, мне было одиноко, но меня звали гулять и предлагали дружить – нужно было только согласиться. Я могла так сделать. Я так долго не могла понять, чем хочу заниматься в жизни. И теперь, когда нашла, то крепко вцепилась в него, и это единственное, в чем я была уверена на сто процентов.

Во-вторых, я похожа на своего отца. И это нормально. Я всегда говорила, что унаследовала черты и матери, и отца, и это правда. Мне были присущи его эгоистические наклонности, но они уравновешивались маминой жертвенностью. Я злилась на себя за то, что последние несколько месяцев вела себя, как папа, но знала, что не могу этого изменить. И в каком-то смысле я и не хотела. Каждый человек должен быть эгоистом в тот или иной момент своей жизни. Иногда нужно ставить себя на первое место. И я не жалею, что погналась за своей мечтой или встала на ноги. Я жалела только о том, что в процессе потеряла любимого человека. Но теперь нужно смотреть вперед, и в своем будущем я видела вечера с друзьями, баланс между работой и развлечениями, больше времени, проведенного в телефонных разговорах с мамой, и меньше – за рабочим столом. Ну, хотя бы немного меньше.

Третий, и, пожалуй, самый сложный вывод, к которому я пришла, заключался в следующем: я была слепа. Я думала, что знаю, кем мы с Джейми были и что между нами произошло. И в какой-то мере знала, но в большей степени все-таки не осознавала. Я уклонялась, боясь последствий. Боялась сгореть. Понимаете, я поняла, что люблю его. Поняла, что он любит меня, но этого мне не хватило. Потому что не понимала, что Джейми оставил мне шрам на сердце в первый день нашей встречи, когда буквально налетел на меня, и каждый раз, когда я видела его с тех пор, это было похоже на то, как если бы я сжимала этот шрам железной хваткой. Рана, нанесенная самой себе. Мне нравилось, что с ним больно, что жжет, что все не идеально, – и ему тоже. Но мне надоело причинять себе боль. Я перестала причинять боль и ему.

Я не была трезвой ни одной минуты в течение трехдневного запоя, но вышла из него с ясной головой и чистым духом.

Так было до тех пор, пока не началась следующая череда мелькающих передо мной цифр «три».

Прошло три месяца, прежде чем Джейми попытался позвонить мне. Когда он это сделал, я дважды проигнорировала его, но на третий раз любопытство взяло верх, и я сняла трубку.

– Би?

Только этого не хватало, чтобы он спросил мое имя на вдохе отчаяния.

– Да, Джейми.

Он вздохнул, то ли с облегчением, то ли с неуверенностью.

– Мне очень, очень жаль. Боже, я был таким козлом по отношению к тебе. Я был чудовищен. И ты этого не заслужила.

– Ты чертовски прав, я этого не заслужила.

– Я не знал, что делать, когда ты появилась, понимаешь? Я был уже пьян, растерян, ошеломлен. – Он сделал паузу, и я поднесла вино к губам. Я хотела подождать. Хотела дать ему выговориться. – Би, я не могу… Я не знаю, как жить в жизни, в которой нет тебя.

Я глотнула вина, борясь с желанием подавиться, и выпрямилась на диване. Глаза затуманились слезами от того, что жидкость попала не в то горло, и мне потребовалось время, чтобы собраться с мыслями, что предоставило Джейми больше времени.

– Я знаю, что между нами все по-другому… Наверное, я держался за то, чем мы могли бы стать в Олдере, или что-то в этом роде. Не знаю. Я не хотел давить на тебя, но и не хотел срываться на тебе. Иногда ты действительно сводишь меня с ума, – сказал он с усмешкой, и я улыбнулась, потому что мне было знакомо это чувство. Слишком хорошо. – Но ты нужна мне как друг, Би. Ты должна быть мне другом.

Друзья.

В моей голове промелькнуло воспоминание о том, как мы договаривались о том же самом – и потерпели неудачу. Мы с Джейми Шоу не могли быть просто друзьями – мы не знали, как это сделать. И все же, пока я разговаривала с ним по телефону, мой желудок сжимался и сворачивался в трубочку. Я скучала по нему так сильно! И вот он извиняется и просит меня остаться в его жизни. А я хотела, чтобы он был в моей. Хотя и понимала, что это не очень умно. Я бы поставила деньги на то, что это взорвет наши отношения, но мне было все равно. И снова, даже после восстановления, я предпочла быть эгоисткой, а не осторожной.

Я вздохнула.

– Ты никогда не терял меня, Джейми. Не смог бы.

И это правда. Я не могла придумать ни единого варианта, при котором он потерял бы меня навсегда, потому что часть моей души была связана с этим парнем. А я уже потеряла так много себя в том возрасте, что отказывалась отпускать то немногое, за что еще держалась.

Мы проговорили по телефону еще три часа, и все три часа ушли на то, чтобы сказать ему, что мне тоже очень жаль.

Через три недели после этого мама и Уэйн поженились. Затем они купили яхту, продали все остальное и решили жить на ней. Она рассказала мне обо всем этом в девятиминутном видеочате, и они с Уэйном все это время смеялись, как дети, рассказывая, как безумно, но правильно они себя чувствовали. Я не могла не радоваться за них, но это напомнило мне о том, как я сама была одинока.

И вот я снова погрузилась в работу и сумела закончить обучение в магистратуре в режиме онлайн, но при этом не забывала о развлечениях. Я встречалась с коллегами после работы, устраивала счастливые часы и пиратские игры, когда только могла. Я больше исследовала город, даже нашла время подняться на склон Дюкен, чтобы увидеть Питтсбург с лучшей точки. В марте на неделю прилетела Дженна, и выпал снег, так что мы впервые в жизни катались на санках в парке за городом. Я по-прежнему разговаривала с мамой при любой возможности, когда она не путешествовала с Уэйном, что случалось нечасто, но я использовала любую возможность.

Три человека были повышены до меня, и в августе, почти через год после первого повышения, я стала литературным агентом.

У меня уже был внушительный список клиентов, и он начал быстро расти, как только я получила официальное звание и возможность решать задачи по-своему, не перепрыгивая через многочисленные препятствия. Комиссия неуклонно росла, доход менялся так, чего я не ожидала, а Рэндалл знал меня по имени, чего я не могла сказать обо всех сотрудниках нашего офиса. Казалось, у меня появилось столько же друзей, сколько и врагов, а это означало, что я что-то делаю правильно.