– С горки пошли кататься.
– Вы там, на реке, поосторожнее будьте. Там спуск, знаешь, какой крутой? В сторону съедешь, шею свернешь.
Вдвоем с Альбиной мы впряглись в веревку и потащили пустое корыто к реке. Неровное днище импровизированных санок оставляло за нами на заснеженной тропинке широкую роспись: «Здесь прошли два придурка, решившие в темноте скатиться с обрыва к реке».
На краю крутого склона мы остановились.
– Стреляй в реку! – приказала Альбина.
Я раскрыл шампанское, бабахнул в ночной тишине пробкой в небо. Мы выпили по бокалу, поставили бутылку и посуду на край тропинки и стали готовить сани к спуску.
– Ты сможешь рулить? – спросила Альбина, усаживаясь впереди.
– Бог не выдаст – свинья не съест! – Я столкнул сани с обрыва и прыгнул к ней.
С первых же метров мы помчались со скоростью болида на бобслейной трассе, вот только желоб для санного спорта ровный и гладкий, а нас подбрасывало на ухабах.
– А-а-а! – заверещала Альбина, когда мы полетели вниз чуть ли не вертикально.
– Держись! – крикнул я, всем корпусом стараясь повернуть корыто в сторону от появившегося на пути снежного холмика. Получилось неудачно: сани перевернулись, я полетел в одну сторону, Альбина, кувыркнувшись через голову, – в другую. Выбравшись из сугроба, я бросился ей на помощь. Она лежала на снегу, раскинув руки в стороны. Ее дорогущая песцовая шапка-ушанка улетела вслед за корытом, к самой кромке речного льда.
Было очень тихо. Поднявшаяся из-за горы огромная луна, как гигантский прожектор, освещала русло реки. В бору, разбуженная нашими воплями, раскаркалась ворона.
Я подошел к Альбине, встал перед ней на колени.
С дочерью Евгения Викторовича было все в порядке. Она счастливо улыбалась, рассматривая раскинувшуюся над ней звездную бесконечность Вселенной.
– Это кайф, Андрюша, – прошептала Альбина. – Это ни с чем несравнимое блаженство… Поцелуй меня и скажи: «Альбина, я люблю тебя!» Мы здесь вдвоем. Тебе, кроме меня, некого любить.
Я лег рядом с ней, подсунул девушке под голову свою руку.
– Я люблю тебя, Альбиночка, люблю, люблю!
Я взахлеб целовал Альбину и чувствовал, что никого и никогда так не любил, как ее, взбалмошную, непредсказуемую, брызжущую избыточной энергией. Я прекрасно знал, что завтра все это закончится, и мы разъедемся в разные стороны, и, вполне возможно, больше никогда в жизни не сможем уединиться. У нее есть законный муж, скорее всего, есть еще один любовник, а если нет, то скоро появится – она никогда не будет одна. Такая красивая инициативная женщина всегда будет окружена готовыми покориться ей мужчинами. Но это будет завтра, после восхода солнца, а сегодня, в звездной тишине, Альбина – моя. Она любит меня, а я люблю ее, и никто на свете нам больше не нужен. Нам вдвоем, на морозе, на покрытом снегом берегу реки хорошо, тепло и комфортно. Хоть миг, но – наш!
– Ты замерзнешь, – прошептал я. – Я схожу за шапкой.
– Второй раз я с этой горы ни за какие деньги не поеду, – Альбина встала, отряхнулась. – Андрей, оставь сани там, где лежат. Завтра Валентина Павловна пошлет кого-нибудь, вытащат наверх.
Не единожды споткнувшись и упав, мы выбрались на вершину холма, нашли спрятанное в снегу шампанское, допили остатки и пошли по тропинке в «Изумрудный лес».
Взбесившаяся собака появилась внезапно. Когда она в первый раз мелькнула среди деревьев, я с ужасом подумал, что навстречу нам мчится настоящий таежный волк.
«Мать его! У меня ни ножа, ни пистолета, – промелькнула мысль. – Если волк один, я сцеплюсь с ним, а если их стая – то нам конец!»
– Ты видел? – остановила меня Альбина.
Я молча сорвал с шеи шарф, намотал на левую руку.
– Андрей, – испуганно прошептала Альбина, – откуда здесь волки, тут же до города всего двадцать километров? Андрей, разве волки не боятся людей?
– Стой за моей спиной и не высовывайся! – приказал я.
Собака была неизвестно какой породы, скорее всего, взбесившейся от голода крупной одичавшей дворняжкой. Я даже толком не понял, на кого она похожа: на покрытую густой свалявшейся шерстью немецкую овчарку или на лохматого полярного волка? Времени рассматривать ее не было: собака, не сбавляя хода, мчалась на нас по узенькой натоптанной тропинке.
Я заградил собой Альбину, встал, приготовившись сунуть в распахнутую пасть руку, обмотанную шарфом. В минуту настоящей опасности я был спокоен, словно ждал этой встречи много лет, словно я не один раз вымерял расстояние, с которого смогу нанести собаке один-единственный, но решающий удар. На второй замах она мне шанса не оставит. Тут или-или: или меня ждут ласковые губы Альбины, или покрытые слизью острые клыки.
В метре от меня собака затормозила и тут же бросилась вперед. Она хотела вцепиться мне в голень, но я опередил ее – сильно и точно ударил носком зимнего сапога прямо в стык между нижней челюстью и горлом. От удара собака взвизгнула, крутанулась волчком и умчалась в обратную сторону так быстро, словно никакой собаки перед нами никогда и не было.
– Андрюша, – жалобно прошептала Альбина за спиной, – она больше не вернется? Пошли быстрее домой, я боюсь оставаться в этом лесу.
После скоротечной схватки у меня затряслись руки, перед глазами замелькали мелкие яркие мушки, спина взмокла, нестерпимо захотелось курить.
«Надо постоять минуту, и все пройдет. Альбина не заметит моей минутной слабости. Что за черт, когда вступаешь в драку, ты всегда спокоен, как закончится схватка, так руки дрожат, как у алкоголика с похмелья!»
Я закурил, отыскал в снегу толстую кривую палку.
– Андрюша…
– Не бойся, любимая! – приободрил я подругу. – Если собака еще раз бросится на нас, я переломлю ей хребет. Ты сильно испугалась?
– Даже завизжать от страха не могла, – откровенно призналась она. – Андрей, давай к людям выходить. Если прибежит стая собак, ты от них никакой палкой не отмахнешься.
Дальнейший путь до «Изумрудного леса» мы прошли без приключений.
– Вы в Новосибирск ходили с горы кататься? – встретила нас в холле дома отдыха Журбина. – Время – двенадцатый час ночи, вы где шарились?
– Валентина Павловна! – бросилась к ней Альбина. – На нас собака напала, огромная, как теленок! Пасть такая здоровая, я думала, она проглотит меня целиком. Зубы у собаки – во! С палец величиной, не меньше!
– Касим! – позвала Журбина. – Ты слышал про собаку? Завтра собери мужиков, возьмите ружья и пристрелите ее. Не ровен час, она через забор к нам во двор запрыгнет и покусает кого-нибудь.
– Валя, – отозвался от барной стойки узбек, – я тебе еще позавчера про эту собаку говорил, а ты все отмахивалась, не хотела на нее облаву делать. Андрей, она тебя цапнуть не успела?
– Андрюша как дал ей! – ответила за меня Альбина. – Собака как подпрыгнет, как завизжит! Я думала, она вас всех на уши подняла, а вы сидите и в ус не дуете.
– Альбиночка, выпей вина, успокойся, – Журбина подвела ее к бару, приняла из рук сына Касима бутылку с марочным вином, собственноручно наполнила три фужера.
– Андрей, тебе особое приглашение надо? – обернулась ко мне Валентина Павловна.
– Этот фужер мне, – забрал третий бокал Касим, – а это – Андрею, победителю ночных чудовищ!
Он налил рюмку коньяка, протянул мне.
– За старый Новый год! – мы чокнулись, выпили и разошлись по этажам.
Глава 22Итоги московской проверки
Когда я проснулся, на улице было уже светло.
«Во сколько мы вчера легли и сколько сейчас времени? А какая к черту разница, до обеда мы все равно будем торчать в «Изумрудном лесу». Машина за нами придет только во второй половине дня. Пока есть время, надо отоспаться».
Я повернулся на бок, обнял мирно посапывающую Альбину.
«Помнится, Альберт Львович[10], когда объяснял мне энергетику семейной жизни, сказал: «У тебя переизбыток внутренней энергии, и тебе для счастливого супружества надо найти женщину с пониженной энергетикой – «липучую» женщину, то есть такую, к которой ты сам прилипнешь и ни за что не захочешь с ней расставаться. Верный признак «липучей» женщины – это неотвратимое влечение к ней. Тебе будет скучно жить на свете, если ее не будет рядом». После Альберта Львовича я мысленно перебрал всех женщин, с которыми был близок и к которым испытывал симпатию. «Липучей» женщины среди них не было. Даже Наталья – не то. Я вполне комфортно чувствовал себя без нее. А вот Альбина имеет некоторые признаки липучести. Альбина – это женщина-синусоида, она находится в беспрерывном движении вверх-вниз. Когда в ней накапливается внутренняя энергия, она идет к вершине синусоиды, на пике подъема совершает безрассудные поступки и кубарем катится вниз. Там, внизу, лишенная избыточной энергии, она становится «липучей» женщиной, которую хочется защищать и любить. Без всякого сомнения, вчера, на берегу реки, я любил ее. Я не хотел овладеть ею – какой секс на морозе? Даже мыслей об этом не было, но я любил ее и готов был на любые безумства, лишь бы она еще раз прошептала: «Скажи: «Альбина, я люблю тебя!» Сколько человек признавалось ей в любви? Скольким мужчинам она разбила сердце? Сколько озлобленных субъектов посвятили ей похабные памфлеты на стенах общественных туалетов? Не завидую я ее мужу. Он постоянно видит Альбину на подъеме, а на спаде ее любит уже кто-то другой. Например, я».
От молодого здорового тела Альбины исходила возбуждающая энергия. Я погладил ее по бедру, по ягодицам.
«Хороша девка! Интересно, она занималась спортом или нет? Наверняка занималась. Папаша у нее был сотрудником райкома партии. Он просто обязан был заставлять ее ходить в спортивные секции и посещать музыкальную школу по классу фортепиано. В стремлении вырастить и воспитать разносторонне развитую личность взрослые идут на крайности…»
– Андрей, – не поворачиваясь ко мне, сказала Альбина, – ты сейчас что делаешь: предлагаешь мне проснуться или проверяешь, все ли у меня на месте?