– Наверняка что-нибудь домой утащил, – поддержал генерала Комаров. – Спортсмены, они такие: кроссовочки, маечки – все в дом несут.
С совещания мы разъезжались тем же порядком: первым убыл генерал, за ним Комаров и Шмыголь. Я ожидал, что Большаков устроит мне головомойку за подсказку с «клубком», но он был погружен в свои мысли и меня чихвостить не стал. Зато Клементьев вволю поизгалялся:
– Андрей, ты больше не мелочись. Встретишь в следующий раз Удальцова, представляйся ему начальником УВД. И звание себе накинь, не стесняйся. Красиво же звучит: полковник Лаптев! Чего ждать столько лет, пока полковничьи погоны получишь. Сходи завтра в ателье, закажи себе каракулевую папаху, как у Большакова, и будешь по управлению щеголять, на тыловиков страх наводить.
Приехав в управление, мы засели за работу: я и Ключников стали готовить списки на обыски, Клементьев занялся составлением примерного плана предстоящей операции. В шесть вечера к Геннадию Александровичу заглянул Малышев.
– Трудишься? Оставь план на Лаптева, а сам выезжай на происшествие.
– Что случилось?
– Упырь человека застрелил.
Глава 26Изменник высовывает уши
Если бы меня назначили директором балетной труппы, я бы отказался. Я ничего не понимаю в балете и никогда по доброй воле билет на «Лебединое озеро» не куплю. Если бы меня заставили быть руководителем балетного театра, то первым делом я подыскал бы себе заместителя, разбирающегося в балете, и всю текущую работу возложил бы на него. При руководстве балетной труппой я бы использовал знания, полученные в высшей школе милиции, и обычный житейский опыт. Так, выбирая реквизит для спектакля «Щелкунчик», я бы не стал заставлять балерин надевать кирзовые сапоги. Без сомнения, балерины в белоснежных пачках и начищенных до блеска кирзачах смотрелись бы свежо и оригинально, но это был бы уже не балет.
Подбирая себе заместителя, Юрий Задорожный руководствовался другими принципами. Как любой вожак преступной группировки, себя он считал умнее и опытнее соратников и к принятию стратегических решений их не подпускал. Заместитель был нужен ему для действий на узком участке деятельности, например, для силового решения конфликтов. Бывший спортсмен Бирюков идеально подходил на роль такого заместителя: он был агрессивным, хладнокровным и беспощадным, вот только в стратегии и тактике борьбы преступных группировок за выживание ничего не соображал. Не было у него и достойного образования – институтские дипломы спортсменам вручают за спортивные достижения, а не за полученные в аудиториях знания.
Убедившись, что лидер группировки «Борцы» действительно похищен, Бирюков перешел на нелегальное положение. Как человек, привыкший силой добиваться поставленной цели, он не стал анализировать складывающуюся в городе обстановку, а решил продолжить начатую Задорожным войну. В качестве ответного хода на похищение Задорожного он решил ликвидировать двух известных в городе авторитетов – Гутю и Психа.
Днем 14 февраля к дому Гути подъехал автомобиль «Жигули» с четырьмя боевиками. Около половины шестого на улице стало темнеть, в квартире Гути зажегся свет.
– Пора! – решил старший группы, бывший спортсмен-дзюдоист по фамилии Светлаков.
Взяв с собой ножи и кастеты, боевики вошли в подъезд Гути, позвонили в дверь. Открыл им уголовник по кличке Упырь. Ничего не спрашивая, Упырь выстрелил в Светлакова из обреза. Умер спортсмен до приезда «Скорой помощи», его товарищи с места столкновения сбежали.
Убив нападавшего, Упырь вернулся на кухню, налил себе полный стакан водки и залпом выпил. Вызванная соседями милиция прибыла через несколько минут. Вскоре на место происшествия приехал Клементьев.
– Привет, Упырь! – Геннадий Александрович похлопал уголовника по плечу. – Рассказывай, как ты до такой жизни докатился – был вором, стал убийцей.
– Александрович, – уголовник пьянел на глазах, но способность говорить связно и логично еще не потерял, – ты меня знаешь, я не баклан и не мокрушник, так получилось! Да, именно так. Сегодня для меня неудачный день, а все из-за моей порядочности. Да, да, был бы я человеком подлым и непорядочным, я бы здесь не сидел. А дело было так: иду я по улице и вижу – из снега торчит рукоятка обреза. Ек-макарек, посреди дороги оружие валяется! Я достал обрез и решил сдать в милицию. Да, именно так – я решил добровольно сдать оружие в милицию. Это же не порядок, когда ствол посреди дороги валяется. Вдруг он попадет в плохие руки и послужит орудием преступления? Да, да, так. Есть предмет преступления, а есть орудие. Нож – это предмет, а обрез – орудие. Короче, я взял обрез и пошел к Гуте, посоветоваться с ним, как мне лучше сдать обрез ментам. Извиняюсь, в милицию. Не ментам. В милицию, я в первый раз оговорился. Так вот, пришел я к Гуте, а его дома нет, и дверь открыта. Я подумал: «Надо подождать хозяев, а то придут соседи и обворуют моего корефана». Да, да, именно так – корефана. Товарищ – это слишком официально, а кент – как-то по-блатному звучит. Корефан, значит… Тут в дверь звонок. Я как держал обрез в руках, так и пошел с ним открывать дверь. Открыл, а там стоит здоровенный лоб с ножом. Я от испугу нажал на курок и тут же закрыл за собой дверь. Александрович, поверь мне, я даже не посмотрел, попал в него или нет… Я выпью рюмочку, сниму стресс?
– Немного попозже, – Клементьев отставил бутылку на подоконник. – Упырь, а почему ты милицию сам не вызвал?
– Зачем? Выстрел все в подъезде слышали, кто-нибудь да позвонит «02».
– Почему ты не стал оказывать помощь раненому?
– А его сообщники? Да, да, именно так – сообщники! Они же могли где-то в подъезде спрятаться. Я наклонюсь к раненому, а они меня по черепушке бац! – и вяжите веники Упырю на могилку.
– Что-то я возле убитого ножа не видел.
– Может, соседи сперли? Хороший нож всегда в хозяйстве пригодится. Опять-таки, могли дружки потерпевшего вернуться и ножик забрать. Геннадий Александрович, скажи, сколько мне за неосторожное обращение с оружием дадут?
– Я не судья, но рассказываешь ты складно, к тому же они к тебе пришли, а не ты к ним.
На кухню, где разговаривали Клементьев и Упырь, оперативник ввел молодого человека подозрительной наружности.
– Геннадий Александрович, задержали неизвестного у подъезда. Он говорит, что к Гуте шел.
– Какой же это неизвестный, – растянулся в пьяной улыбке Упырь. – Это же мой кореш Макаронник! Да, да, именно так, Макаронник… Я выпью рюмку за встречу?
– Погоди! – Клементьев усадил Упыря на место. – Ты зачем пришел?
– Ключи от квартиры принес, – ответил Макаронник.
– Где взял?
– Гутя дал, еще днем. Я его встретил на прогулке, он подходит и говорит: «Я, кажется, забыл хату закрыть. Сходи, проверь».
– Где сам Гутя?
Уголовники синхронно пожали плечами: «Мы не знаем».
Клементьев позвал оперативников на кухню.
– Я поехал в управление, а вы оставайтесь. Преступление очевидное, показания Упырь менять не будет.
– Да, да, именно так! – Упырь ловко схватил бутылку с подоконника, запрокинул голову и влил в себя водку, как в воронку.
– С этим что делать? – спросили опера, показывая на Макаронника.
– Оформите на пятнадцать суток за мелкое хулиганство – он мешал проведению следственных действий, матерился. Макаронник, ты же матерился?
– Да, да, именно так, – Упырь отрыгнул, передернулся, сплюнул в раковину. – Матерился.
– Ты что, Упырь, несешь? Я после зоны ни одного матерного слова не сказал! – запротестовал Макаронник. – На пятнадцать суток оформляйте, а за матерки я подписываться не буду.
– Я песню душевную знаю, – сказал всем Упырь. – Она о трудном детстве.
– Ты не сейчас ли петь собрался? – насторожился Клементьев, но было поздно. Смахнув набежавшую слезу, сорокалетний уголовник жалобно запел: «Когда мать меня рожала, вся милиция дрожала».
– Заткнись, сволочь! – опера надавали Упырю подзатыльников и выгнали в зал.
Воспользовавшись временной свободой, исполнитель жалостливых песен нашел на трюмо огуречный лосьон, выпил его из горлышка и уснул, блаженно улыбаясь. Клементьев вернулся в УВД.
Пока милиция работала с Упырем, вторая группа боевиков сидела в засаде и поджидала уголовного авторитета по кличке Псих. Засада была организована по принципу «двух точек». Первая точка – автомобиль «Москвич-412», «сломавшийся» у поворота на поселок Металлист. Вторая точка – легковой автомобиль с группой ликвидаторов на пустынном участке дороги в километре от поселка. Как только голубая «восьмерка» Психа повернула с трассы в поселок, из «Москвича» вышел мужчина и выстрелил вверх из пистолета-ракетницы, подал сообщникам сигнал: «Едет!» Псих тоже увидел распускающуюся в небе ракету и понял: впереди засада. Повернуть с дороги он никуда не мог – вокруг была снежная целина. Не раздумывая, Псих решил прорываться к дому. Завидев на обочине подозрительный автомобиль, он вжал в пол педаль газа и помчался навстречу смерти. Боевики, поджидавшие его, упустили подходящий момент и открыли по «восьмерке» Психа огонь слишком поздно. Залп картечью из двух ружей ушел в пустоту.
Примчавшись в поселок, Псих позвонил Почемучке, спросил совета, что дальше делать.
– Сегодня переночуй у друзей, а завтра все наладится, – заверил его Сергей Игнатович.
Потерпев провал в обоих покушениях, «борцы» собрались на совет. Бирюкова на свое сборище не пригласили, они вообще собрались втайне от него.
– Мужики, – выступил перед соратниками Стенин, когда-то успешно добывший для Задорожного деньги на оплату адвоката, – с Гутей нас подставили! Кто-то шепнул ему нужное слово, предупредил о нападении. Чувак, который вместо Гути открыл дверь, не спросил, не поздоровался, а сразу же выстрелил Андрюхе Светлакову в живот. Что это, если не подстава?
– На трассе тоже провал, – доложил один из «борцов». – Псих пронесся мимо нас, как комета, только мы его и видели. С чего это он газку в нужном месте подбавил? Знал о засаде? Или как?