– Это был конверт номер двадцать один, – сказал Николай Алексеевич.
– Объект двадцать один – квартира авторитета по кличке Горец, – объявил я.
Шмыголь напротив номера тридцать написал «Матвеев, Горец».
К столь сложной системе распределения сил и средств для производства обысков мы прибегли с единственной целью – исключить какую-либо утечку информации о предстоящей операции.
Ровно в шесть утра старшие оперативных групп получили запечатанные конверты, расселись по автомобилям и выехали из городского управления на площадь перед заводом «Металлист». У завода к ним присоединилось еще по легковому автомобилю, в каждом из которых был оперативный сотрудник областного УВД и двое понятых. Следующей остановкой был пустырь у недостроенного здания в Заводском районе. Там оперативные группы поджидали грузовики с солдатами внутренних войск, одетыми в милицейскую форму. Посадив солдат в свои автомобили, старшие групп вскрыли конверты и узнали адреса, по которым им предстояло провести обыски.
Я и Клементьев выехали на операцию последними. Напарником от областного управления мне достался невысокого роста лысый оперуполномоченный по кличке Маленький Мук. Понятыми у нас были рабочие-дружинники с «Металлиста». Запоминать фамилии солдат я не стал, все равно больше с ними никогда не столкнусь.
– Все готовы? – проверил я свою гвардию. – Тогда – по коням!
Около семи утра солдаты забарабанили в дверь административного здания центрального кладбища. Им открыл заспанный сторож.
– Обыск, – объявил я перепуганному мужичку. – Здесь подпиши.
Трясущимися руками сторож поставил закорючку под постановлением о производстве обыска.
– Входные двери закрыть на ключ! – продолжил я. – Сторож, открывай все помещения по порядку, слева направо. Понятые, фиксируем все действия оперативных работников. Коллеги, мы ищем запрещенные предметы, оружие и наркотики. Если найдете что-то подозрительное, зовите меня или Маленького Мука.
Оперуполномоченный Владимир Лукин еще не полностью отошел ото сна и на мои слова никак не отреагировал. Солдаты и понятые, посмотрев на Лукина, вопросов задавать не стали. Как я думаю, они решили, что «Мук» – это фамилия низенького лысого человека.
В закутке, где Стелла плела венки и букеты из искусственных цветов, мы обнаружили пудреницу, доверху заполненную белым порошком. Маленький Мук, насмотревшийся американских полицейских боевиков, по примеру крутых парней попробовал крупинку порошка на язык.
– Ну как, онемело во рту? – спросил я.
– Чуть-чуть, – Мук сплюнул остатки порошка на пол. – Как ты думаешь, это что за гадость?
– Если гадость, то зачем ты ее в рот тащишь? – усмехнулся я. – Это кокаин, Вова. Если ты сейчас с него опьянеешь – я тебя в медвытрезвитель сдам.
– Да, ну, Андрюха, ты чего? – испугался Мук. – Я одну молекулу попробовал, с нее в голову не ударит.
На втором этаже, в кабинете директора, в письменном столе хранился пистолет «ТТ». Больше ничего интересного в административном здании мы не нашли.
К девяти утра, когда мы уже оформили протокол обыска, на кладбище приехал Муха-Цокотуха со Стеллой.
– Здесь тоже обыск был? – спросил Муха сторожа. – Сегодня что, день всеобщего шмона? Квартиру обыскали, на работу приехали…
– Привет, Муха! – я подошел к автомобилю смотрителя. – Как у тебя дома, ничего не нашли? Я так и думал. Свою квартиру надо содержать в чистоте. А здесь, на кладбище, ты прокололся. Кокаинчик, ствол – лет на шесть тянет.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь! – развел руками Муха.
– Это мой порошок, – скромно сказала Стелла.
Я посмотрел на девушку. Она была одета в укороченную светлую дубленку, на голове – мохеровый шарф, на ногах – новенькие финские белые сапоги. От минутного стояния на улице щеки Стеллы зарумянились, и она стала похожа на сказочную Снегурочку, добрую доверчивую девочку.
– Откуда у тебя кокаин? – спросил я у Стеллы.
– На кладбище нашла, – виновато потупив глазки, ответила девушка.
– Я говорил тебе, – строгим назидательным тоном сказал Муха, – не тащи с кладбища всякую дрянь! Мало ли, что люди на могилах оставляют.
– Муха, мы нашли у тебя в кабинете пистолет, – сообщил я.
– Какой кабинет? – искренне удивился уголовник. – Я здесь смотрителем работаю, мне отдельного помещения не положено. Про директорский кабинет спрашивайте у директора. Я, – Муха ткнул себя пальцем в грудь, – за пять лет работы на кладбище на второй этаж ни разу не поднимался. Нас, рабочий люд, в барские хоромы не пускают.
– Прощаться будете? – спросил я смотрителя.
– Крепись, девочка! Бог даст, скоро свидимся, – Муха достал сигареты, закурил, сплюнул себе под ноги и пошел открывать кладовку с метлами и лопатами.
Стелла ничего не ответила ему. Зачем? Роли отрепетированы, каждый актер назубок знает свой текст. Подъезжая к кладбищу, они уже знали, что мы арестуем Стеллу.
«Трудовой» человек Сергей Мухин с трудом нашел лопату для расчистки снега, закинул ее на плечо, щелчком отправил окурок в сугроб и пошел в конец кладбища по центральной аллее. Отойдя от нас метров на десять, Муха заорал во весь голос: «Жила бы страна родная, и нету других забот!»
Я, проводив глазами смотрителя, повернулся к девушке.
– Ну что, Стелла, пришла пора отрабатывать свой хлеб?
– Так получилось, – виновато улыбнулась она. – Наручники на меня надевать будете?
– Если хочешь, давай, наденем.
– Андрей Николаевич, можно я задам вам один вопрос? – тихо спросила Стелла.
– Ого! – удивился я. – Ты знаешь, как меня зовут?
– Андрей Николаевич, – девушка посмотрела мне в глаза, – за что вы меня так ненавидите? Что я вам плохого сделала?
В глазах у Стеллы блеснули слезы. Играла она просто превосходно! Только что красивая умная девушка с тоской провожала близкого ей человека, и вот, без всякого перехода, она уже готова разрыдаться от жалости к себе, а скрывшийся за сугробами Муха, еще мгновение назад любимый и дорогой, стал ей безразличен.
– Стелла, – не дотрагиваясь до девушки, я отвел ее в сторону, – я отношусь к тебе, как к ядовитой змее. Змея – она ведь не плохая и не хорошая. Она живет своей змеиной жизнью: ест лягушек, ловит кузнечиков, греется на солнце. Змею нельзя любить, ее нельзя ненавидеть, ее надо принимать такой, какая она есть. У тебя будут ко мне просьбы?
– Сообщите о моем задержании адвокату Терскову… У меня кто будет следователем, мужчина или женщина?
– Конечно, женщина. Ты, Стелла – уникум, любого мужика разжалобишь, а то и влюбишь в себя. Я подберу у нас в управлении женщину, на которую твои чары не подействуют.
– Тогда, – Стелла прищурилась, посмотрела поверх кладбищенской ограды на дорогу, – мне надо купить десять пачек сигарет «Морэ» с ментолом, лимонад, пирожные «корзинка» со сливочным кремом и пачку кукурузных палочек.
– Тебе не дадут лимонад в стеклянной бутылке в клетку пронести.
– Я им у следователя в кабинете кукурузные палочки запивать буду.
– Стелла, а где ты видела в продаже сигареты «Морэ»? – спросил я для интереса.
– Надо заехать в гастроном у памятника Пушкину, подойти к директору и сказать, что сигареты для меня.
– Стелла, я тебе за сигаретами бегать не буду, а вот пирожные по дороге купить можно.
– Андрей Николаевич, если у меня к обеду не будет сигарет и пирожных, я откажусь давать показания.
– На пудренице твои отпечатки пальцев.
– Ну и что? Я – глупая невинная девочка, гуляла по кладбищу и нашла красивую вещицу, принесла к себе в каморку, а там – порошок. У меня шесть классов образования, у меня явное отставание в психическом развитии, откуда я знаю, что этот порошок не пудра, а кокаин? Давайте идти друг другу навстречу. Я не кривляюсь перед вами, не темню, мои просьбы не выходят за рамки разумного. Сейчас следствие начнется, суд, я буду нервничать, захочется закурить, а сигарет нет. Я же редко курю, одну-две сигаретки в день, не больше.
– Продукты никакие по дороге купить не хочешь? С кормежкой у нас – не очень.
– У меня смена белья, зубная щетка, продукты – все с собой. В машине лежат.
С дороги на кладбище свернул легковой автомобиль. Стелла ладошкой закрылась от солнца, присмотрелась.
– Директор, что ли, пожаловал? Вот он сейчас «обрадуется», когда вы ему про пистолет скажете.
– Стелла, а почему ты школу бросила? – спросил я.
– Зачем она мне? – пожала плечами девушка. – Читать, писать, считать я умею, а остальное мне в жизни не пригодится. Школа для меня – это пустая трата времени. На кладбище интереснее.
Маленький Мук переговорил с вылезшим из автомобиля молодым, добротно одетым мужчиной.
– Андрей Николаевич! – крикнул через весь двор Лукин. – В тему!
– Наш директор признался, что пистолет в кабинете – его? – спросила Стелла.
Я согласно кивнул головой.
– Надо, чтобы он пистолет в руки взял, отпечатки пальцев оставил, – по-деловому сказала Мухина. – Я вчера ствол на всякий случай тряпочкой протерла, сейчас на нем никаких следов нет.
– Стелла, – спросил я, – а к чему у вас такие сложности с распределением ролей? Разве нельзя, чтобы один человек на себя все преступления взял?
– О чем вы говорите, Андрей Николаевич! – укоризненно ответила девушка. – Нельзя одному человеку все на себя брать – посадить могут. Мне, как малолетке, за порошок условно дадут, а если бы я на себя еще и ствол взяла, как бы это со стороны выглядело? Девочка может подобрать красивую вещь, а пистолет-то ей зачем? У директора же – наоборот. Он мужчина, купил для самообороны у неизвестного лица ствол и хранит его на работе. С кокаином его в зону отправят, а с одним пистолетом из зала суда выпустят.
С аллеи, замерзший и злой, вернулся Муха.
– Вы еще здесь? – возмутился он. – Давайте закругляться. Этот балбес на ствол подписался?
– Сережа, открой мне машину, я вещи заберу, – вместо ответа попросила Стелла.
– Погоди с машиной! Что с директором?
– С нами поедет, – ответил я.