Письмо шестнадцатое: Долго не могла стать мамой, а забеременев, я внезапно поняла, что уже не хочу ребенка! (Psychologies, № 81, 2013)
При этом я чувствую огромную вину перед еще не родившейся дочкой. Я учусь на психолога и боюсь, из меня теперь не выйдет специалиста…
Любовь, 32 года
Коллега, без паники. Это чувство перед рождением ребенка – «моя жизнь мне больше не принадлежит» – часто мучает самостоятельных и образованных молодых женщин. С появлением первенца кажется, что вся предыдущая жизнь исчезает. На символическом уровне, возможно, жизнь действительно никогда не будет прежней. А с практической точки зрения рано или поздно «старое» и «новое» образуют сплав, единство – и ни от того, ни от этого невозможно отказаться даже в мыслях. Но вас, мне кажется, гложет другое: случившийся по каким-то причинам «недобор» беззаботности, студенческого легкомыслия. Учеба, как известно, вызывает некоторую регрессию – даже взрослые люди начинают проявлять что-то щенячье, как только оказываются в ученической роли. А тут вам придется опять стать взрослой и ответственной, и вы чувствуете, что словно упускаете шанс «второй юности». Будущая дочка тут почти ни при чем. И чтобы вам не искать оправданий в семейной ситуации, скажу: у троих моих коллег по пятеро детей. Первых родили в те времена, когда и с одним-то было тяжело. На моих глазах профессиональная работа молодых мам, понемногу возвращающихся к активной практике, улучшалась. Появлялась новая глубина, трезвая мудрость. Так что учитесь, коллега, дорожить имеющимся, отпускать утраченное и приветствовать рождающееся – мы этому учимся всю жизнь.
Письмо семнадцатое: Как жить с чувством вины за самоубийство брата? (Psychologies, № 94, 2014)
Младший брат позвонил мне ночью, разбудил, кричал какую-то чушь, я бросил трубку. Утром узнал, что он покончил с собой… Я не понял, что он в отчаянии, не попытался остановить…
Виктор, 38 лет
Виктор, мне и хотелось бы сказать, что не виноваты вы ни в чем, – но чувство вины у вас от этого не исчезнет. Сейчас вот эти мучительные угрызения – как жить с этим, он моложе был, он должен был жить! – единственное, что связывает вас с памятью о непутевом вашем брате. Судя по вашему возрасту, он был отнюдь не мальчик. Когда он вам позвонил, вы подумали, что он «просто пьян», – значит, и это бывало: ночной звонок вас не встревожил и не удивил. Возможно, дела обстояли хуже, чем вам это представлялось. Вы пишете, что не были близкими людьми, так что о его жизни и о последнем ужасном решении толком ничего не знаете, спросить не у кого – не вдову же терзать расспросами. Похоже, что своим последним звонком брат по-своему с вами прощался. Может быть, вы так мучаетесь как раз поэтому: получается, что вы были для него важнее, чем он для вас… Но если это и так, в тот момент ничего понять и тем более изменить вы не могли. А сегодня в отчаянии самым главным кажется полное одиночество: ведь ни с кем об этой ситуации не поговоришь. Хорошо, что вы написали: неважно, что я об этом думаю, важно, что эта печальная и горькая история рассказана. Хочу предупредить, что в ближайшее время у вас может возникнуть сильная злость – на брата, на себя, на жизнь. Вы уж постарайтесь как-то с ней справиться, она пройдет. Когда случается непоправимое, нам часто кажется, что мы могли повлиять, если бы понимали, что происходит. Но дело как раз в том, что нет – не знали и не понимали. И последнее: если в ближайшие месяцы легче не станет совсем, найдите возможность получить профессиональную помощь.
Письмо восемнадцатое: Чем я могу помочь подруге? (Psychologies, № 94, 2014)
Мы дружим вчетвером: все замужем, у троих дети, а одна из нас не может никак родить ребенка. Она отдалилась, переживает и обижается, словно мы виноваты в чем-то…
Ева, 30 лет
Конкуренция – одна из темных сторон дружбы, старые друзья не всегда могут достойно принять тот факт, что у одних что-то есть, а у других нет. Дети, деньги или иные мерила мирской успешности могут стать испытанием, вызовом. Когда-то четыре подруги помогали друг другу во всем, а сегодня та, у которой нет детей, обвиняет трех других в чувстве превосходства: у них есть что-то, чего ей не довелось иметь и испытать. При всех тяготах жизни и переживаниях, связанных с невыношенными детьми, она – взрослая женщина, такая же, как вы трое. Она точно так же отвечает за взаимоотношения, как и все остальные. Никто не знает, какие испытания ожидают нас в разные периоды жизни, – вы же словно согласились с тем, что с подругой «что-то не так», а у остальных все в порядке раз и навсегда. Представьте, что всем четверым повезло дожить до… ну, скажем, восьмидесяти. Мужья, скорее всего, умерли. Дети давно выросли, да и живут, возможно, где-то далеко. Сколько всего – и хорошего, и плохого – произошло за все эти годы! И какое счастье знать, что старинная «подруженция» все та же, вне зависимости от того, что было и чего не было у нее и у тебя. И каким наивным покажется тогда сегодняшний счет: у кого «все хорошо», а у кого нет… Чтобы такое было возможно – хотя бы теоретически, – важно не слишком доверять общепринятой системе ценностей и стандартов. Мужья, дети и карьера – это хорошо, спору нет. Но если оценивать себя и других по тому, что у нас есть, так легко забыть о главном – каковы мы сами. Дружба – со всеми ее подводными камнями, тенями и кризисами – это одна из немногих возможностей помнить именно об этом.
Письмо девятнадцатое: Как жить после изнасилования? (Psychologies, № 95, 2014)
Я рассказала бабушке, и она расплакалась – с ней то же случилось в 15 лет… Вдруг и я родилась от изнасилования? Боюсь говорить маме, очень мучаюсь…
Ксения, 17 лет
Милая Ксения, очень вам сейчас худо и предстоит пройти через боль и стыд и выбраться из отчаяния, и заново выстраивать чувство безопасности и уверенности в себе… Давайте по порядку. Ваше письмо начинается словами «Я сама виновата: компания и водка…» Ошибка, недооценка опасности – да, вина – нет. Никто не имеет права что-то делать с телом другого человека, будь то мужчина или женщина, без его согласия. Вина за насилие лежит на тех, кто воспользовался вашей беспомощностью, неопытностью или беспечностью… Хорошо, что вы смогли рассказать бабушке о том, что пережили, – очень тяжело, когда совсем никому нельзя сказать. Ее реакция – «мы как прокляты, выходит» – навела вас на мысль о том, что и вы родились в результате насилия, поскольку своего отца вы не знаете. Все проще: бабушка и вас жалела, и себя. Многие годы ей было страшно и стыдно, и поговорить на эту тему она ни с кем не могла. Сказать ли маме и как? Вы решите сами, это подождет. Вот что надо срочно сделать: найдите в Сети все, что связано с психологической помощью жертвам сексуального насилия. И покажитесь врачу, но не «местному», – надо убедиться, что здоровье не пострадало. Вы молодец, сразу начали думать, как себя вытаскивать из беды, – и вытащите, и помощь найдете и получите. А как только станет полегче, подумайте о будущем: судя по возрасту, вам как раз пора определяться с профессией, идти учиться. Вокруг появятся другие люди, новые занятия и знакомства. Очень важно правильно выбрать этих людей и занятия, чтобы в новой жизни вас ценили и уважали. Это и будет настоящая победа, и я вам ее от всего сердца желаю.
Письмо двадцатое: Почему дочь корчит из себя клоуна? (Psychologies, № 98, 2014)
Я считаю падчерицу своей дочерью, мы всегда ладили. Сейчас у нее переходный возраст, она то кривляется, то изображает дуреху, а ведь она не такая!
Александр, 46 лет
Совершенно очевидно, Александр, что падчерицу вы любите и растили ее с пеленок, как родную дочь. Девочка реагирует на советы и замечания кривлянием с оттенком подчеркнутой инфантильности, сюсюкает, притворяется «маленькой беззащитной дурехой», пускает слезу. Прежде чем что-то противопоставить этому поведению, не худо бы его попытаться понять. Мне кажется, что девочке страшно расти и страшно терять какие-то привилегии детства. Именно поэтому она прячется не в типичной подростковой резкости, а в пародии на ребенка. А вы-то, взрослые, наверняка с утра до ночи рассказываете ей, что она «уже взрослая» и «в ее возрасте пора…» Возможно, ей кажется, что раньше к ней относились лучше. Или она не умеет выражать агрессию (похоже, воспитывалась в строгости). Дочь нашла способ выводить всех – ну, вас в первую очередь – из себя, и делает это безопасным для себя способом. Так ли уж это ужасно? Или дело в нашей родительской иллюзии: мы хотим, чтобы дети росли, но при этом оставались управляемыми и похожими на себя маленьких, а мы для них – самыми лучшими. Увы. Наберитесь терпения. Кстати, подростки часто приносят домой манеру поведения, словечки и пристрастия, от которых родители в шоке. Отчасти это провокация, но лишь отчасти. Им важно «примерить» не только то, что носят дома, но и то, чего дома они видеть не могли. «Примерка» может быть нелепой до ужаса, как крашенные зеленкой прядки, гвоздики в носу и прочие атрибуты запретного. Но без экспериментов с ролями их внешним оформлением расти совсем трудно и страшно.
Письмо двадцать первое: Не могу смириться с тем, что теряю отца… (Psychologies, № 99, 2014)
Мой отец никого не узнает, его нельзя оставлять одного, семья измучилась. Жена настаивает, чтобы отдать его в дом престарелых, но мое сердце разрывается…
Михаил, 40 лет
Стариков, утрачивающих на глазах память, ясность сознания и остатки самостоятельности, бесконечно жаль. Отдавать родного человека в «заведение» тяжело, но вам предстоит принять решение. Вы измучены и отчаялись, потому что бессильны что-либо изменить: обстоятельства вашей жизни и работы таковы, что более мягкие решения невозможны. Любить то, что остается от наших некогда достойных близких, очень трудно. Когда-то он был хорошим отцом, а вы – хорошим сыном: вот правда, и это уже не изменить. Спросите себя о том, что вами сейчас движет: страх перед неизбежным чувством вины, вера в грядущее наказание (многие верят, что, определив старого человека в дом престарелых, они обрекают себя на такой же финал)… И о том, кого вы на самом деле любите: человека, который вас растил и был хорошим отцом, или «этого незнакомого», как вы пишете, «дряхлого зверя», который живет сейчас вместе с вашей семьей. Этот первый уходит все дальше от вас, только телесная оболочка еще узнаваема, но и она быстро и необратимо меняется. Вы боитесь утратить последнюю ниточку, связывающую вас с прошлым, детством, молодостью, боитесь потерять любовь. Но нельзя вернуть родителям жизнь, которую они нам когда-то дали. Можно только передать ее дальше.