И тут Алеша обратил внимание на то, что рядом со станцией назначения стояла цена билета. Билет до Казани стоил восемь рублей, а до Свердловска еще дороже. Алеша опустил руку в карман и извлек оттуда все свои капиталы — сорок три копейки. Куда можно уехать на сорок три копейки? На такие деньги далеко не уедешь.
Алеша еще раз поднял глаза на расписание, и тут взгляд его упал на строку, которая была почти на самом верху: в расписании станции чем ближе, тем выше. Он прочел: «Станция Мальчики, цена билета — тридцать пять копеек».
Алеша прочел это странное название и улыбнулся ему, как старому знакомому. Где находится эта загадочная станция Мальчики? И почему она так называется? Может быть, на этой станции живут одни мальчики и нет ни взрослых и ни девчонок? И может быть, эта незнакомая мальчишеская станция приютит человека, которому не нашлось места в большом городе? И он не будет несчастным и одиноким?
Он решительно подошел к маленькому полукруглому окошечку кассы, протянул деньги и сказал:
— Билет до станции Мальчики.
Глухо стукнул компостер, пробивая дырочки, и перед Алешей очутился маленький картонный билет. Алеша взял его, повертел в руках, с любопытством рассматривая. На билете было написано: «Действителен для выезда в течение трех часов с момента выдачи». Медлить было нельзя. Алеша сунул билет в карман и зашагал на перрон.
Судьба
Если бы у Алеши не было билета, он бы, наверное, еще подумал, ехать ему или нет. Но человек, попавший на вокзал и купивший билет, это все равно, что вагон на рельсах. Никакая сила не заставит его изменить решение и сойти с рельсов. И все его колебания имеют не больше веса, чем сомнения вагона: идти ему по рельсам за паровозом или свернуть на лужок.
А вокруг все кипело, спешило, двигалось. Пробежала молочница, громыхая жестяными доспехами пустых бидонов. Прошла женщина с двумя ребятишками, закутанными по самые носы. Три девочки с косичками пронесли на плечах лыжи. Загнутые носики лыж были спрятаны в аккуратные мешочки: иначе не пустят в вагон. За ними прошла продавщица мороженого. Поверх сорока одежек на продавщице был белый халат, который выделялся в толпе. Она несла на плече здоровенный деревянный ящик, похожий на футляр от баяна, и жарким раскатистым голосом выкрикивала:
Пломбир продаю,
Продаю эскимо!
Жевать не придется —
Растает само!
Люди шли в пальто и в шубах, в куртках и шинелях. И все спешили, хотя до отхода поезда оставалось десять минут.
Алеша дошел до четвертого вагона и остановился. «Поеду в этом», — подумал он и тут же решил войти в следующий. Но следующий вагон оказался вагоном для пассажиров с детьми, и Алеша, презрительно покосившись на эмалированную табличку, прошел дальше.
Наконец у головного вагона он остановился и оглянулся. Тайная надежда прокралась в его сердце: а вдруг мама и папа помирились и спешат за ним? Он стал жадно всматриваться в лица спешащих пассажиров, привставал на цыпочки, дошел обратно до вагона «Для пассажиров с детьми». Но нигде не было видно ни серой маминой шубки, ни черного папиного пальто. В кармане дубленки лежал маленький кусочек картона. Он торопил Алешу, звал его в путь. Это был билет. Это была его судьба.
«Поезд отправляется!» — с расстановкой произнес голос из громкоговорителя.
Перрон опустел. Алеша подбежал к вагону и вошел в тамбур. Поезд медленно поплыл по рельсам, он шел вперед, на станцию Мальчики.
«Ваши билетики!»
Когда Алеша вошел в вагон, свободных мест уже не было.
Пассажиры — вагонные новоселы — быстро обжили свой временный дом на колесах. Кто читал газету, держа ее перед собой на вытянутых руках; кто, сладко посапывая, дремал, упершись в грудь подбородком; кто с удовольствием уписывал эскимо, купленное у круглолицей продавщицы. Трое парнишек в куртках ремесленного училища сражались в домино с сухим безбородым стариком. Старик поднимал кость над головой, со стуком обрушивал ее на чемоданчик, заменявший стол, и приговаривал: «То-то и оно-то! То-то и оно-то!»
Все пассажиры так удобно и основательно устроились в вагоне электрички, словно ехали уже давным-давно.
Алеша прислонился к стенке и расстегнул две пуговки своего дубленого тулупчика. В вагоне было жарко, и колючий иней тут же стаял с ресниц, с мохнатых ушей шапки, с воротника. Алеша стоял на одной ноге, а вторую слегка подогнул, как аист. Он смотрел в окно. В белом квадрате, как на экране кино, мелькали столбы, светофоры, будки. Город не хотел сдаваться пригороду, и еще долгое время в окне проплывали высокие дома с внушительными вывесками магазинов. У Алеши с первого класса сохранилась привычка читать вывески. Но сейчас он не замечал привычных слов: «Мебель», «Продмаг», «Домовая кухня», хотя написаны они были аршинными буквами. Больших домов становилось все меньше и меньше. Владения города кончались. Началось царство белых полей, перелесков, одноэтажных домиков.
Рядом с поездом по шоссе мчался последний представитель города — автобус. Он несся изо всех сил, не желая отставать от поезда, напоминая пассажирам о том, что город еще недалеко. Но вот и он отстал. А вместе с ним оборвалась последняя ниточка, связывающая Алешу с городом.
Поезд увозил Алешу все дальше и дальше от родного дома. И Алеша был уверен, что уезжает на всю жизнь. Может быть, он и вернется домой, но через много-много лет. Папа и мама будут уже старенькими, седыми, а он сам превратится в высокого плечистого мужчину. Что он будет делать все эти годы и каким образом он станет самостоятельным, взрослым человеком? Об этом Алеша сейчас не думал.
Говоря по чести, Алеша всю жизнь мечтал о путешествиях. И хотя в наш век парусный флот давно уступил место быстроходным дизель-электроходам, Алеша представлял себе путешествие только на борту белокрылого фрегата. Тяжелые волны разбиваются о форштевень. Скрипят мачты. Хлопает парусина. А он, Алеша, стоит у штурвала в брезентовой куртке с башлыком и вытирает с лица ладонью соленые брызги океана. Пятую ночь не спит команда. Пятые сутки никому не передает штурвала капитан Алеша. Усталость валит его с ног, но он ведет свой сорокапушечный фрегат через шторм к далекому берегу…
О чем говорят колеса? Рассказывают друг другу свои истории или читают скороговорки? Никогда не думал Алеша, что путешествие на простой дачной электричке окажется таким трудным. Куда труднее, чем на воображаемом фрегате. И хотя поезд мчался вперед, мысли мальчика на ходу соскочили с подножки и побежали назад, в город, к трехэтажному дому, что стоит в переулке, выходящем на бульвар.
— Приготовьте билетики! Приготовьте билетики!
Алеша оторвался от своих мыслей. И хотя билет был у него в кулаке, он заволновался. Вдруг что-нибудь не так? Он разжал ладошку, чтобы удостовериться в том, что билет на месте, и в глаза ему бросилась надпись: «Действителен для выезда в течение трех часов с момента выдачи». Алеше казалось, что с того момента, как он пришел на вокзал, прошло куда больше времени и билет стал недействительным.
А контролер шел по вагону с блестящими щипчиками и весело щелкал билеты, как орешки: щелк, щелк, щелк.
— Ваши билетики!
Алеша протянул билет высокому контролеру и с опаской посмотрел на него снизу вверх.
— Один едешь? — спросил контролер, рассматривая Алешин билет.
— Один, — ответил Алеша и заволновался.
Но контролер, осмотрев билет, вложил его в никелированные челюсти щипчиков и щелкнул: значит, все в порядке. Потом он протянул билет маленькому пассажиру и добродушно заметил:
— Как это тебя, такого маленького, родители отпускают?
— Я не маленький, — сказал Алеша.
Контролер пропустил его слова мимо ушей и спросил:
— В гости небось едешь?
Алеша ничего не ответил. Объяснять незнакомому контролеру печальную историю своего путешествия на неведомую станцию Мальчики Алеша не хотел, а врать не мог. Поэтому он опустил глаза и молчал.
— Молчун, — сказал контролер и, смерив Алешу строгим взглядом, зашагал дальше. — Приготовьте билетики!
Спящие поднимали головы. Читающие складывали газеты. Любители домино лезли в карман за билетами. И только поезд не обращал ни малейшего внимания на контролера и несся вперед, навстречу станции Мальчики.
В вагоне
На улице люди редко заговаривают друг с другом, а в поезде это в порядке вещей. Очутившись под одной крышей, люди будто становятся ближе друг другу. И нередко в вагоне происходят такие интересные разговоры, каких не услышишь даже в кругу друзей. И если никакие расстояния не могут оторвать человека от невеселых мыслей, то интересному разговору это под силу.
— Слыхали? Опять обнаружены следы снежного человека!
Человек, произнесший эти слова, сложил вчетверо шуршащий лист газеты, снял очки и осмотрел своих соседей с таким видом, как будто это он, а не кто другой, обнаружил следы неведомого существа.
Это сообщение было подобно спичке, брошенной в охапку хвороста, предварительно облитую бензином. Пламя заинтересованности охватило всех. Пассажиры заговорили о снежном человеке.
— Что вы говорите! А я думала, это сказки.
— Сказки! Как бы не так! От сказок следы не остаются!
— А какой он, сердечный, этот снежный? Говорят, зимой босиком бегает и ноги не застужает? Так кто же он, зверь или человек?
— Наука не дала еще точного ответа, ближе он к обезьянам или к человеческой особи. Идут поиски. Если снежного человека удастся поймать и привезти…
— Его нельзя привозить… Он дышит разреженным воздухом, а у нас он задохнется, как рыба!
Последние слова были произнесены Алешей. Он внимательно прислушивался к разговору о снежном человеке, и в тот момент, когда в вагоне электрички решалась судьба неведомого человекоподобного существа, которого, может, и вовсе нет наяву, Алеша не выдержал. Он почувствовал, что обязан вступиться за беззащитного снежного человека. Он продолжал: