И теперь я потерян в трясинах, –
Нет из чащи болотной пути…
И я слышу: ты криком совиным
Манишь в гиблые топи идти.
Нехороший наш край, гниловатый:
По болотам комар да слепень.
Зарастает, как пухлою ватой.
Белой цвелью березовый пень.
Подосиновик с тонкой ногою
Да багульная одурь от трав.
Солнце пухнет за вербой нагою,
На закате в калину запав.
А зайдет – всё как будто как было:
Та же ель и поленница дров.
Только темень муругой кобылой
Заезжает понуро на двор.
А посмотришь – почмокав устами,
Закачался уже, как туман,
Растекаясь внизу под кустами,
Головастый болотный губан.
Вот смотри на такое в окошко. –
Вам-то что, а мне с ними тут жить…
Я и сам уже начал немножко
Ведогонью по лесу кружить.
Это вьюга над камнем лежачим.
Он под снегом, а слышит лежак,
Как мотается в свисте лешачьем
Над забытой поляной лозняк.
А потом у холодного мая
Так хорош вечеров изумруд:
Звезды бледную зелень ломают,
Шевельнутся и в листьях замрут.
Перед августом ночи как уголь.
Но бесшумные крылья зарниц
Распахнутся, от гнева, с испугу ль,
Как у стаи бессонных жар-птиц.
Костяника поддельным рубином
Заалеет в усталой граве.
Хорошо в сентябре паутинам
Пролетать серебром в синеве.
А по осени ветер вернется,
Затоскует, помнет облака,
Завихрится в небесном колодце…
Заговорное слово кладется
На тоску: «Камень бел у песка,
Под песками змеею тоска…»
До нее не достать – глубока.
Мяч взлетает в руках Навзикаи…
О, бездомный Улисс, посмотри,
Как на нежных щеках возникают
Лепестки розоперстой зари.
Благосклонны и люди, и боги;
Навевает зефир теплоту.
Так зачем же ты парус убогий
Снова ладишь на утлом илоту?
Камениста и скудна Итака:
Это скалы уступами вниз…
Но от брега блаженных Феаков
К ней вернется усталый Улисс.
Как окна темного собора –
Пролеты улиц на восток.
Сереет ночь. Теперь уж скоро.
Но срок потемкам не истек:
Еще с досадой и устало,
Желтея, светят фонари;
Ледок, нетоптаный и талый,
Неоном огненным горит.
За черным переплетом сада,
Как темный щит, блестит вода.
Висит тяжелою лампадой
Большая тусклая звезда.
И на Бродвее наяву,
На краткий миг, я вижу четко
Гранит, чугунную решетку,
Зарю и бледную Неву.
Во тьме зеркала, точно лед под мостом,
И время кукует настойчиво в зале.
Я сам не поверил бы, если б сказали,
Что жизнь – как бессонница в доме пустом.
Размеренный маятник, скрип, и за этим
Чуть слышный, но вкрадчивый звон тишины.
Мы путаем долго, пока мы не встретим
Простого решенья, и вот решены
Все прежние «дайте», «хочу» и «мне надо».
Не надо. Не будет дано. Это ночь.
Бессонница, время, бегущее прочь,
И отсвет фонарный из голого сада.
Сумрачные северные ели
Встали у несчитанных озер.
Девы леса валуны одели
В домотканый моховой ковер.
Утром это – свежесть смоляная,
Сладкий запах клевера с полян.
Но колдует вечером, я знаю,
Цепкими волокнами туман.
Где-то тут же, рядом, недалеко,
За какой-то тонкою чертой,
Рвется к нам и плачет одиноко
То, что стало памятью простой.
Тише! Сядь над каменным обрывом,
Слушай звоны северной струи:
Дунет в елях тягостным порывом
И глаза откроются твои.
Жалобой протяжной вырастая,
Из ночных холодных камышей
Выплывет медлительная стая
Туонельских черных лебедей.
Мы отправимся в гости к патрону
В старомодный его городок.
Где на башнях заснули вороны,
А юстицрат напудрен и строг.
Совершенно особого рода
Путешествие в эту страну:
Дать веселому бреду свободу
И пуститься в его глубину.
Будет бред в романтическом стиле:
Бой часов будет важен и глух;
Жестяной, на готическом шпиле,
Принатужившись, капнет петух.
Неожиданно явят предметы
Совершенно особенный лик.
Но с неважной подробностью этой
Ты, конечно, освоишься вмиг.
Мейстер Гофман учтиво смеется:
«Так и знал, что вы будете тут!..»
Он горшки золотит, и уродцы
В них под крышкой стеклянной растут.
В преддверьи усыпальницы, в пещере, –
Преддверье смерти – сумерки стоят.
Квадратной стерегущей пастью двери
Распахнуты в живой зеленый сад.
В саду она. Но ведомо лемурам,
Чьи докатились до предела дни.
И вот исходят, серы и понуры,
Из стен сырых и сумерек они.
И станут в круг, и заклинают хором,
И снова ходят, ищут и зовут.
Глаза их пусты. Руки их не скоры, –
Но неизбывней неразрывных пут.
«…Кто строил дом такой плохой?..»
Откуда эти строки?
Как отзвук дальний и глухой,
Они твердят о сроке.
– Напрасен дней привычный лёт
И золото восходов.
Тебя уже избрал и ждет
Хозяин черных сводов.
В моем саду поставлен склеп,
Но сад живет и зелен.
О, как жесток и как нелеп,
О, как конец бесцелен!
– По капле жизнь течет твоя,
Как кровь из жил открытых.
Сладка незримая струя
Для наших ртов несытых.
Бродя бесцельно, нахожу
Себя пред этой дверью.
Я вижу страшную межу,
Но я шагов не мерю.
– Но ты идешь к себе домой…
Лемур, не звякай ломом!
Не беспокойся, гость немой,
Доволен будешь домом…
Закат и осень золотые,
И ветер тоже золотой,
Когда он в заросли густые
Впорхнет, осыпанный листвой.
Балкон, и время листопада,
И позабытая скамья.
С моим последним другом, садом,
Сегодня попрощаюсь я.
Мне клен неспешно машет лапой,
Как будто хочет приласкать.
Ты, боль, по сердцу не царапай:
Сегодня – надо перестать…
Ловлю шагов неясных звуки, –
Но ветер ринется ко мне,
Холодным ртом целует руки
И сеет шелест в тишине,