Судя по всему, она обладала богатым опытом сидения на игле, но также очевидно было, что сейчас она не в лучшей форме. Мне не очень хотелось бы, чтобы она умерла, пока я здесь. Я подошел к комоду, где лежала ее карточка, стараясь производить как можно больше шума, но она не реагировала.
Комод был завален бумагами. Я бегло просмотрел их. Счета, рецепты, рекламные листовки и прочая ерунда — я копался в них до тех пор, пока не наткнулся на папку с архитектурными синьками и пояснительной запиской. Я не обратил бы на них особого внимания, если бы в пояснительной записке оно не называлось пристройкой к дому на Кренберри-стрит. Это заставило меня приглядеться повнимательнее.
Я не слишком разбираюсь в чертежах, но план верхнего этажа оказался довольно простым. На нем была обозначена целая стена с двухъярусными кроватями, что походило на ночлежку для обращенных животных. Я посмотрел еще внимательнее. Кровати — восемь пар — примыкали к северной стене, — это если я держал план правильно. Длина стены не превышала двенадцати футов, то есть не больше трех футов на кровать. Идея показалась мне забавной: упаковать всех этих зверей, как солдат в казарму, особенно учитывая то, что все это размещалось на задах дома на Кренберри-стрит. Я запомнил название архитектурной фирмы и сложил чертежи обратно в папку.
— Это мои бумаги, — произнесла она, обращаясь к моей спине.
— Я ищу свидетельство о рождении, — ответил я.
— Барри?.. — в ее голосе проскользнула паническая нотка. — Вы его там не найдете.
— Мне начхать на Барри. Я имею в виду вас.
— Не понимаю.
— Я друг вашего брата, мисс Гринлиф. Мне просто интересно, что случилось с фамилией Энгьюин. Кто такой мистер Гринлиф и где он?
Она вцепилась в край кровати и с усилием повернула голову в мою сторону.
— Нет такого, — еле слышно прошептала она.
— Ясно. Пэнси Энгьюин?
— Патриция.
— Замужем не были?
— Нет.
Я закрыл распахнутые створки комода и вернулся к кровати. Пэнси ввалившимися глазами молча следила за тем, как я поковырял пальцем порошок на столике и поднес его к носу.
— Чей ребенок Барри?
Мне показалось, она думала, что я буду спрашивать про наркотик, так как она пару раз перевела взгляд с разгрома на столике на меня и обратно, словно между нами существовала какая-то связь. На самом-то деле мне просто нечем было занять руки.
— Это мое личное дело, — ответила она наконец. Ее глаза отчаянно слипались, но она сопротивлялась изо всех сил. Я здорово мешал ей. Если мне удастся заставить ее говорить, пока она еще не пришла в себя, то, возможно, я что-нибудь и узнаю.
— Вы ведь работали на Стенханта, — напомнил я. — Что вы для него делали?
Откуда-то из глубины распростертого тела вырвался чих, она закрыла лицо руками и осталась в этой позе, словно раненый солдат, придерживающий свои кишки в плохом фильме про войну. Я сложил из стодолларовой купюры маленький конвертик, зачерпнул им щепотку порошка, завернул и убрал в карман прежде, чем она отняла руки.
— Вам принести воды? — спросил я.
Пэнси кивнула. Я прошел в ванную, наполнил стакан и принес ей. Она взяла его обеими руками и медленно выпила.
— Вы хотели рассказать мне про работу у Стенханта, — напомнил я.
— Стенхант… — начала она и осеклась.
— Он купил вам этот дом.
Она резко открыла глаза.
— Нет. Я купила его сама.
— На какие деньги?
Она соврала бы, но на ум ей явно ничего не приходило, поэтому она смотрела на меня молча. Человеку, столько времени ухитрявшемуся не вызывать подозрений, сам процесс ответа на прямые вопросы представляется мучительным. Такой человек не способен держаться так, как умеют опытные лжецы. Им, должно быть, кажется, что вопросы — вроде как мухи и их можно отогнать прочь, не отвечая на них.
— Ваш брат считает, что Барри — сын Стенханта и что дом — своего рода плата за молчание.
— Вы тоже так считаете.
— Буду рад выслушать другую версию. Ваш брат не слишком силен в логике. Если вы были подружкой Стенханта, какого черта Челесте искать убежище именно здесь? — Иногда, если рассуждаешь вслух, люди испытывают непреодолимое желание вмешаться и поправить тебя.
— Мы с доктором Стенхантом никогда не были любовниками.
— Я вам верю. Мейнарду Стенханту вполне хватало Челесты. Челеста из тех, кого хватает выше головы. Да вы, наверное, и сами знаете.
— Челеста — моя подруга, — заявила она и даже выпрямилась в кровати. Она бросила на меня взгляд, из которого следовало, что время вопросов и ответов истекает. — Я предложила ей лучшую комнату. И не жалею об этом.
— Мне почему-то кажется, что все гораздо сложнее.
Внизу позвонили, и мы оба вздрогнули. Это могла быть Челеста — я вообще редко видел, чтобы она выходила из дома. Впрочем, Челеста не стала бы звонить.
— Я открою, — предложил я. Я прикинул, что, будь это ребята из Отдела, они копошились бы вокруг моей машины, которую я видел из окна.
Пэнси поставила пустой стакан на столик, и белый порошок тут же налип на мокрое донышко.
— Ладно, — сказала она.
Похоже, она продолжала выкарабкиваться из тумана.
Я спустился на первый этаж, сделал глубокий вдох и открыл дверь. На крыльце стояла аккуратно одетая дама лет этак тридцати, а следом за ней по ступенькам поднимался паренек в костюме с галстуком.
— Хелло! — сказала дама.
Я поздоровался.
— Мы изучаем психологию. Если вы не слишком заняты, нам бы хотелось прочитать вам несколько отрывков из Фрейда.
Чтобы оправиться от изумления, мне потребовалась целая минута. Такого в моих краях еще не бывало.
— Нет, — ответил я. — Благодарю вас, нет. Я и сам неверующий.
Она восприняла это нормально и попрощалась. Посмотрев им вслед, я увидел, как паренек в костюме поднимается на крыльцо соседнего дома.
Когда я вернулся наверх, Пэнси Гринлиф — а может, лучше Патриция Энгьюин? — сидела на кровати. Она привела в порядок свою ночную рубашку. Да и взгляд стал куда более осмысленным. Столик возле кровати был чисто вытерт.
— Я не знаю, как вас зовут, — сказала она.
Я назвал себя и подождал, пока она соберется с мыслями.
— Вы должны знать, где мой брат…
— Ваш брат по уши вляпался в историю. Я позволил ему переночевать у меня в офисе. То, что будет дальше, во многом зависит от вас.
— Вы имеете в виду — уход за его телом?
— Я имею в виду, вы знаете об убийстве столько, что я смог бы разрушить обвинение. Он еще не заморожен, Пэнси. Он просто запуганный ребенок Он ошибся, связав вас со Стенхантом, но я не думаю, что он убил его. А вы?
— Не знаю.
Я только улыбнулся.
— Скажите мне что-нибудь. Что будет дальше? Вы сохраните за собой этот дом?
— Смерть доктора Стенханта не имеет к этому ни малейшего отношения.
— Ну да, я и забыл. Смерть Стенханта вообще вас никоим образом не затрагивает. А как насчет башкунчика?
— Вот сами у него и спросите, — ответила Пэнси. Она приходила в себя — в том смысле, что мои инквизиторские штучки бесили ее все больше. — И не думаю, что он проявит к этому особый интерес.
— Это я, пожалуй, могу сделать, — сказал я. — Где он живет? Я хотел сказать, когда его нет здесь, — это я добавил из вежливости. На Кренберри-стрит он задерживался не дольше, чем требуется, чтобы ухватить сандвич.
— Он торчит в беби-баре на Телеграф-авеню. Думаю, они там и ночуют.
— Он отдаляется от вас, ведь так?
На ее лице вспыхнул гнев и сразу же пропал.
— Он ничем не отличается от всех прочих. Это все ускоренное развитие. Он теперь совсем не такой, как раньше.
— А как Челеста? — спросил я. — Что будет с ней?
— Я думаю, вам лучше спросить это у нее самой.
— Я думаю, что последую вашему совету. Где она сейчас?
— Не знаю. Когда я встала сегодня, ее уже не было.
— Когда она вернется?
— Это ее дело.
— Вы ее ждете, скажем, к обеду?
— С Челестой я привыкла не загадывать.
Наш разговор приобрел характер славной игры в пинг-понг без партнера. Я не знал, каким будет мой следующий ход. Одно я понимал совершенно отчетливо: возможности этого хода полностью исчерпаны.
— Я ухожу, — сообщил я. — Не хотите передать что-нибудь брату на прощание?
Она отвернулась. Тело у нее было красивое, хотя я сомневался в том, что оно такое же здоровое внутри. Всего десять минут назад она не дотянулась бы до шприца на столике.
— Убирайтесь, — сказала она, наконец собравшись с силами.
Я пошел к двери.
— И не думайте, что моя жизнь вращается вокруг моего брата, — сказала она мне вслед. — Я не видела его несколько лет. Я не знаю его, а он не знает меня. У меня своя жизнь. Если он совершил ошибку, пусть сам и расплачивается.
— Он совершил ошибку, пытаясь помочь вам, это точно.
Она скрестила руки на груди и одарила меня ледяным взглядом.
— Убирайтесь. Держитесь подальше от меня и моего дома. И если вы еще раз припретесь в мою комнату, когда я сплю, видит Бог, я убью вас голыми руками. — Она говорила это ровным голосом, сидя на краю кровати, как будто обсуждала прогноз погоды, но я видел, как трясет ее тощее тело.
Я не стал объяснять ей, что то состояние, в котором я ее обнаружил, можно назвать как угодно, но только не сном. Я просто вышел и сел в машину. Я окинул улицу взглядом, но Фрейд капитулировал и ушел домой. На небе собирались облака, с холмов задувал сырой ветер, и у меня начала зябнуть шея. Собирался дождь. Я поднял стекла и поехал в центр.
Глава 11
Вряд ли они ожидали, что я просто возьму и войду в Отдел с парадного входа. Что угодно, только не это. Когда я назвал себя у стойки, они послали мне навстречу не Моргенлендера, не Корнфельда и вообще не кого-нибудь из парней, связанных с делом Стенханта. Собственно, это вообще был не парень. Это была дама, или птица, или львица… — никогда не знаю, как назвать такую, не показавшись грубым. Я всегда груб. Но при виде ее мне по крайней мере захотелось исправиться.