С такими воодушевляющими словами мистер Рексем сопроводил гостя к выходу; тот едва успел церемонно попрощаться с леди Альбинией и нежно – с Летти.
Вернувшись в комнату, мистер Рексем обнаружил, что мать и сестра о чем-то шепчутся, однако предмет их горячего обсуждения так и остался нераскрытым.
– Джайлс, – с тревогой в голосе обратилась к нему Летти, – ты понял, что произошло? Эдвин сделал мне предложение!
– Пожалуй, он достойный молодой человек, хотя и чересчур многословен, – заметил мистер Рексем. – Как ты считаешь, он согласится перейти в кавалерийский полк?
Она окинула брата взволнованным взглядом.
– Джайлс, ты точно хорошо себя чувствуешь?
– Точно! – отозвался он и взял ее за руку. – Никогда еще я не чувствовал себя лучше!
– Джайлс, ты ее нашел! – воскликнула сестра.
– Да, нашел! Самое прелестное личико из всех, что я видел в жизни, Летти! Мама, надеюсь, вы не намерены занемочь, потому что завтра у вас торжественный визит на Харли-стрит!
Муж для Фанни
1
– Его интерес, – сказала вдова, устремив взволнованный взгляд больших карих глаз на кузину, – становится все заметнее, уверяю тебя, Гонория!
– Вздор! – резко ответила леди Педнор.
Вдова, которая успела поднести к губам изящную чашку, вздрогнула и расплескала утренний шоколад на блюдце. Одна капля упала на платье. Дама поставила прибор на стол и принялась тереть пятнышко носовым платком, приговаривая с досадой:
– Ну вот! Все из-за тебя! Поди ничем теперь не выведешь.
– Скорее всего, – без особого сожаления согласилась хозяйка. – Придется купить новое платье. И вот что я тебе скажу, Кларисса: оно будет замечательное!
– Не по карману мне новое! – с негодованием отозвалась вдова. – Хорошо тебе, богатейке, рассуждать, а тут…
– Не так уж я и богата, – спокойно заметила леди Педнор, – но купить платье могу себе позволить, потому что не трачу все до последнего пенни на дочь.
Миссис Уингэм покраснела, однако возмущенно произнесла:
– У тебя нет дочери!
– Кстати, – упрямо продолжила ее светлость, – за платьем я пойду с тобой, иначе опять ты выберешь какой-нибудь ужасный цвет.
– Лиловый – самый подходящий! – с вызовом сказала миссис Уингэм.
– Вот именно! Для вдов!
– Я и есть вдова.
– Ты – гусыня, – спокойно ответила кузина. – Интересно узнать, сколько ты отдала за наряд из расшитого пайетками маркизета, в котором Фанни вчера блистала в «Олмакс»? – Она на миг замолчала, но миссис Уингэм лишь потупила взор. – Господи, Кларисса, такое расточительство до добра не доведет. Ты разоришься!
– Ничего подобного! С самого рождения дочери я откладывала каждый свободный пенни – с расчетом на один этот сезон. Если бы только ей удалось выгодно выйти замуж! Тогда мои старания не пропали бы впустую. Ты сколько угодно можешь говорить, что это «вздор», раз тебе по душе грубости, но насчет Харлестона – чистая правда! В тот самый миг, как ты подвела его ко мне, я заметила, что он совершенно очарован красотой моей девочки. Я безгранично признательна тебе, Гонория!
– Знай я, что ты поведешь себя так глупо, моя дорогая, ни за что бы тебе его не представила, – заявила леди Педнор. – Подумать только, Харлестон и Фанни! Ему, наверное, уже под сорок. А ей? Семнадцать? Ты с ума сошла!
Вдова покачала головой.
– Не хочу, чтобы она прозябала в нищете… – Миссис Уингэм на мгновение замолчала и отвела взгляд от кузины. – Или вышла за молодого. Увлечения юности не длятся долго, и потом, Гонория, с молодым мужем не чувствуешь себя спокойно. Лорд Харлестон – вот человек, которого любая пожелала бы своей дочери! С ним она будет счастлива и никогда не узнает ни забот, ни нужды.
– Милая моя, – сказала леди Педнор, – если твоя мать промахнулась, выдав тебя за Тома Уингэма, это вовсе не значит, что все молодые мужчины – отъявленные эгоисты.
– Я любила Тома, и мама тут ни при чем!
– Ну еще бы! Безумно привлекательный внешне, порой даже весьма приветлив, если потакать его желаниям.
– Иногда меня посещает мысль, – задумчиво произнесла миссис Уингэм, – что если бы дядя Хоршем не женился во второй раз и у него не родился бы сын, то бедный Том, как и ожидалось, унаследовал бы титул, и все пошло бы иначе!
– Тогда он смог бы еще больше сорить деньгами, – сухо ответила леди Педнор. – Хотя, конечно, это сделало бы его еще приветливее.
– Об этом я и говорю, – с чувством сказала вдова. – Именно из-за бедности он обозлился и не желал считаться с другими! Видит Бог, я не хочу говорить плохо о Томе, но разве удивительно, что теперь я как самая циничная сваха стремлюсь, чтобы Фанни получила в жизни все, чего недоставало мне?
– Прекрати разговаривать так, будто у тебя старческое слабоумие, – раздраженно бросила ее светлость. – Позволь напомнить: тебе нет еще и тридцати семи! Если не станешь облачаться в лиловое, вас с Фанни вполне могут принять за сестер. А что до твоих хитрых планов, то уж лучше бы Фанни влюбилась в какого-нибудь бесперспективного молодого человека. Кстати, не ты ли рассказывала о юноше из пехотного полка?
– Только не это! – вскричала вдова. – У мальчика никаких видов на будущее. Их знакомство всего лишь случайность – он просто жил по соседству с нами в Бакингемшире. У него не хватило средств оплатить даже повышение в чине! С тех пор, как я увезла Фанни в город, моя девочка познакомилась со многими джентльменами куда представительнее Ричарда Кентона, поэтому я склонна верить, что она давно о нем забыла. Чтобы Фанни вышла замуж за пехотинца, на всем экономила, жила в гарнизонных городках и… Нет, тысячу раз нет!
– Смею предположить, ей бы очень понравилось, – заметила леди Педнор.
– Я этого не допущу! – заявила вдова. – Называй меня меркантильной, если угодно, только вот что я тебе скажу: Ричарда Кентона не сравнить с маркизом Харлестоном. Если бы Харлестон не был тем, кто он есть, разве стала бы я поощрять его ухаживания? Скажи мне честно, Гонория, встречала ли ты когда-нибудь джентльмена, который мог бы осчастливить женщину более, чем Харлестон? Забудем о его положении и богатстве – у кого еще такие изысканные манеры, кто еще так заботлив и внимателен? Что есть у Ричарда в противовес всем этим качествам?
– Молодость, – с усмешкой ответила леди Педнор. – На самом деле много чего еще, но скажу тебе, Кларисса, если Фанни увивается за Харлестоном…
– Ничего подобного! Я ни слова ей не сказала, и предположить, что она способна на такую непристойность…
– Тем лучше! Потому что она была бы далеко не первой, моя дорогая. Ни за одним из мужчин не охотятся так, как за ним. И ни один так часто не разрушал надежд. Говорят, в юности он пережил жестокое разочарование. Как бы там ни было, сейчас он совершенно точно не думает о женитьбе. Если бы ты не похоронила себя в деревне на пятнадцать лет, Кларисса, то знала бы, что даже такая многоопытная мать, как Августа Дэвентри, не поставила бы на Харлестона.
Вдова стала натягивать перчатки.
– Возможно, и так. Дочерей у нее много, но, полагаю, ни одна из них и в подметки не годится моей Фанни.
– Это правда, – признала леди Педнор. – Фанни затмит всех.
Щеки миссис Уингэм вспыхнули, на глаза внезапно навернулись слезы. Тихим, вопрошающим голосом она произнесла:
– О, Гонория, моя дочь красавица, ты согласна?
– Да, красавица, и держится безупречно… Но увлечь ею Харлестона – на мой взгляд, нелепейшая мысль.
2
Поскольку особняк леди Педнор располагался на Беркли-сквер, а меблированный дом, по заоблачной цене арендованный на сезон миссис Уингэм, – на Альбемарль-стрит, то вдове после прощания с кузиной предстояло пройти совсем немного до своих дверей. Она не повернула головы в сторону предлагавших услуги носильщиков и энергично зашагала, одной рукой придерживая шлейф пальто, а вторую вложив в муфту. Лицо миссис Уингэм, обрамленное полями капора с высокой тульей и тремя завитыми страусиными перьями, все еще выглядело слегка взволнованным, потому что слова леди Педнор отчасти нарушили ее спокойствие. В них была уверенность человека, давно вращавшегося в высших кругах, куда миссис Уингэм вернулась только в начале сезона; и хотя любезное содействие кузины, а также родство с семейством Уингэмов (возглавляемым молодым лордом Хоршемом, чье рождение положило конец надеждам Тома Уингэма) помогли почти всеми забытой вдове и ее очаровательной дочери пробиться в самое сердце светского общества, леди Педнор, безусловно, была куда более компетентна в вопросе вероятных намерений маркиза Харлестона, чем человек, познакомившийся с ним всего два месяца назад.
От таких раздумий складочка между бровями миссис Уингэм пролегла отчетливее. С некоторых пор вдова стала замечать за собой упадок духа, причиной которого, по ее мнению, могла быть усталость или перспектива потерять дружеское расположение дочери. Утренний визит к кузине не помог решить проблему. Леди Педнор не только попыталась разрушить ее мечты о блестящем замужестве Фанни, но и зачем-то напомнила ей о Ричарде Кентоне.
Не то чтобы мысли о Ричарде сильно ее тревожили. Между ним и Фанни была детская влюбленность, но оба вели себя очень хорошо. Ричард вроде бы понял, что у него не получится содержать жену на лейтенантское жалованье, и мужественно согласился с миссис Уингэм в том, что было бы неправильно обручиться с Фанни, не дав ей посмотреть мир. Да и Фанни ничуть не возражала против планов матери провести сезон в Лондоне. Она всегда была послушной дочерью, а если порой и проявляла упрямство, оно никогда не выливалось в приступы гнева или чрезмерные капризы. Оказавшись в обществе, она вела себя как положено: не теряла головы от непривычного ей веселья, но и не огорчала мать отказом от развлечений. Поклонников у нее было полным-полно, однако потенциальных женихов среди них немного, поскольку отсутствие состояния отталкивало тех, для кого в невесте важны не только знатное происхождение и красота. Миссис Уингэм это предвидела. Она всем сердцем надеялась найти для дочери подходящего мужа, и все же до того, как на Альбемарль-стрит стал захаживать лорд Харлестон, о такой блестящей партии она и не мечтала. Его светлость, впервые увидев Фанни в ассамблее «Олмакс», попросил леди Педнор представить его матери девушки. В тот вечер он вел любезную беседу с миссис Уингэм, пока Фанни танцевала контрданс с юным мистером Бьютом, и вдова поняла, что перед ней тот самый человек, который сможет осчастливить ее дочь. Потом он пригласил Фанни на танец, а в один из следующих дней приехал на Альбемарль-стрит и уговорил миссис Уингэм отпустить девушку на вечеринку, устроенную им в Воксхолл-Гарденс. С того дня он сопровождал их повсюду, и если поначалу миссис Уингэм не была уверена в серьезности его намерений, то все ее сомнения развеялись, когда однажды утром – разумеется, по его просьбе, – к ней заехала его сестра, приветливая женщина, которая не только отнеслась к вдове с особой сердечностью, но и сделала комплимент красоте Фанни, сказав с улыбкой: