— Может быть, вы сможете нам помочь, — сказала она. — Оливер был очень любезен предоставить мне некоторые сведения по делу Мии Сарк. — Она улыбнулась офицеру, который подошел к Ребелю. — Но у меня много вопросов, на которые он не знает ответа, потому что это старое дело. Поэтому я подумала, что вы, возможно, знаете больше.
Карл Ребель посмотрел на нее не моргая:
— Дело Мии Сарк?
— Да, это молодая женщина, которая исчезла в Гростене в 1997 году.
— Я прекрасно знаю, кто такая Мия Сарк.
— Вы расследовали это дело? — спросила Элоиза.
Ребель скептически посмотрел на нее.
— Почему вы все вдруг заинтересовались событиями, которые произошли так много лет назад?
— Все?
— Да, еще один ваш коллега звонил сегодня утром.
— Мой коллега? — Элоиза нахмурилась и смотрела по очереди то на Ребеля, то на Оливера.
Может быть, Мунк звонил, собирая информацию о Мазореке? Ну не воспылал же Бетгер внезапно интересом к этому делу?
— Эрик Шефер, — сказал Карл Ребель.
— А, — Элоиза улыбнулась и покачала головой, — Шефер не мой коллега. Он следователь по расследованию убийств.
— А из какого вы отдела?
— Я не… — Она непонимающе покачала головой. — Я не из полиции. Я журналистка.
Карл Ребель взглянул на своего молодого коллегу и на мгновение показалось, что он собирается схватить его за воротник.
— Ты сказал, она из копенгагенской полиции?
— Нет, я… — Оливер поднял плечи до самых ушей и приподнял брови, защищаясь. — Я сказал, что ее к нам направила копенгагенская полиция.
Карл Ребель поджал губы. Потом посмотрел на Элоизу:
— Могу я взглянуть на ваше удостоверение?
Элоиза снова достала портмоне и положила его перед ним на стойку, чтобы он видел пресс-карту в пластиковом кармашке.
Ребель перевел скептический взгляд с карточки на Элоизу.
— Почему вас интересует Мия Сарк?
— Потому что ее имя возникло в связи с историей, над которой я работаю, и было бы очень полезно, если бы вы рассказали мне, что помните об этом деле.
Карл Ребель некоторое время смотрел на нее, задрав подбородок, словно пытаясь расшифровать ее. Потом покачал головой и начал подталкивать ее в сторону выхода.
— Мы не разговариваем с прессой о незавершенных расследованиях.
— Но я просто хотела узнать…
— Мы не разговариваем с прессой!
Элоиза села за руль и хлопнула дверью. Она достала блокнот, чтобы записать то, что видела и слышала, пока все это не исчезло из ее памяти.
Торговля. Палермский протокол. Каким образом Интерпол участвовал в расследовании?
Подозреваемый? Допрос на видеозаписи — кого допрашивали?
Дело было приостановлено спустя четырнадцать месяцев… Почему так быстро?
Последняя фотография Мии Сарк — что ей предшествовало в тот вечер? Йохан, Мария Луиза — где они сейчас?
Она оторвала ручку от бумаги и устремила взгляд в пространство, размышляя о реакции Карла Ребеля. Отсутствие желания сотрудничать не стало для нее неожиданностью. Полиция редко относилась к прессе с энтузиазмом, и мало кого из следователей можно было убедить нарушить субординацию и отойти от правил, как бы снисходительно они ни улыбались. Она раздумывала над реакцией Ребеля, когда она спросила о деле Мии Сарк — мгновенно связавшего это со звонком Шефера. Элоиза не рассказывала Шеферу о Мии Сарк. Когда он звонил утром в полицию Южной Ютландии, он пытался разузнать что-нибудь о Мазореке.
В окно громко постучали, и Элоиза подпрыгнула, выронив блокнот из рук на пол.
— Господи! — воскликнула она, схватившись за сердце.
Элоиза увидела Оливера, стоявшего рядом с машиной. Она повернула ключ в замке зажигания, опустила стекло и засмеялась.
— Вы меня напугали!
— Простите, — сказал он, улыбаясь. — Вы забыли вот это.
Он протянул ей в окно портмоне, и Элоиза взяла его.
— Благодарю. Мне очень жаль, если из-за меня у вас возникнут неприятности с Ребелем, — сказала она. — Он, похоже, довольно сварливый тип.
— Да, он был не очень доволен ситуацией, но вы не должны принимать это на свой счет. Он всегда такой.
— Вы не получили нагоняй?
Он покачал головой и оглядел стоянку.
— Нет, я даже не знаю, куда он делся.
— В любом случае, спасибо вам за помощь.
— Не за что, — сказал он. — Мне очень жаль, что я больше ничем не могу помочь, но вы можете попробовать связаться с региональными газетами. Когда случается локальное происшествие, возможно, они освещают его в свое время, и у них могут оставаться заметки, имена информантов и все в таком роде. Либо свяжитесь с Зельнером, когда он вернется.
— Я попробую поговорить со знакомыми из прессы, а если ничего там не добьюсь, тогда вернусь, — сказала Элоиза, заводя двигатель.
Оливер отошел на несколько шагов от машины, потом передумал и вернулся обратно. Он положил руку на крышу и наклонился к ней.
— Я тут подумал, примерно через час я освобожусь, может, вы бы согласились выпить чашечку кофе?
Элоиза встретилась с ним глазами и улыбнулась.
Сколько ему лет — двадцать четыре? Двадцать пять?
— Спасибо за предложение, — сказала она, — но, к сожалению, мне нужно ехать.
Оливер опустил глаза и кивнул. Он развернулся и скрылся за дверью полицейского участка.
Элоиза вытащила телефон. Напечатала имя в поисковой строке Google и долго смотрела на экран, ничего не делая.
— Это однозначно плохая идея, — сказала она сама себе вслух и глубоко вздохнула.
Дрожа от напряжения, она нажала «искать».
Женщина засунула пальцы глубоко в вырез на груди и выудила оттуда маленький стеклянный сосуд цилиндрической формы. Она сняла крышечку и высыпала белый порошок на стойку бара.
— Вот, детка, — сказала она, зачерпнула порошок длинным алым ногтем на мизинце и поднесла палец к лицу Рене Декера.
Он покачал головой, не глядя на нее. Его взгляд был направлен на закрытую дверь, которая вела в кабинет отца в другом конце клуба. С тех пор как он встретился с Ребелем на берегу, он ждал минуты, чтобы поговорить с отцом наедине, но немцы уже были здесь, когда они вернулись. Надо было все уладить, деньги пересчитать. Рене знал, что это может занять целый час. А может, даже больше.
Женщина нюхала кокаин. Потом она вытерла нос пальцами, несколько раз шмыгнула и наклонилась к Рене, который сидел на барном стуле рядом с ней. Она положила руку ему на колени и начала массировать его долгими механическими движениями, целуя его в шею и влажно дыша ему в ухо. Он позволял ей делать это, но не отвечал на прикосновения и ничего не чувствовал. Он сидел совершенно неподвижно, не сводя глаз с закрытой двери, пока она вздыхала и стонала, ускоряя темп движений, которые не производили на него никакого эффекта. Он вертел стакан с разливным пивом на стойке по часовой стрелке, круг за кругом. Его взгляд был обращен к двери, мысли — к Мазореку.
— Тебе хорошо? — спросила она, пытаясь поцеловать его в губы.
Он отдернул голову. Ее дыхание пахло металлом, а груди, которыми она прижималась к нему, были твердыми, как камень.
— Тебе хорошо, детка?
— Нет, — сказал он, делая глоток пива. Он по-прежнему не смотрел на женщину.
Она слегка вздернула подбородок и посмотрела на него, нахмурившись. Она вопросительно улыбнулась и провела пальцем у себя под носом.
— Что ты хочешь сказать?
Рене Декер посмотрел на нее впервые с тех пор, как она подсела к нему.
Ей было лет двадцать с чем-то, но накрашенное лицо делало ее старше на вид. Губы были надутыми и блестели, как наполненные водой шары, и казались неестественно большими на маленьком личике. Брови были вытатуированы, а длинные накладные пряди различных красновато-коричневых оттенков были прикреплены заколками к жидким волосам и гармонировали с платьем: каштановым лаковым крошечным мини. Ее сценическое имя было Луанна — псевдоним, придуманный его отцом, — и все парни в клубе были с ней по многу раз, включая Рене. Сейчас его осенило, что он не знает ее настоящего имени.
Он встретился с ней глазами.
— Ты меня не заводишь, — сказал он.
Женщина неуверенно рассмеялась. Она провела языком по пухлым губам, опустила глаза, положила руку ему на колени и снова принялась поглаживать его.
Он посмотрел на нее мертвым взглядом.
— У тебя ведь есть ребенок?
Ее улыбка погасла. Она отняла руку и долго смотрела на него. Затем снова потянулась к склянке и стала высыпать кокаин на стойку бара.
— У тебя есть ребенок, — продолжал он, демонстративно глядя на свои часы «Омега». — Сейчас четверг, четверть второго дня, а ты сидишь здесь и нюхаешь кокаин, в то время как твой ребенок бегает где-то один. Тебе не стыдно?
Она решительно вытряхнула весь стеклянный контейнер на стол и достала из сумочки кредитную карту.
— Неужели ты думаешь, что у меня встанет на такую наркошлюху, как ты, которая даже не может позаботиться о собственном ребенке?
— Обычно это не проблема, — фыркнула женщина.
Она принялась тыкать карточкой в кокаин, разделяя порошок на тонкие полоски.
— Ты давно на себя смотрела? — спросил Рене, оглядывая ее с головы до ног. — Силиконовые сиськи, силиконовые губы. Трахаешься с чужаками за деньги. За кокаин?!
— Да пошел ты, — пробормотала она, поднося свернутую банкноту к ноздре и наклоняясь к стойке.
Рене схватил женщину за волосы и рывком дернул назад. Она взвыла. Он встал и протащил ее за волосы через полкомнаты.
— Займись своей жизнью! — крикнул он, с силой толкая ее к выходу.
Женщина тихонько всхлипнула и побрела в гардероб. Другие девушки, бывшие в клубе, проводили ее быстрыми мутными взглядами и вернулись к своим клиентам. К своим собственным проблемам.
Дверь в кабинет в противоположном конце клуба открылась, и Рене обернулся на звук.
Ласло — большой лысый хорват, говоривший на ломаном английском и преданно ходивший повсюду за отцом Рене, выглянул из кабинета и кивнул ему.