— А где говорилось о Палермском протоколе?
— Где-то в самом начале расследования. Там, где упоминалось, что к делу подключили Интерпол, это было, вероятно, в начале июня 1997 года. — Элоиза посмотрела на него, нахмурившись. — А что?
Томас откинулся на спинку стула. Он провел ладонью по губам и посмотрел на нее.
— Что такое? — спросила она.
— Палермского протокола не существовало в 1997 году.
— Как это?
— Его не существовало. Он был принят только в 2000 году.
Элоиза смотрела на Томаса, пока до нее доходил смысл сказанного.
— Ты хочешь сказать, что в полиции подтасовали документы?
Томас слегка пожал плечами и прикусил губу. Его взгляд мгновенно стал взволнованным.
— Но… — Элоиза покачала головой. — Почему?
— Как я уже сказал… — Он посмотрел на доску, и его взгляд заскользил по заметкам. — Когда дело касается сексуальной жизни людей… их самых темных побуждений…
Он встретился взглядом с Элоизой.
— Кто-то пытается что-то скрыть.
В коридоре за спиной Томаса горел свет, и его силуэт в дверном проеме спальни был темным, но Элоиза чувствовала на себе его взгляд.
— Тебе здесь нормально? — спросил он. — Что-нибудь нужно?
— Нет, спасибо, все в порядке.
— Хорошо. — Томас нерешительно кивнул. — Я лягу в комнате мальчиков. Она в конце коридора, если я тебе понадоблюсь.
— Ты разве не останешься?
Он долго смотрел на нее.
— Ты уверена? — спросил он.
Элоиза кивнула.
Он подошел к кровати и лег рядом с ней, не раздеваясь. Он повернулся на бок, уперев локоть в матрас и подперев ладонью голову.
— Все в порядке? — спросил он, глядя на нее.
— Угу. — Элоиза посмотрела на него и устало улыбнулась. — Я просто думаю о Яне.
— Что у вас происходит с этим Яном? — спросил Томас. — Почему это так важно для тебя?
— Не знаю, просто это так. — Она посмотрела в потолок. — Приобщение к патронажной службе обязывает. Начинаешь чувствовать ответственность за того, о ком заботишься.
— Я понимаю, — кивнул Томас. — Но я знаю тебя. Дело не только в этом.
Элоиза провела рукой по волосам и покачала головой, подыскивая слова.
— Когда умирала моя мать, я уехала с Гердой на Гоа. У меня был тяжелый период. Я была так несчастна, потеряв тебя, что, видимо, впала в депрессию, потому что я вообще не могла заниматься чужими проблемами. И хотя я знала, что она больна, я все равно поехала. И пока я проводила время на лунных вечеринках на пляже Бетальбатима и топила свои печали в пина-коладе, она лежала совсем одна на койке в Королевском госпитале и умирала.
Томас слушал и молчал. Он убрал волосы с ее лица и посмотрел на нее с нежностью.
— А мой отец… — Элоиза запнулась и продолжила после долгой паузы: — Рядом с ним меня тоже не было. Я знала, что ему нужно, чтобы я взяла его за руку и сказала, что люблю его, чтобы он мог уйти со спокойной душой, но я не сделала этого. Не смогла. — Она покачала головой. — Я думаю, Ян хотел бы что-то исправить, и я, наверно, тоже. — Она грустно улыбнулась. — Мне необходимо стать таким человеком для кого-то. Тем, кто будет рядом до конца, но сейчас я вдруг засомневалась, смогу ли я. Правильно ли это вообще, — вздохнула Элоиза и почувствовала, как ее охватила усталость. Невесомость. Как будто она расслабилась впервые за много лет.
Томас обнял ее и прижал к себе, и только сейчас она почувствовала, что немного опьянела.
Элоиза все еще не знала, что́ сделал Ян Фишхоф и почему, а может быть, это на самом деле и не имело значения, подумала она и закрыла глаза. Может быть, она была здесь вовсе не за тем, чтобы разбираться в его прошлом.
Она прижалась к Томасу, подняла голову и нашла в темноте его губы.
13 июля, суббота
Будильник зазвонил в девять, и Томас стукнул по нему, так что он свалился на пол. Элоиза щурилась на солнце, светившем в большое окно спальни, и смотрела на него.
— Привет, — проговорила она хрипловатым со сна голосом.
— Привет, — ответил Томас. Он притянул ее к себе и поцеловал.
— Почему звонит будильник? — спросила она.
— У моих мальчишек финал футбольного турнира, я обещал прийти посмотреть.
— Сегодня?
— Да, — кивнул он, — через полчаса.
— Вот почему у меня нет детей, — улыбнулась Элоиза и натянула на голову одеяло. — Субботы для меня — это святое. Хорошей игры!
Томас улыбнулся, встал с кровати и пошел в ванную. Элоиза услышала шум воды в душе, и через несколько минут он вернулся с мокрыми волосами, с которых капала вода. Он быстро вытерся полотенцем и натянул через голову футболку.
— Я бы пригласил тебя, но… — Он нерешительно взглянул на Элоизу.
— Нет, нет. Конечно, не надо, — сказала она, махая рукой.
— В другой раз? — спросил он, застегивая джинсы.
— В другой раз!
Томас улыбнулся и поцеловал ее.
— Я приеду через пару часов, хорошо? — Он запустил руку под одеяло и дотронулся до нее. — Обещай, что останешься в постели, пока я не вернусь.
Элоиза провела рукой по его волосам.
— Я больше не могу спать. Мой организм жаждет кофе, — сказала она. — Кроме того, я сегодня собиралась съездить в Эгернсунд попытаться уговорить Оле или Лизетту Далсфорт рассказать мне об их дочери. Но я могу вернуться в конце дня?
— Хорошо, — сказал Томас, откидывая одеяло. Он поцеловал ее в живот. — Внизу есть кофе, хлеб, йогурт и много чего еще. Бери что хочешь.
Он еще дальше стянул одеяло.
Элоиза улыбнулась и посмотрела на него.
— Ты опоздаешь, если сейчас же не перестанешь.
Он выпрямился и поцеловал ее в губы.
— Хорошо, но мы еще увидимся, хорошо?
Она обняла его за шею.
— Увидимся, — кивнула она.
Элоиза смотрела, как машина отъезжает от дома, и боролась с желанием немедленно раскрыть все шкафы и ящики и покопаться в жизни Томаса за те годы, что они прожили порознь. Она открыла холодильник и достала молоко. Потом бросила капсулу «Неспрессо» в кофеварку и включила ее.
Пока молоко пенилось, она открыла почту, чтобы проверить, нет ли письма от Мортена Мунка. Она ничего не увидела и написала ему.
Есть улов?
Он сразу же перезвонил.
— Привет, — сказала Элоиза. — Ты что-нибудь нашел?
— Да, еще как! В общей сложности на Hush-Hush было загружено сто восемнадцать порнофильмов за 8 декабря 1996 года и 8 декабря 1997 года, и я только что посмотрел последний, так что ночь была долгой.
— Ты что, еще не ложился спать?
— Не-а, — зевнул он.
— О, ну правда, Мортен, не нужно было тратить на это всю ночь.
— Уже поздно, — сказал он. — Только четыре из ста восемнадцати фильмов были загружены из Дании. Два произведены упомянутым тобой «Королевством», но Мии Сарк ни в одном нет. Третий — полностью гей-фильм, а вот четвертый — бинго!
Элоиза выпрямилась.
— Ты нашел его?
— Да, и это какое-то мерзкое дерьмо, хочу тебе сказать.
— В каком году фильм разместили на сайте?
— Его загрузили в декабре 97-го года, но дата на самой записи — 31 мая.
«Ночь, когда она исчезла», — подумала Элоиза.
— Я отправляю тебе ссылку по электронке, — сказал Мунк.
— А можешь еще прислать фильмы «Королевства»?
Мунк на секунду замолчал, и Элоиза слышала, как он стучит по клавишам.
— Готово!
— Спасибо, Мортен, — сказала она. — С меня ужин в ресторане «Фрэнк» со всем причитающимся, когда я вернусь домой, ладно? Шампанское, устрицы и прочий беспредел!
— Ты только свистни, — сказал он, зевая. — А теперь я, пожалуй, пойду спать.
Элоиза положила трубку.
Она налила в кофе горячего молока и села перед компьютером. Мунк прислал ей на почту три ссылки, но по ним не было понятно, что содержится в каждом ролике, и она нажала на первую.
На экране появились темные любительские декорации, изображавшие средневековый замок. Перед воротами замка стояли два стража. Они были одеты в длинные шерстяные плащи с надвинутыми на лица капюшонами, а в руках держали факелы и заостренные копья. Качество записи было убогим, стоимость производства — явно нулевой, а одежда выглядела так, будто ее купили в магазине карнавальных костюмов. На это было почти смешно смотреть — будто дети-переростки играли в ролевую игру.
На экране горел логотип «Kingdom Productions». Сцена оборвалась, а в следующей актеры оказались в темном, похожем на склеп помещении. Молодая женщина, которую Элоиза не знала, была привязана к большому деревянному столу в нелепой, неестественной позе. На ней не было одежды, ее грудь стягивали тугие кожаные ремни, из-за чего та выглядела синюшной и странно вытянутой. На руках и ногах у нее были веревки, а вокруг стола стояли трое мужчин в масках и смотрели, как она извивается в путах.
Ничего смешного и игрушечного здесь больше не было. Это было страшно, и Элоиза отвела глаза в сторону.
Она закрыла ссылку и нажала на следующую. Тот же логотип и вступление появились на экране. Тот же дешевый фон, те же стражи в капюшонах. Но на этот раз был связан мужчина, он стоял возле большой колонны — казалось, будто обнимая ее. Во рту у него была уздечка, как у лошади, а за спиной у него стояла молодая женщина в лакированной одежде с хлыстом.
Элоиза выключила ролик и нажала на третью ссылку.
Темный экран несколько секунд моргал. Затем появилась картинка, и Элоиза перестала дышать.
В объективе портативной камеры был черный кожаный диван, на котором сидела Мия Сарк, одетая в белые хлопковые трусики и маленький топик. С выражением неуверенности на лице она склонялась к оператору. Это была непрофессиональная съемка без звука. Лицо Мии Сарк увеличилось на экране. Она игриво улыбалась, прищурив глаза.
Картинка задрожала, когда кто-то протянул руку из-под объектива камеры и крепко схватил девушку за горло. Изображение расплылось, и пару мгновений камера показывала потолок. Затем ее снова направили на девушку, увеличив картинку.