– Да. И какое?
Убер сплевывает кровь, голос его звучит слабее.
– Меня бы звали… слышишь?
Чечен заинтригованный, наклонился, чтобы лучше слышать. В следующее мгновение Убер ударил его головой в нос. Страшный хруст. Чечен отлетел назад и упал. Нож со звоном проскользил по полу.
Убер, весь забрызганный кровью Чечена, жуткий, сказал:
– Меня бы звали: ОТЪЕБИСЬ.
– Мика, – позвал Убер. – Мика, ты где? Это я, Убер.
Тишина.
Затылок Убера заледенел. Сердце замерло так, что он испугался, что оно превратилось в стекло и сейчас от боли треснет, развалится на тысячу, миллион кусков.
– Мика!
На полу в луже крови лежало черное перо. Рядом скорчилась Нэнни. Глаза ее были открыты – и пусты. Кажется, в них отражались небеса и ворота.
Убер наклонился. Поднял перо.
Весь перевязанный, Хвост сидел за столом и закусывал. Нос у него перебит и заклеен пластырем, под глазами страшными синяки. Сломанная нога примотана бинтами к палке. На столе лежал огромный нож, кукри в ножнах. Нож того… голубоглазого фашиста…
Хвост иногда вспоминал тот момент, когда шлюха оттолкнула его на рельсы и побежала. Он открыл дверь, чтобы принести ей еду и воду – как обычно. Даже не собирался трахать, сегодня он был в благодушном настроении. А она выскользнула из цепей и ударила его палкой. Обычной палкой. Боль была страшная. Хвост ощупал шишку на голове. Даже в глазах потемнело.
Конечно, он разозлился. Это было… обидно. Возможно, он единственный относился к шлюхе как к человеку. Он пришел покормить шлюху, а она его так… Он тогда потерял самообладание, это правда. Но это все от обиды. Хвост схватил палку – она была скользкая от крови, в два шага догнал ее и ударил в затылок. Он всего лишь хотел вернуть – око за око. Наказать. Удар был совсем легким, нестрашным, почти беззвучным. Шлюха упала. Хвост иногда слышал этот звук в темноте – без всякого повода, он возникал и зудел. Звук, когда ломается шея. Звук, когда она сложилась на полу туннеля. Мерзкое смутное ощущение. Кррак.
Шлюха упала. Затем встала на четвереньки и ее начало тошнить. Хвост стоял над ней и морщился. Грязная. Он затащил ее обратно в комнату, закрыл дверь и оставил лежать. Он не помнил, оставил в тот раз воды или нет. Оставил, точно оставил. Когда он вернулся в следующий раз, шлюха была уже мертва. Глаза смотрели в потолок – застывшие. Лицо заляпано кровью. Страшная, худая.
Возможно, она умерла от обезвоживания? Хвост отогнал эту мысль. Он тогда пошел и доложил Соловью. Соловей разозлился. Впрочем, он всегда психует, когда что не по его… Можно подумать, это его, Хвоста, вина? Они держали ее почти месяц в той каморке, а ему приходилось таскаться. Носить ей воду и еду, убирать ее дерьмо… Иногда он трахал ее там, но это только по доброте. Без жестокости. Он, Хвост, совсем не жестокий человек. Ему вдруг опять стало муторно.
Хвост поднял железную кружку и выдохнул… Это надо залить водкой.
Убер вошел. Выпрямился. Голубые глаза смотрели холодно и мертвенно.
– Сука. – Хвост произнес это даже не с удивлением, а обреченно. Убер остановился на пороге, размял шею.
– Не вставай, я сегодня без чинов, – сказал Убер.
Хвост забыл про кружку, начал подниматься со стула. Убер сделал шаг, второй… Глаза Хвоста расширились. На третьем шаге Убер врезал ему кулаком в лицо. Хвост рухнул обратно на стул. Кружка улетела на пол и покатилась. Хвост мотнул головой, из уголка глаза потекла кровь. Боль была адская, но словно в другой вселенной.
Убер потер кулак.
– Да кто ты вообще такой? – спросил Хвост обреченно. – А?
– Кто я? Я… – На мгновение Убер задумался.
Убер поднял черное грязное перо. Оно в крови девочки. «Мика мертва», подумал Убер. И осознание этого накатило на него, как волна на мертвый гавайский пляж. Мики больше нет. Нет. Нет. И волна убегает обратно, оставляя на песке скелетики крабов.
Он заговорил медленно и спокойно:
– Кто я, спрашиваешь? – Он вдруг сделал шаг к Хвосту и сказал: – Я, мать твою, гребаный ангел! Я автоответчик Бога!
В следующий момент Убер ударил его головой в лицо. Хрустнуло. Хвост отлетел, с грохотом опрокинул стол, покатился по полу.
Убер закончил фразу:
– Ты со скинами связался, понял?!
Скинхед наклонился, вздернул Хвоста выше, плюхнул его на табурет. Плавным айкидошным движением оказался у него за спиной.
– Ч-что? – сказал Хвост.
Убер взял Хвоста за затылок одной ладонью, другой – за подбородок. Тот вяло трепыхался, пытался отмахнуться, встать. Бессильно махнул кулаком, попытался ударить. Убер напряг мышцы, выдохнул…
– Я… – прохрипел Хвост. – Я… не плохой… я… не…
Убер сказал негромко:
– Вот так.
Он на мгновение прикрыл глаза. «Мика, Мика». Хотелось плакать, но слез не было. Убер открыл глаза. Голубые и холодные, смерть.
– Жалости не существует, – сказал он.
Убер резко крутанул, мышцы вздулись.
Жуткий, нечеловеческий хруст.
Обмякшее, как кукла, тело Хвоста завалилось на бок, медленно упало на пол.
Глава 12
Я лежу и вижу: все меняется. Плавится под напором времени человеческая плоть, и ветшают каменные мостовые заброшенного города. Что с них взять? Все умирает.
Пресли. Пресли. Король. Убер вспомнил бархатный голос Короля, и ему вдруг захотелось танцевать. Послушать рок-н-ролльчик. Гавайи. Черт знает, что там теперь. Радиоактивный песок? Серый радиоактивный океан накатывает на радиоактивный пляж. Скелеты гавайцев в венках из засохших цветков встречают гостей.
Гавайи… какой-то там штат США. Забыл.
Убер прикрыл глаза. Вот он стоит на песке, а вокруг мертвые пальмы. «Почему я так уверен, что Гавайи мертвы? Мертвые Гавайи, мертвый Элвис». И звуки бархатного темного голоса Элвиса звучат над мертвым пляжем, полным мертвых крабов и моллюсков.
«Или кто там выжил? Интересно». Может, крабы как раз мутировали, и гигантские клешни их, полные темного яда, только и ждут путника.
Убер вдруг ясно увидел, как в серых водах покачивается округлая атомная подлодка с характерным уродливым горбом ракетного отсека за рубкой. Стратегический ракетоносец. И там люди в противогазах и оранжевых противоатомных костюмах моряков неловко вылезают из рубки. А потом эти люди, среди которых явно есть девушка – Убер опознает ее по особой пластике движений, вообще, он бы опознал женщину даже за свинцовой плитой, стоят на узкой палубе лодки и смотрят на мертвые Гавайи… Или это все-таки Куба? Точно, Куба. Залив Свиней. Теперь мертвых свиней.
За две сотни морских миль оттуда лежит мертвый солнечный Майями. Мертвые полуистлевшие сэндвичи со свининой.
Убер смотрит вдаль и видит. Он много чего видит. Свое прошлое. Черное воронье перо. Кровь. Снова кровь. Леденящий крик в темноте туннелей. Плач. И снова крики.
Удар в лицо.
Убер – только помоложе и понаглее – хотя куда наглее? – идет по туннелю, держа в одной руке горящий факел, а другой – сжимая кукри. Словно кукри, гуркский нож, нож умерших непальских гвардейцев Ее Величества, может что-то изменить в раскладе сил. Нет, в руке у него уже не нож, а черное, грязное, воронье перо…
Ты ангел.
Я не ангел.
Впрочем, почему нет.
Ты их всех убьешь?
Ты права, странная девочка. Я их всех убью.
Хотя я не ангел. Ну, по крайней мере, я так думаю. Я могу ошибаться. Но, черт побери, разве ангелы не должны помнить, что они ангелы?!
Разве нет? Это было бы…
Это было бы… Убер поворачивает голову.
«Справедливо».
Они нашли Чечена в комнате – он лежал на спине, переносица вбита в лицо. Мертвый. Рядом валялся разломанный на куски стул с прилипшими лентами скотча. Похоже, их рвали зубами. Все залито кровью.
– Ты живой, что ли? – Глаза Желтого округлились. Он поднял автомат, направил на Убера.
– Не, чувак, ты охренел. Я долго умирать буду.
Желток сказал:
– Что ты несешь?
– Божественное правосудие несу, – сказал Убер. – Для всех.
Желток засмеялся. Автомат в его руках затрясся, как в лихорадке.
– Вот ты чудила, честное слово. Эй, чувак, алле! Проснись! Ты в каком мире живешь, а? Ты вот эту срань вокруг видел? Видел? Очнись тогда. Бога нет! Бога сука нет, ясно?
– Ясно, – сказал Убер. Медленно поднял руки и пошел на бандитов.
– Да кто ты вообще такой? – спросил Синий. Поднял автомат. Убер склонил голову на плечо, с интересом посмотрел на него. И продолжал идти.
– Я? Я – Автоответчик Бога.
– В смысле? – Синий растерялся.
– Пока Бога нет, я за него.
Убер оглядел людей Соловья, прищурился.
– А где этот ваш… Викинг?
– Он не с нами, – сказал Синий.
– Нет, не с нами, – сказал Желтый.
– В каком смысле не с вами? – удивился Убер. – Как людей железом прижигать, так с вами, а как пиздиться, так не с вами?
– Да вот так. – Желток сплюнул. С презрением. – У него, сука, принципы. Представляешь?
– Принципы, – сказал Синий. – Сука.
– Принципы я уважаю, – сказал Убер. – Но что-то не совсем понятно… Как это, друзья пошли на махач, а я не пошел?
– Да он, как про эту девку узнал, че-то завелся. Чистоплюй, бля. И свалил на хер… Вон Синюхе морду разбил. Ниче, вот тебя завалим к хуям, разберемся и с ним.
– А, – сказал Убер. Медленно оглядел собравшихся. – Хорошо, что напомнили.
Ухмыльнулся. Медленно достал из ножен кукри.
– Сдавайся, Убер, – сказал Соловей устало. – Нас девять человек. У нас оружие. На что ты рассчитываешь? Опять фокус с гранатой?
– А мэр ваш говно, – сказал Убер. С какой-то даже нежностью произнес. – Слышите? Гов-но.
Молчание.
Слышен только шум дыхания девяти взрослых мужиков. И как вдалеке капает вода. В метро такой парадокс, подумал Соловей. Куда бы ни пошел, везде будет капать вода. Это закон. Но ты ее не найдешь. Даже если ты будешь умирать в этот миг от жажды.