– Я же вижу, что ты врешь.
– Вру и вру, тебе-то какое дело? – сказал Юра. – Станция не твоя.
Убер засмеялся.
– Что смешного?!
– У тебя уши горят, брат Юра. Чувствуешь запах? Будь на тебе противогаз, уже резина бы оплавилась. Ладно, не хочешь, не отвечай. Ты прав, станция не моя. Да мне и неинтересно, в общем… – Убер пожал плечами.
Скинхед отвернулся, сунул «химзу» в мешок для санитарной обработки. За спиной – молчание. Убер закинул наживку и ждал. Он стянул шнурки мешка, обмотал вокруг горлышка и затянул.
Юра заговорил, нехотя и сквозь зубы, как под пыткой:
– Это туннели стонут.
Убер быстро повернулся. Поднял брови.
– Правда?
Юра кивнул.
Убер опустил мешок на пол. Задумчиво погладил кончиками пальцев шрам над бровью.
– Как трогательно, – сказал он. – Как, не побоюсь этого слова, поэтично.
Юра замолчал. Насупился и закрылся. «Ну, чтоб тебя».
– Обиделся, что ли?
Молчание. «Вот черт. Это ведь почти ребенок».
Убер заговорил серьезно и мягко:
– Извини, брат Юра. Все нормально. Это твой монастырь. И твои правила.
– Мой – что? – Парень поднял голову, в глазах плеснулось недоумение.
Убер тяжело вздохнул. «Боже, мы теряем культуру».
– Станция твоя.
Считается, что телефон Бога – белый, но Мика во сне всегда видит серый.
Она открывает дверь и входит в комнату. В комнате стоит обшарпанный деревянный стол, отделанный желтым шпоном, на столе – серый, тусклый от осевшей на нем пыли, телефон. С витым длинным проводом. Совершенно допотопный телефон.
Девочка снимает трубку. И очень осторожно прикладывает к уху. Мика однажды видела, как это делал Мэр, такое простое движение. Почти как почесать руку или нос. Нос у Мики почему-то всегда чешется.
В трубке – тишина. А потом, если прислушаться – словно где-то далеко звучат гудки.
– Алло? – говорит Мика далеким гудкам.
В трубке – тишина. И легкое электрическое гудение на грани слышимости.
Мика повторяет:
– Алло? Алло!
Тишина.
Мика, уже в отчаянии, кричит в трубку:
– Алло, меня кто-нибудь слышит?!
Тишина.
Убер прислушался. Снизу, из туннеля доносились металлические удары, далекий перестук колес. Звуки приближались.
– Что это? – Убер посмотрел на Юру. Тот пожал плечами.
– А! Это мортусы.
Скинхед закинул на плечо баул с химзой и дробовик, подошел к люку. С вентиляционными шахтами в Питере всегда засада – метро очень глубокое, до туннеля и станции вниз пятьдесят метров, а то и все сто. И спускаться обычно приходится по ветхой ржавой лестнице. Здесь метров шестьдесят, наверное.
«Ох, грехи наши тяжкие», как говаривала бабушка Убера. Откуда-то сверху капала вода.
Убер вздохнул. Ну, с богом. Потянулся и взялся ладонями за мокрый металл лестницы, встал на ступеньку, затем на следующую. Под ним была гулкая пустота. Чудовищный колодец.
«Ух, высоко».
Когда спускаешься в темноте, появляется ощущение – лестница бесконечная, внизу ад и что-то жуткое, страшное и, блин, соскользнет рука и все, отлетался. Убер усилием воли вернул себе ощущение высоты и продолжил спуск.
В какой-то момент ему снова показалось, что это будет длиться вечно. Это его, Убера, персональный ад. Он усмехнулся. Что он будет спускаться и спускаться вечно, а внизу его ждет то чудовище, что кричало. Убера передернуло. Чего только не придумаешь в темноте… Бред какой-то.
Скоро он подумал, что сдохнет. Ржавая лестница скрипела под его весом и покачивалась. Убер мерно спускался.
Лестница наконец закончилась. Убер ударился пяткой в землю, помедлил – кажется, все, и поставил на пол вторую ногу. Здесь, в тамбуре вентшахты – глубокая темнота. Скинхед вынул из поясной сумки и включил фонарь. «Хоть это у меня осталось». Щелк – и луч света вырвался в подземную темноту, осветил ржавеющую вентиляционную установку. Убер пошел вперед – вот огромный вентилятор, тоже ржавый, в слое пыли, он перекрывает туннель; левее вентилятора, в перегородке – ход. Убер пригнулся, протиснулся в узкую дверь.
Вскоре он вышел из ВШ, спустился вниз, к путевому туннелю. Луч фонаря пробежал по заросшим пылью тюбингам. Звук приближался. Действительно, вскоре из темноты туннеля выехала дрезина мортусов. Катки скрежетали по ржавым рельсам. Путевой фонарь светил тускло и слабо.
Убер вгляделся.
На прицепной платформе лежали два брезентовых свертка, по форме – человеческие тела.
Мортусы были в серых брезентовых плащах с капюшонами, закрывающими головы, в белых масках на лицах. Фонарь горел на носу дрезины, освещая неровным подрагивающим светом отрезок туннеля. Батарея у них садится, подумал скинхед. Понятно.
Дрезина медленно приближалась.
Убер почесал затылок. Потом сделал два шага и остановился на рельсах. Прикрыл глаза от света рукой. Дрезина катилась. Свет фонаря уткнулся в Убера. Высокий силуэт скинхеда бросил длинную мощную тень в глубину туннеля. Чей-то голос сказал: «Что за?..»
Скрежет тормозов. Дрезина нехотя замедлилась. Убер выпрямился. Дрезина докатилась и окончательно остановилась сантиметрах в тридцати от его ног.
Мортусов было двое. Младший держал рукоять тормоза, старший почти дремал, сидя на носу. Нахохлился, как брезентовый воробей.
– Кхм, – сказал Убер. Эхо подхватило и откашлялось вдалеке. Младший мортус смотрел на него с раздражением.
Старший поднял голову.
– Чего тебе?
Голос звучал глухо и отдаленно.
– Уважаемый, вы до станции? – сказал Убер.
Мортус глянул на него быстро, словно полоснул взглядом, нехотя кивнул:
– Да.
Убер почесал затылок. Отношения с мортусами у него всегда были своеобразные.
– А эти – не от чумы померли, случайно?
Брови мортуса поползли вверх.
– А тебе какое дело? – Мортус стянул маску с лица, с наслаждением почесал круглый нос. – От пули.
Убер развеселился.
– А, отлично!
– Что отлично? – не понял мортус. Покрутил головой.
Убер вместо ответа широко и зловеще улыбнулся, показав отсутствующий зуб в ровном белом ряду.
– Шеф, подбрось до станции. Два счетчика!
– Чего?
Дрезина скрипнула и начала тормозить. Заунывный скрежет металла, искры. Убер спрыгнул на ходу, пробежал несколько шагов. Боль пронзила левую ногу, словно внутри нее выросло электрическое дерево… О черт. Он остановился. Похоже, там, наверху, он не только расстрелял все патроны и потерял рюкзак, но и повредил ногу. Убер поморщился, растер колено. Растяжение, что ли?
– Что с тобой, парень? – спросил старший мортус.
Убер выпрямился.
– Ерунда.
– Жить будешь? – ехидно спросил второй мортус. Убер улыбнулся ему.
– Вашими молитвами. Спасибо, что подвезли, – сказал он старшему. Тот безразлично кивнул. Дрезина проехала еще два метра, замедляя ход. Мягко толкнулась в ограничитель, чуть откатилась назад. Остановилась.
Встречающие охранники из местных пялились на Убера в упор. И почему-то молчали. Убер озадачился. Дохромал до блокпоста, забрался по лестнице. Охранники смотрели равнодушно.
– Эй, дружище, – обратился к одному из них Убер. – Кто тут главный, на станции?
Охранник молчал.
– Эй, слышишь?
– Мэр. Туда, – сказал охранник.
– Платить надо?
– Тебе? – Он словно впервые увидел Убера, задержал взгляд. – Нет.
Убер кивнул.
Так, что мы имеем. Серая станция, центрального освещения нет. Несколько световых очагов – это палатки, главная улица проходит между ними. Некоторые места просто затянуты веревками, на них висят простыни – старые, ветхие, застиранные, многие заштопаны. Тоже вариант, в принципе.
«Обводный канал». Убер покачал головой. Одна из немногих станций, где он за все эти годы ни разу не побывал.
Чем ближе к станции, тем более странно он себя чувствовал. Словно она давила на мозг, сжимала виски. Как бывает с жестокого похмелья, когда кажется, голову зажали в висках, а мозг усох и после каждого неосторожного движения колышется в черепной коробке. Еще эти мортусы…
Он покрутил головой, выкинул мортусов из головы. Крик – вот что могло быть важным. Тот, что он услышал из вентшахты. Убер размял шею, хрустнуло.
«Если бы не рюкзак… – Убер хмыкнул. – Вот идиотски получилось. У тебя нет ни черта, а ты собираешься побыть героем. Нет, не в этот раз. В этот раз я буду сдержанным и… как это слово? – Убер усмехнулся. – Благоразумным, во».
Правда, теперь нужно добираться к своим, а у него нет ни одного патрона. И придется с этим как-то разбираться. «Чертова собака в одну секунду уничтожила мое финансовое благополучие». Ха-ха. Ха-ха.
Он пошел по платформе. По опыту, сейчас ему предложат что-нибудь купить.
«А вообще странно, что с меня не взяли пошлину.
Но, может, мне сегодня везет».
Он потер ногу. Колено ныло.
– Должно же хорошим людям иногда везти? – сказал Убер вслух. Прохожий покосился на него, но ничего не сказал. Ускорил шаг.
Убер помедлил и пошел дальше.
Да обычная станция, успокойся, сказал он себе.
«Что тут может случиться?»
На ладони Мики лежало перо. Черное, старое и грязное. «О боже», – подумала Нэнни. Не хватало еще заразиться и помереть тут.
Мика подняла взгляд. Глаза карие, теплые. Длинные ресницы. В глазах горит огонек.
– Это… – начала она. Нэнни раздраженно прервала:
– Да-да, я помню. Это перо ангела.
Мика кивнула. Легко и торжественно.
– Да.
«Ох уж этот ребенок, – подумала Нэнни. – Как втемяшится что в голову, не переубедить». Заговорила:
– Какой же это должен быть ангел? С черными перьями! Это какой-то совсем неправильный ангел.
«Как будто у нас есть выбор – между правильным и неправильным ангелом». Нэнни перевела взгляд на свою корзину. Вот, почти набрала. А у девчонки только половина. Все приходится делать самой, подумала она в сердцах.