«русского» было введено в заглавие законопроекта только как некий оттенок, как уступка духу времени, дабы подчеркнуть национальную направленность проекта. А слова «сельскохозяйственное машиностроение» вообще ни о чем не говорят – ведь в России существует не только крупная, но и мелкая промышленность, большое ремесленное производство. Данный же законопроект, заявил депутат, целиком посвящен крупным предприятиям, выпускающим технику для крупных хозяйств, и нисколько не нацелен на поддержку широкого круга тружеников[481]. Еще резче высказался В.М. Андрейчук: этот проект – «предъявленный от кучки людей уголовно-гражданский иск к русскому казначейству». Он поражался, с какой стремительностью правительство продвигало эту инициативу: позавчера в комиссии, сегодня уже на общем собрании, тогда как в Государственной думе проекты лежат без движения по году и более и не назначаются к докладу[482]. Сторонники правительственного законодательного творчества пытались возражать критикам. В частности, они считали принципиально неверным противопоставление многочисленного крестьянства и крупного землевладения. Н.И. Шидловский предлагал не обращать внимания на подобные мелочи, не имеющие, на его взгляд, непосредственного отношения к делу[483]. Н.Е. Марков уверял, что сельхозтехника полезна всем: и крестьянам, и помещикам, главное, – чтобы она увеличивала производительность труда. Он предлагал не выяснять отношения, а радоваться будущей громадной пользе для всего народа, ведь долгое время не удавалось даже поставить как следует вопрос о поощрении сельскохозяйственного машиностроения. Причем не удавалось из-за оппозиции, которая совершенно не понимает, «что кому полезно и что кому вредно»[484]. Но думское большинство смотрело на дело иначе. Депутаты испещрили документ множеством исправлений, фактически сводящих его идеологию, разработанную правительством, на нет. Как замечала питерская пресса, в таком виде законопроект может содействовать разве лишь созданию сборочных мастерских[485].
Самое мощное сопротивление синдикатским тенденциям Государственная дума оказала в связи с нефтяным промышленным комплексом. С начала XX столетия нефтяная отрасль начинает приобретать ключевое значение в экономической жизни. Интерес к ней заметно усиливается со стороны не только иностранных фирм, но и всего предпринимательского сообщества России, и прежде всего петербургских банков[486]. Нижняя палата парламента, разумеется, не могла не обратиться к этой теме, начав с рассмотрения положения, в котором находится отрасль. В 1872 году произошла отмена откупной системы в нефтяном деле и был установлен новый порядок добычи «черного золота». Земли Бакинского района, где велся основной промысел, разбили на участки. Из 322 таких участков размером по 10 десятин 180 были проданы на торгах, а 142 – по высочайшим повелениям безвозмездно розданы различным лицам за их государственные заслуги[487]. Торги осуществлялись в соответствии с временными правилами, изданными в 1900 году. По ним в казну вместо по-пудной платы назначалось долевое отчисление от добытой нефти. Дума сделала вывод:
«Все нефтяное дело велось без всякой программы, без всякой политики, и последствием этого было то, что вся нефтяная промышленность сосредоточилась в руках нескольких монополистов, которые сделались хозяевами положения и получают в настоящее время громадные доходы»[488].
В 1905 году в Бакинской губернии проводилась ревизия под руководством сенатора Кузьминского, представившая подробный отчет о неустройствах в российской нефтяной отрасли; отчет остался без всякого внимания правительства. Между тем кризис нарастал. Так, если в 1888 году США добыли 197 млн пудов сырья, а Россия – 182 млн, то спустя десять лет у американцов было 378 млн, в России – 486 млн пудов; но еще через десять лет по этому показателю Россия вновь отставала: США – 1 млрд 562 млн пудов, Россия – только 515 млн пудов. Эти цифры наглядно продемонстрировали парламентариям начавшийся упадок отрасли[489]. По их мнению, такие печальные результаты были вызваны временными правилами, регулирующими сдачу казенных нефтеносных земель через торги. Они устраивались дважды, в 1903 и 1906 годах, и в обоих случаях вызвали массу нареканий[490]. Дефицит «черного золота» стал остро ощущаться в экономике. Как сказал А.И. Шингарев, московский район требует нефти, но ее нет; зато растут цены, а значит, и барыши нефтепромышленников, следовательно, стимул для расширения добычи весьма слаб. Несколько крупных фирм захватили нефтедобычу в свои руки, противостоять им не могут ни частные предприниматели, ни отдельные лица, «бороться с ними может только государство»[491].
Эти слова стали руководящим принципом для Государственной думы в ее политике в нефтяной отрасли. Нижняя палата фактически объявила войну крупным нефтедобывающим компаниям. Наиболее известной ее страницей стали большие думские прения о причинах высоких цен на нефть (март 1913). Депутатский запрос правительству по поводу нефтяного синдиката всполошил бакинских дельцов. Совет Съездов представителей торговли и промышленности посвятил запросу специальное заседание, где признал его малообоснованным и противоречащим основам торговой политики[492]. На претензии народных избранников непосредственно с думской трибуны пришлось отвечать министру торговли и промышленности С.И. Тимашеву. Цены на нефть действительно демонстрировали впечатляющую динамику. Еще в начале XX века они держались на отметке 6 коп. за пуд, но к 1904-му поднялись до 14 коп. После революционных погромов в бакинском регионе цена взлетела до 36 коп., затем стабилизировалась на уровне 21-25 коп. А с начала 1910 года происходил неуклонный рост стоимости сырья: в 1912-м цена достигала уже 38 коп. за пуд и продолжала стремиться выше.[493] Однако, в отличие от возмущенных депутатов, Тимашев считал данную тенденцию отражающей общемировую практику и вполне закономерной. Ее движущая сила – серьезное увеличение спроса. Причем спрос имел не временный или случайный, а прочный, прогрессирующий характер. Бакинская нефтепромышленность за ним не поспевала, ее производительность постоянно снижалась: с 490 млн пудов в 1910 году до 425 млн – в 1911-м и 419 млн – в 1912-м. Это было не удивительно, поскольку в регионе с начала XX столетия не вводились в эксплуатацию свежие месторождения и промыслы продолжали работать на старых скважинах. Говорить об их истощении было преждевременно, однако не принимать во внимание стагнацию в отрасли было нельзя[494]. Затем Тимашев остановился на набиравшей силу концентрации нефтепромышленности. На его взгляд, это был совершенно объективный процесс: затраты росли, добыча требовала привлечения значительных вложений, а они были под силу только крупным производителям. Поэтому в отрасли наблюдался ряд корпоративных слияний, в которых была задействована целая группа частных банков, способных предоставить компаниям необходимое финансирование. Обвинения в организации синдиката или в ценовом сговоре между банками министр назвал вымышленными, не соответствующими действительности. И в заключение посоветовал депутатам лучше анализировать статистику и делать более взвешенные выводы[495].
Гораздо серьезнее, чем к возмущению думцев, правительство относилось к предложениям, исходящим непосредственно от самих бакинских промышленников. А те в 1910-1911 годах выдвинули свой план по увеличению добычи сырья. Его ключевым моментом стала идея паевого товарищества, которое должно было учесть многообразные интересы различных компаний, действующих в отрасли. Проект, представленный П.О. Гукасовым и С.Г. Лианозовым, предусматривал, что в товарищество войдут все действующие фирмы Бакинского района, а в его распоряжение без каких-либо торгов будут переданы свободные нефтеносные земли. Доля участия каждой отдельной компании определялась размером среднегодовой добычи за последние три года: каждые 100 тысяч пудов давали один пай. Проект получил поддержку в правительстве; его горячими сторонниками выступили министр финансов В.Н. Коковцов и министр торговли и промышленности С.И. Тимашев. Они придерживались мнения, что практика выделения нефтяных участков через торги себя не оправдала, поскольку не позволяла надлежащим образом учитывать интересы средних компаний. Правительство в виде эксперимента предлагало передать товариществу 100 десятин земли на льготных условиях; кроме добычи нефти, оно наделялось широкими правами по разведке нефтяных ресурсов[496].
Правда, не все в Совете министров были в восторге от предложенного промышленниками проекта: государственный контролер П.А. Харитонов выступал против идеи создания паевого товарищества на указанных основаниях[497]. Но, разумеется, главным его противником стала Государственная дума. Здесь начинание нефтяных королей расценили как стремление, с одной стороны, еще больше закрепить свои позиции на рынке и, с другой, воспрепятствовать работе средних компаний. Из 186 фирм, присутствующих в регионе, 12 крупнейших фактически получили бы почти две трети всех площадей