Во второй вместо Алиссы фигурировал Йона Спалтер.
В третьей убийцей Карла был некто Неизвестный, а Алисса и Клемпер выступали в роли заговорщиков, которые воспользовались удачным случаем засадить Кэй в тюрьму.
В четвертой убийцей была Кэй.
Под каждой из этих версий он добавил ответвления к следующему уровню.
– Эй?
Гурни недоуменно огляделся.
– Эй?
Это был голос Мадлен – откуда-то с другой стороны дома. Скорее всего, из кладовки при входе.
Прихватив блокнот и ручку с собой, он отправился на кухню.
– Я тут.
Медлен как раз заходила через боковую дверь, держа в руках два пакета с покупками.
– Я оставила багажник открытым. Не принесешь дробленое зерно?
– Что?
– Прочла, куры очень любят дробленое зерно.
Он вздохнул, но потом попытался взглянуть на это в ином свете: путь краткая, а все же передышка от более мрачных обязанностей.
– И куда положить?
– Да хоть в кладовку.
Он вышел к машине Мадлен, не без усилия вытащил из багажника пятидесятифунтовый мешок, несколько секунд не мог протиснуться в дверь, наконец справился, вошел и сбросил мешок в ближний угол кладовки. Положительная сторона этого дела оказалась сомнительной.
– Ты им что, запас на всю жизнь купила?
– Упаковок другого размера не оказалось. Прости. Ты как, ничего?
– В порядке. Вообще-то слегка занят – готовлюсь к одной встрече.
– Ой… кстати… пока я не забыла… – Тон у нее был приветливый и ровный. – Завтра утром у тебя прием у Малькольма.
– Малькольма Кларета?
– Верно.
– Не понимаю.
– Я ему позвонила перед уходом с работы. Он сказал, у него только что один человек отменил прием, так что образовалось окно завтра в одиннадцать.
– Нет… я не понимаю, зачем.
– Потому что я за тебя боюсь. Мы же обсуждали.
– Нет, я имею в виду – зачем ты назначила визит вместо меня.
– Потому что ты тянешь время, а это важно.
– Выходит… ты… ты просто решила взять это на себя?
– Ну должен был кто-нибудь записать тебя на прием.
Он ошарашенно развел руки.
– Что-то я не улавливаю.
– Чего не улавливаешь?
– Я не стал бы за тебя назначать прием у врача – разве что ты сама попросила бы.
– Даже если бы думал, что это может спасти мне жизнь?
Гурни замялся.
– Тебе не кажется, что это уже чересчур?
Она перехватила его взгляд и тихонько ответила:
– Нет, не кажется.
В голосе его прорвалась досада.
– Ты искренне веришь, что прием у Малькольма Кларета может спасти мне жизнь?
Ее голос так же внезапно наполнился усталой печалью.
– Не хочешь с ним встречаться, возьми да отмени прием.
Скажи Мадлен это другим тоном, он затеял бы грандиозный спор о том, кто должен отменять встречи, которые назначила она сама. А потом еще, чего доброго, дошло бы до пиломатериалов, которые она заказала для постройки курятника, и ее привычки начинать то, что потом приходится доводить до конца ему, – и вообще, до упрека в том, что все и всегда обязательно проходит по ее расписанию.
Однако выражение ее глаз на корню пресекло саму мысль о споре.
Как ни странно, у Гурни забрезжило понимание: быть может, повидаться с Кларетом и впрямь следовало бы.
От необходимости продолжать этот разговор его спас звонок телефона, лежавшего в кармане. Гурни проверил имя, высветившееся на экране. На секунду обозначилось имя – Кайл Гурни, – и сигнал тут же оборвался. Гурни подмывало сразу перезвонить, но он сообразил, что сын, верно, проезжает сейчас какой-нибудь участок дороги, где нет связи, так что есть смысл подождать.
Он посмотрел на часы. 4:44 – позже, чем он думал.
Пора было выезжать к торговому центру. На жизненно важную встречу, к которой он так и не успел подготовиться.
Глава 34Джентльменское соглашение
Парковка у «Риверсайда», как обычно, была наполовину пустой.
На самой безлюдной площадке перед «Ти-Джи-Максом», возле дальнего конца здания, на асфальте молча и нелепо примостилась стайка чаек.
Въезжая на площадку, Гурни притормозил, чтобы разглядеть чаек получше. Птиц было пятьдесят-шестьдесят. Из машины казалось, что все они застыли неподвижно, развернувшись в одну и ту же сторону, против заходящего солнца.
Проезжая мимо них на парковку ближе к центральному входу, Гурни невольно задумался о том, как часто в последнее время чайки перебираются к торговым центрам, далеко от моря, – привлеченные, без сомнения, крошками и прочими остатками фаст-фуда, оброненными посетителями. Интересно, а у этих птиц тоже закупориваются сосуды, как у подкармливающих их людей, в результате чего они становятся неповоротливее, летают меньше и реже? Есть над чем поразмыслить. Но не сейчас. Осознание неотложности предстоящей задачи вернуло Гурни к действительности. Заперев машину, он прошел под аркой в причудливо-нарядное здание, над которым изогнулись дугой светящиеся буквы «Риверсайд».
Торговый центр был не из крупных. Всего одна центральная линия, несколько небольших ответвлений. Зазывная яркость входа сменялась унылым интерьером – судя по всему, почти не обновлявшимся не один десяток лет. Гурни сел на скамейку посередине вестибюля, напротив магазинчика «Альпин-спортс». Витрину заполонили костюмы для велосипедистов – в обтяжку и блестящие. Продавщица стояла в дверях, хмуро глядя на экран своего телефона.
Гурни посмотрел на часы. 5:33.
Он принялся ждать.
Клемпер объявился в 5:45.
Мир правоохранительных органов меняет людей сильнее, чем тюрьма, развивая и усугубляя вполне определенные свойства: скептицизм, расчетливость, замкнутость, жесткость. Свойства эти могут развиваться в разных направлениях, в хорошую сторону или в плохую, в зависимости от характера – или душевных качеств человека. Одному полицейскому они дают опыт, верность товарищам, храбрость и твердую решимость даже в самых нелегких обстоятельствах работать на совесть. Другому – ядовитую циничность, предвзятость, жестокость и упорное стремление подгадить миру, который так подгадил ему. По мнению Гурни, выражение глаз Клемпера, пока он подходил к скамье, явно относило его ко второй категории.
Клемпер уселся на другом конце скамейки, в нескольких футах от Гурни. Не проронив ни слова, он открыл на коленях маленький дипломат, наклонив крышку так, чтобы не было видно, что внутри, и принялся с чем-то там возиться.
Гурни предположил, что это сканер – скорее всего, многофункциональный, выявляющий любые записывающие или передающие устройства.
Через минуту-другую Клемпер закрыл дипломат, быстро осмотрелся вокруг и наконец заговорил, грубо, почти сквозь зубы, уставившись в пол.
– Что за чертову игру ты затеял?
Его резкость говорила о нервном напряжении, а массивное телосложение казалось лишь избыточным багажом, лишним грузом, бременем: неудивительно, что лицо его блестело от пота. Но было бы ошибкой сделать следующий шаг в ту же сторону и счесть Клемпера совершенно безвредным.
– Ты можешь кое-чем помочь мне, а я тебе, – сказал Гурни.
Клемпер насмешливо фыркнул и оторвал взгляд от пола, словно распознав в словах Гурни типичный прием следователей на допросах.
Молоденькая продавщица в дверях «Альпин-спортс» все так же хмуро глядела на свой телефон.
– Как поживает Алисса? – небрежно спросил Гурни, понимая, что сильно рискует, так быстро пустив в ход эту карту.
Клемпер бросил на него косой взгляд.
– Что?
– Подозреваемая, с которой ты вступил в недопустимые отношения. – Он помолчал. – Вы все еще встречаетесь?
– Что за хрень? – Срывающийся голос Клемпера подтверждал, что Гурни угодил в больную точку.
– Хрень, которая обойдется тебе очень дорого.
Клемпер покачал головой, словно притворяясь, что не понимает.
– Просто удивительно, сколько всего попадает на видеозаписи в наши дни, – продолжал Гурни. – Иной раз выходит очень неловко. Но бывает, что и везет, – тогда есть способ свести ущерб к минимуму. Об этом-то я и хотел поговорить – как свести ущерб к минимуму.
– Не понимаю, о чем ты, – громко и четко произнес Клемпер: явно на случай, если его сканер все-таки не обнаружил какое-нибудь записывающее устройство.
– Просто хочу ввести тебя в курс дела и рассказать о том, как продвигается апелляция Кэй Спалтер. – Гурни говорил ровным, будничным тоном. – Во-первых, у нас достаточно доказательств касательно… давай называть их «погрешностями»… в ходе первоначального следствия, чтобы ее приговор наверняка отменили. Во-вторых, мы сейчас на развилке – в том смысле, что надо выбрать, как именно представлять эти «погрешности» в апелляционном суде. Например, свидетеля обвинения, который опознал Кэй как персонажа, которого видел на месте преступления, могли уговорить лжесвидетельствовать… или же он мог заблуждаться, как случается со свидетелями сплошь и рядом. Любовнику Кэй могли сказать, что единственный способ не угодить в главные подозреваемые – это сделать главной подозреваемой Кэй… или же он мог прийти к этому заключению самостоятельно, как это бывает со многими людьми в его положении. Следователь по делу мог сокрыть видеодоказательства и проигнорировать все прочие линии расследования из-за недопустимой связи с дочерью жертвы… или же он мог просто слишком поспешить с выводами насчет преступника, как с детективами тоже случается нередко.
Клемпер снова угрюмо уставился в пол.
– Все это чушь, сплошь догадки.
– Суть в том, Мак, что каждую «погрешность» следствия можно описать в терминах либо преступления, либо невиновности – по крайней мере, пока недвусмысленное доказательство недопустимых отношений не попало не в те руки.
– Вздор. Опять одни догадки. Гипотезы.
– Отлично. Тогда давай – чисто гипотетически – допустим, что у меня имеются неоспоримые доказательства этих самых недопустимых отношений: в самом что ни есть убедительном цифровом виде. И допустим, я хочу получить что-то в обмен за обещание никому их не показывать.