Мадлен смотрела на него встревоженно и растерянно.
– Судя по всему, что ты о нем рассказывал, он очень логичен и собран, всегда все точно планирует.
– Логичен, собран – и одержим стремлением убивать. Забавно обстоит дело с этими наемными убийцами. Кажется, они все такие хладнокровные и практичные – но в их мотивах нет ровным счетом ничего хладнокровного и практичного. И я не имею в виду деньги, которые они получают за выполненную работу. Это вторичное. Я встречал киллеров. Допрашивал их. И знаешь, кто они такие – по большей части? Одержимые и яростные серийные убийцы, сумевшие превратить свое безумие в хорошо оплачиваемую работу. Хочешь услышать кое-что совершенно нелепое?
Мадлен смотрела на него скорее с опаской, чем с любопытством, но он уже не мог остановиться.
– Когда Кайл был маленьким, я ему часто говорил, что один из ключей к счастливой жизни и хорошей карьере – это умение найти занятие, которое тебе так нравится, что ты готов им заниматься хоть забесплатно, а потом найти того, кто тебе будет платить. Мало у кого это получается. В основном это летчики, музыканты, актеры, художники и спортсмены. И наемные убийцы. Я вовсе не говорю, что профессиональные киллеры кончают жизнь в счастье и довольстве. На самом деле большинство из них умирает насильственной смертью или же в тюрьме. Но пока они занимаются своим ремеслом, оно им нравится. Большинство из них все равно убивали бы людей, даже если б им не платили.
Мадлен расстраивалась все сильнее.
– Дэвид, ради бога, к чему ты все это?
Он осознал вдруг, что рассказал больше, чем собирался.
– Только к тому, что если сейчас отстранюсь от дела, ни к чему хорошему это не приведет.
Видно было, как Мадлен из последних сил сохраняет спокойствие.
– Потому что ты уже попал на его радары?
– Возможно.
Голос у нее начал срываться.
– Все из-за этой гнусной передачи, «Криминального конфликта». Из-за Бинчера, который почем зря твердил твое имя, привязал тебя к Хардвику. И из-за этого идиота Брайана Борка. Он заварил кашу, пусть он и расхлебывает. Пусть объявит, что ты в этом деле не участвуешь. Вышел из игры.
– Не уверен, что сейчас это спасет положение.
– Что ты хочешь сказать? Что ты – в который раз! – снова умудрился встать на пути маньяка-убийцы? И что теперь остается лишь ждать, пока вы с ним встретитесь?
– Именно этого я и пытаюсь избежать – достав его прежде, чем он достанет меня.
– Как?
– Выяснив про него все, что можно. Чтобы научиться предсказывать его действия лучше, чем он мои.
– Это схема такая, да? Типичная схема. Ты и он.
– Прости, что?
– Ты и он. Один на один. То самое состязание не на жизнь, а на смерть, в какие ты всегда влипаешь. Та самая ситуация, из-за которой мне хотелось, чтобы ты попал на прием к Малькольму.
Гурни так и онемел.
– Да нет же, на этот раз все совсем иначе. Я не один. Со мной еще люди.
– Да неужели? И кто же? Джек Хардвик, который тебя во все это втравил? Полиция, которой ты бросил вызов своим расследованием? Они тебе друзья и союзники? – Мадлен покачала головой, скорее даже – нервно передернулась и продолжала: – Да пусть весь мир встанет тебе на помощь, это все равно без толку. Все равно против него – только ты один. Всегда все сводится именно к этому. К моменту истины.
Он ничего не ответил.
Мадлен опустилась в кресло, глядя на мужа. Постепенно на лице ее проступило озарение.
– Я наконец кое-что поняла.
– Что?
– На самом деле ты никогда не работал на нью-йоркскую полицию, правда? Никогда не считал себя простым сотрудником, рабочим инструментом своего отдела. Наоборот, ты считал отдел своим рабочим инструментом – и использовал его на твоих условиях, тогда, когда считал нужным, и как считал нужным для достижения своих целей.
– Мои цели и были целями полиции. Ловить преступников. Искать доказательства. Сажать негодяев в тюрьму.
Она продолжала, как будто не слыша его:
– Для тебя твой отдел был просто опорой. А настоящее состязание всегда шло между тобой и преступником. Ты и преступник – вплоть до открытого столкновения. Иногда ты пользовался ресурсами полиции, иногда нет. Но всегда считал это своей личной битвой, своим призванием.
Гурни слушал. Возможно, она была права. Возможно, его подход к жизни слишком узок, слишком ограничен лишь его собственной точкой зрения. Может, это большая проблема – а может, и нет. Может, причиной всему – химия его мозга, а уж над этим-то он точно не властен. Но чем бы это ни было, ему совершенно не хотелось это обсуждать. Он вдруг понял, что вся тема измотала его до предела.
Он сам не знал, что делать дальше.
Но надо же что-то делать. Пусть даже это ни к чему не приведет.
Он решил позвонить Адонису Ангелидису.
Глава 41Предостережение
Когда Гурни позвонил по номеру, оставленному ему Ангелидисом, тот немедленно снял трубку. Гурни наскоро описал ему стремительно развивающуюся ситуацию, которая могла представлять для них обоих интерес, в результате чего было решено через два часа встретиться в «Одиссее Эгейском».
Не желая покидать дом, пока не удостоверится, что Мадлен благополучно выдвинулась на ферму к Винклерам в Бакридже, Гурни обрадовался, обнаружив, что она собирает большую спортивную сумку в спальне.
– Корма курам хватит, воды тоже больше, чем достаточно, – проговорила она, запихивая носки в кроссовок. – Так что на этот счет не переживай. Но, может, ты будешь выносить им с утра мелко нарубленной клубники?
– Конечно, – рассеянно согласился он, практически не осознавая, о чем она просит. Его раздирали самые противоречивые чувства по поводу всей этой затеи с Уинклерами и ярмаркой. С одной стороны – удачно получилось, а с другой – все равно раздражает. Раздражает – потому что Уинклеров он недолюбливал, да вдобавок, желая облегчить себе жизнь, они уговорили Мадлен провести целую неделю на ферме, задаром ухаживая за альпака. Но приходилось признать, что вообще-то вышло удачно, поскольку это дает Мадлен безопасное пристанище как раз в самый нужный момент. Ну и конечно, сама-то она обожала возиться с животными. Она вообще любила быть полезной, особенно когда дело касалось пернатых или мохнатых существ.
Занятый этими мыслями, он вдруг заметил, что она смотрит на него уже с другим выражением – мягче и непроницаемее.
На душе сразу стало легче. Он улыбнулся.
– Я тебя люблю, – сказала Мадлен. – Пожалуйста, береги себя.
Она протянула к нему руки, и они обнялись – так надолго и так крепко, что меж ними не осталось уже ничего, что требовалось бы облекать в слова.
Когда Гурни добрался до Лонг-Фоллса, перед рестораном было безлюдно, а в самом ресторане – еще пустыннее, чем в прошлый раз. Ни посетителя. Всего один работник – мускулистый официант с ничего не выражающим взглядом. В темном баре – тоже никого. Но, конечно, была лишь половина одиннадцатого, а навряд ли в «Одиссее» подавали завтрак. Гурни пришло в голову, что, скорее всего, сегодня ресторан открыли с утра исключительно в угоду Ангелидису.
Официант провел Гурни через бар, потом по темному коридору мимо двух туалетов и двух дверей без табличек к тяжелой стальной двери черного входа. Он приналег на нее плечом, и она со скрежетом подалась. Официант отступил в сторону, жестом приглашая гостя пройти в обнесенный стеной яркий и красочный сад.
Он был одной ширины со зданием, сорок-пятьдесят футов, и по меньшей мере вдвое длиннее. Сад окружала глухая стена из красного кирпича, в дальнем конце были широкие ворота с двойными створками. Сейчас эти ворота были открыты нараспашку, обрамляя вид на реку, беговую дорожку и ухоженную безмятежность кладбища «Ивовый покой». Почти такой же вид, что из той спорной квартиры в трех кварталах отсюда, только угол обзора другой.
Сад представлял собой очаровательное сочетание поросших травой дорожек, грядок с овощами и цветников. Официант указал на тенистый уголок, где стоял белый столик с двумя ажурными металлическими креслами, в одном из которых сидел Адонис Ангелидис.
Он кивнул подошедшему к столику Гурни на второе кресло.
– Прошу вас.
Появившийся из ниоткуда второй официант поставил на середину стола поднос с двумя чашечками черного кофе, двумя рюмками и почти полной бутылкой узо, анисового греческого бренди.
– Пьете крепкий кофе? – голос у Ангелидиса был низкий и хрипловатый, точно мурлыканье огромного кота.
– Да.
– Может, вам понравится с узо. Лучше сахара.
– Пожалуй, попробую.
– Хорошо добрались, да?
– Без проблем.
Ангелидис кивнул.
– Чудесный денек.
– Чудесный сад.
– Да. Свежий чеснок. Мята. Орегано. Славно. – Ангелидис сел поудобнее. – Чем могу помочь?
Гурни взял ту чашечку, что стояла ближе к нему, и задумчиво отпил кофе. По пути из Уолнат-Кроссинга он набросал в уме вступление к разговору, но теперь, когда он сидел лицом к лицу с одним из самых умных мафиози в Америке, оно казалось ему довольно-таки слабым. Однако попытаться все же стоило. Иной раз только и остается, что надеяться на удачу.
– Мне стала известна кое-какая информация, которая может вас заинтересовать.
Взгляд Ангелидиса выражал сдержанное любопытство.
– Разумеется, всего лишь слухи, – продолжал Гурни.
– Ну разумеется.
– Касательно отдела борьбы с организованной преступностью.
– Гнусные гады. Беспринципные насквозь.
– Я слышал, – произнес Гурни, отпивая еще глоток кофе, – что они пытаются повесить Спалтера на вас.
– Карла? Вот о чем я и говорил, видите? Гады! С какой бы мне стати убирать Карла? Говорил вам, он мне как сын. С какой бы мне стати такое делать? Мерзость!
Крупные руки – руки боксера – сжались в кулаки.
– По сценарию, что они пишут, вы с Карлом рассорились, и…
– Бред!
– Как я уже сказал, по их сценарию…
– Что такое, на хрен, сценарий?
– Гипотеза, история, которую они придумали.