Питер Пэн должен умереть — страница 76 из 80

– Мужик, ты гонишь! Не можешь же ты как ни в чем не бывало застрелить меня на глазах у тысяч посетителей этой долбанной ярмарки. Только попробуй – и тебе конец, мужик. Раз – и крышка. Только представь себе газетные заголовки: «Псих полицейский убивает беззащитного ребенка». Хочешь, чтобы твоя семья такое увидела?

Гурни улыбнулся еще шире.

– Вижу, к чему ты клонишь. Очень интересно. Ты мне вот что скажи – откуда ты знаешь, что я полицейский?

И во второй раз в этих глазах что-то промелькнуло. Уже не ненависть – скорее, секундная заминка, как на видео, когда запись на миг тормозит, а потом продолжается, как ни в чем не бывало.

– Но ты ж полицейский, верно? Кто же еще? Непременно коп. Ну видно же.

– И что тут такого очевидного?

Черный Капюшон покачал головой.

– Видно, да и все, мужик. – Он невесело рассмеялся, демонстрируя мелкие острые зубы. – И хочешь знать? Я тебе кое-что скажу. Весь этот разговор – хрень собачья. Ты просто чокнутый. Разговор окончен. – Одним быстрым и плавным движением он повернулся к Гурни, приподняв локти, словно птенец – крылья. Глаза у него были расширенны и безумны, обе руки все так же таились в складках огромной, не по размеру, черной толстовки.

Гурни выхватил «Беретту» и выстрелил.

Глава 61Полный хаос

Первым звуком, который услышал Гурни после того, как резко щелкнул выстрел и хрупкая фигурка в черном упала на землю, был исполненный ужаса крик Мадлен.

Она стояла в каких-нибудь двадцати футах от него – должно быть, как раз возвращалась от загонов. На лице у нее отражалось не только естественное потрясение человека, на глазах у которого кого-то застрелили, но и полнейшее непонимание, как стрелявший мог оказаться ее мужем, а жертва, по всей видимости, ребенком. Она застыла на месте, прижимая руку к губам, словно попытка осознать происходящее требовала усилия настолько непомерного, что она не могла даже пошелохнуться.

Другие люди вокруг тоже находились в полном смятении – кто пятился, кто, наоборот, тянул шею, чтобы лучше разглядеть происходящее. Все спрашивали друг у друга, что случилось.

Несколько раз выкрикнув: «Полиция!», Гурни вытащил бумажник и свободной рукой открыл его, поднимая над головой и демонстрируя полицейское удостоверение, чтобы свести к минимуму риск вмешательства вооруженных штатских.

Когда он приблизился к распростертому на земле телу, чтобы удостовериться в том, что опасность нейтрализована, и проверить показатели жизнедеятельности, встревоженный гомон толпы у него за спиной прорезала резкая команда:

– Стой, где стоишь!

Гурни тут же замер. Он множество раз слышал такой тон на работе – ломкий слой гнева, прикрывающий расшалившиеся нервы. Единственная безопасная линия поведения тут состояла в том, чтобы не делать ровным счетом ничего, кроме как повиноваться любым приказам беспрекословно и в точности.

Безошибочно узнаваемый полицейский в штатском подошел к Гурни справа, крепко стиснул его правую руку пониже плеча и забрал у него пистолет. Кто-то другой, подойдя сзади, вынул из поднятой левой руки Гурни бумажник.

Через несколько секунд, потраченных, по всей вероятности, на проверку удостоверения Гурни, нервный голос воскликнул:

– Черт побери… да это ж мы его ищем!

На этот раз Гурни распознал голос того полицейского в форме, что подрабатывал в составе охраны ярмарки.

Встав перед Гурни, полицейский посмотрел на него, потом на лежащее на земле тело, потом снова на Гурни.

– Что это за чертовщина? Ты застрелил этого парнишку?

– Это не парнишка. Это тот беглый преступник, о котором я вам говорил у ворот, – Гурни говорил громко и отчетливо, чтобы как можно больше свидетелей слышало его описание ситуации. – Проверьте его показатели жизнеспособности. Пулевое отверстие должно находиться между правым плечом и правой плевральной полостью. Пусть врач как можно скорее убедится, нет ли артериального кровотечения.

– Да кто ты, черт возьми, такой? – полицейский снова посмотрел на тело. Теперь к его враждебности примешивалось удивление – впрочем, ничуть не уменьшая ее. – Это же просто ребенок. Без оружия. На кой ты в него стрелял?

– Это не ребенок. Его зовут Петрос Паникос. Свяжитесь с бюро криминальных расследований в Саспарилле и ФБР в Олбани. Он – наемный убийца, который застрелил Карла Спалтера.

– Наемный убийца? Да ты, твою мать, шутить вздумал? Зачем ты в него стрелял?

Гурни дал ему единственный приемлемый по закону ответ. Который, уж так получилось, был чистой правдой.

– Потому что верил, что моей жизни грозит непосредственная опасность.

– От кого? От чего?

– Если вы вынете его руки из карманов, то в одной из них обнаружите оружие.

– Точно-точно? – Он поискал взглядом своего спутника в штатском, который, похоже, как раз заканчивал обсуждать по рации порядок оказания медицинской помощи. – Двейн. Эй, Двейн! Вытащи-ка у парнишки руки из карманов, а? Чтоб мы видели, что у него там. А то этот вот умник утверждает, ты там найдешь пушку.

Двейн сказал еще пару слов по рации и пристегнул ее обратно к поясу.

– Да, сэр. Без проблем. – Он опустился на колени возле тела. Глаза у Черного Капюшона были еще открыты. Похоже, он находился в сознании. – Малыш, у тебя есть пушка?

Ответа не последовало.

– Мы не хотим тебя обижать, понимаешь? Я просто проверю, посмотрю, вдруг у тебя там пистолет, про который ты позабыл? – Прохлопав по карманам черной толстовки, он нахмурился. – Похоже, малыш, у тебя там что-то есть. Скажешь мне, что там такое? Чтобы никто не пострадал.

Глаза Черного Капюшона теперь были устремлены на Двейна, но он ничего не сказал. Двейн залез одновременно в оба кармана толстовки и медленно вытянул руки раненого.

Левая оказалась пустой. В правой был сжат несуразный, девчачий розовый мобильник.

Полицейский в форме бросил на Гурни взгляд преувеличенно насмешливого сочувствия.

– Ууупс, вот уж не повезло. Ты застрелил мальца за то, что у него в кармане был телефон. Безобидный такой телефончик. Не повезло, так не повезло. Большие сомнения насчет «непосредственной угрозы для жизни». Эй, Двейн, проверь-ка состояние парнишки и вызывай «скорую». – Он оглянулся на Гурни и покачал головой. – Вот уж не повезло, мистер, так не повезло.

– У него есть какое-то оружие. Я совершенно уверен. Проверьте получше.

– Совершенно уверен? Да как ты тут можешь быть в чем-то уверен?

– Как прослужишь пару десятков лет в городской полиции, начнешь понимать, когда у кого-нибудь что-то есть.

– В самом деле? Снимаю шляпу. Что ж, полагаю, у него и впрямь что-то есть. Только вот, – добавил он с кривой усмешкой, – не пистолет. Что, понимаешь ли, меняет всю картину – и не в твою пользу. Это сложно назвать оправданным применением оружия, даже если б ты и по сей день служил в полиции, а ты-то ведь даже и не служишь. Боюсь, мистер Гурни, придется тебе отправиться с нами.

Гурни заметил, что Хардвик вернулся и пробился к внутреннему краю толпы зевак. Он стоял неподалеку от Мадлен, которая казалась уже не такой остолбеневшей, но все такой же испуганной. Взгляд Хардвика стал леденяще неподвижным, точно у маламута, – и эта неподвижность обозначала полнейшее равнодушие к опасности. У Гурни возникло ощущение, что, кивни он только в сторону враждебно настроенного полицейского, Хардвик преспокойно всадил бы тому в грудь пулю девятого калибра.

В этот-то момент внимание Гурни привлекло тихое гудение – едва различимое среди нарастающего со всех сторон грохота пожарного и медицинского оборудования. Пока он пытался вычислить источник этого подозрительного звука, гудение стало громче, приобрело явственно выраженный мотив. А потом этот мотив стало можно распознать.

«В кольце букетик роз».

Гурни сперва узнал мелодию, а уже потом вычислил источник звука – приоткрытые губы лежавшего на земле раненого… губы, приоткрытые по центру намалеванной кроваво-ржавой улыбки. Такая же кровь, только чуть красней, чем улыбка, уже начала просачиваться сквозь плечо черной толстовки, пятная пыльный асфальт. И пока все, услышавшие пение, недоуменно уставились на раненого, сквозь мелодию постепенно прорезались слова: «В кольце букетик роз. Карман цветов принес. Пепел, пепел, вниз и вниз».

Напевая, раненый медленно поднял розовый телефон, так и оставшийся у него в руке.

– О боже! – вскричал Гурни, сообразив, что происходит. – Телефон! Отнимите его! Это детонатор! Отберите!

Видя, что ни один из полицейских не понимает, о чем это он, он ринулся вперед и яростным пинком выбил телефон из руки – в тот же миг, как оба полицейских накинулись на него, оттаскивая назад. Розовый мобильник отлетел в сторону и заскользил по асфальту.

Но Питер Пэн уже успел нажать на кнопку.

Через три секунды прогремела быстрая серия из шести мощных взрывов – резкие, оглушительные взрывы, ничуть не похожие на приглушенные хлопки предыдущей серии.

У Гурни звенело в ушах – так, что он не слышал ничего больше. Когда полицейские, оттаскивавшие его, начали подниматься на ноги, земля совсем рядом с ними сотряслась. Гурни бешено озирался в поисках Мадлен и увидел, что она, по всей видимости, оглушенная, цепляется за поручень ограждения. Он бросился к ней, протягивая руки. Но в тот миг, как он обнял ее, она пронзительно закричала, показывая на что-то у него за спиной.

Он обернулся, моргая, не в силах в первый момент осознать, что видят его глаза.

Колесо обозрения оторвалось от креплений.

Но все еще вращалось.

Все еще вращалось. Но не вокруг своей оси, стальные балки которой, похоже, снесло взрывом, – в туче удушающей пыли оно катилось вперед, прочь от растрескавшегося бетонного постамента.

А потом вырубился свет – сразу везде, – и воцарившаяся темнота немедленно усилила и умножила доносящиеся со всех сторон вопли ужаса.

Гурни с Мадлен прижались друг к другу. Прорезавшая низкие тучи вспышка молнии выхватила силуэт огромного колеса, что катилось мимо, сминая ограждения. От вибрирующего остова доносились не только крики пассажиров, но и жуткий, точно удары стального бича, скрежет и лязг гнущегося, ломающегося и трескающегося металла.