Это напомнило Гурни, что надо бы позвонить Кайлу. На его звонок тоже откликнулся автоответчик. «Привет, сынок. Как ты там? Я гнался за нашим приятелем до ярмарки. Там началось черт знает что. Джек Хардвик ранен, везу его в больницу в Куперстаун. Надеюсь, у тебя все в порядке. Как только сможешь, позвони мне и все расскажи. Я тебя люблю».
Как только он договорил, Мадлен уселась на заднее сиденье, Гурни – на водительское, и они тронулись в путь.
С ярмарки спешило уехать столько машин, что образовалась чуть ли не пробка – почти сюрреалистическое зрелище здесь, где коровы, как правило, встречались гораздо чаще, чем машины, а немногочисленные помехи движению создавались разве что тихоходными фургонами с сеном.
К тому времени как они выбрались на дорогу пошире, полоса грозовых туч уже сдвинулась на восток в сторону Олбани, а вертолеты с журналистами и телевизионщиками обшаривали долину лучами прожекторов – выискивая, должно быть, наиболее зрелищные ракурсы трагедии. Гурни представлял, как задыхающиеся от восторга креативщики с «РАМ-ТВ» рапортуют о том, как «обезумевшие от ужаса люди во мраке спасаются с места трагедии, которую многие считают результатом террористической атаки».
Вырвавшись из временного затора, Гурни гнал машину со всей скоростью, на какую только отважился, – и еще чуть-чуть сверх того. Почти всю дорогу выжимая от пятидесяти до ста миль, он добрался до больницы в Куперстауне минут за сорок пять. Удивительно, но по пути никто не произнес ни слова. Тревожное сочетание предельно допустимой скорости, агрессивной манеры Гурни не сбавлять хода на поворотах и практически ничем не заглушаемого рева мощного восьмицилиндрового мотора, похоже, на корню пресекало любую возможность беседы – сколько бы ни оставалось нерешенных проблем и оставшихся без ответа вопросов.
Через два часа, однако, ситуация коренным образом переменилась.
Хардвика осмотрели, обследовали, сделали анализы, уколы и переливание крови, зашили, перевязали, поставили капельницу с антибиотиками, болеутоляющими и электролитами и велели ему провести в больнице, по крайней мере, ночь. Неожиданно объявивился Кайл и остался дежурить с Гурни и Мадлен в палате Хардвика. Все трое сидели в креслах рядом с его кроватью.
Кайл рассказал, что произошло с момента появления полиции до того, как увезли тело Клемпера, а начавшееся было расследование внезапно оборвалось, потому что всех полицейских и спасателей в округе срочно вызвали на территорию ярмарки, и следователи умчались, оградив большой участок вокруг дома желтой лентой как место преступления. Сам Кайл разобрал достаточно из переговоров полицейских, чтобы понять – произошла какая-то катастрофа, и, оставшись один, заменил спущенное колесо отцовского автомобиля и тоже поспешил на ярмарку, но по пути, взглянув на телефон, обнаружил сообщение от Гурни, что они поехали в Куперстаун.
Когда он закончил рассказ, Мадлен рассмеялась чуть нервным смехом.
– Я так понимаю, ты рассудил, что раз какой-то псих взорвал ярмарку, именно там-то твой отец и окажется?
Кайл смущенно покосился на Гурни и ничего не ответил.
Мадлен засмеялась и пожала плечами.
– Я тоже именно так рассудила бы. – И спросила обманчиво небрежным тоном, ни к кому конкретно не обращаясь: – Первым был Лекс Бинчер. Потом Гораций. Потом Мак Клемпер. Кто намечался следующим?
Кайл снова покосился на отца.
Хардвик лежал на груде подушек, отдыхая, но не упуская ни единого слова.
Наконец Гурни ответил, но так уклончиво, что это и ответом считать было трудно.
– Ну, самое главное – все позади. А сейчас только это и важно.
Все дружно уставились на него – Кайл с любопытством, Хардвик скептически, а Мадлен озадаченно.
– Ты, твою мать, верно, шутишь, – произнес Хардвик очень медленно, словно ему было больно говорить быстрее.
– Да не то чтобы. Все наконец стало ясно, – отозвался Гурни. – Твоя клиентка, Кэй, выиграет апелляцию. Исполнитель мертв. Опасность нейтрализована. Дело закрыто.
– Закрыто? Забыл про труп на твоем газоне? И вдобавок у нас ни малейших доказательств, что коротышка, которого ты застрелил, и в самом деле Питер Пэн. И еще вся эта реклама по «РАМ-ТВ», что ты, мол, собираешься выступить со сногсшибательными разоблачениями по делу Спалтеров. Да после этого все копы, которые над делом работали, наверняка твоей крови жаждут.
Гурни улыбнулся.
– Я сказал, дело закрыто. На то, чтобы разобраться с осложнениями и конфликтами, понадобится еще немало времени. И взаимные обиды никуда не денутся, и обвинения еще какое-то время будут звучать. И с фактами смириться удастся не сразу. Но сейчас уже слишком много правды вышло на свет, и снова зарыть ее не под силу никому.
Мадлен смотрела на него во все глаза.
– Хочешь сказать, ты с делом Спалтеров покончил?
– Вот именно.
– Выходишь из игры?
– Ну да.
– Вот так просто?
– Вот так просто.
– Не понимаю.
– Чего ты не понимаешь?
– Ты же никогда не бросал головоломку, в которой недостает большого куска.
– Верно.
– А сейчас – бросаешь?
– Да нет же! Напротив.
– То есть, ты имеешь в виду, дело закрыто, потому что ты его разгадал? И знаешь, кто нанял Питера Пэна убить Карла Спалтера?
– Собственно говоря, его вовсе не нанимали убивать Карла.
– Ты о чем?
– Убивать Карла не предполагалось. Все дело с самого начала было комедией – или трагедией – ошибок. Вот увидишь, оно еще войдет во все учебники. Причем под заголовком «Роковые последствия привычки руководствоваться разумными предположениями».
Кайл подался вперед на кресле.
– Убивать Карла не предполагалось? Но как ты догадался?
– Поломав голову над всеми остальными составляющими этого дела, абсолютно бессмысленными, если мишенью был Карл. Версия о жене, убившей мужа, рассыпалась на куски, стоило лишь присмотреться пристальнее. Куда вероятнее казалась версия, что Кэй или еще кто-нибудь нанял для убийства Карла профессионала. Но даже в этом сценарии имелись неувязки – откуда все-таки стреляли, и зачем столько сложностей, и почему для такого простого дела понадобилось привлекать такого дорогого и неуправляемого киллера, как Питер Пэн. Как-то это все не складывалось. И еще эти случаи, которые постоянно всплывали в памяти, – про стрельбу в темном переулке и про взрыв машины.
Кайл вытаращил глаза.
– Они как-то связаны с убийством Карла?
– Не напрямую. Но оба замешаны на ложных предположениях насчет взаимосвязи и последовательности событий. Возможно, я чуял, что и в деле Спалтеров без таких же предположений не обошлось.
– Каких еще предположений?
– В деле о стрельбе в переулке таких предположений два, причем серьезных. Первое – что жертва убита выстрелом полицейского. И второе – что тот солгал о том, в какую сторону был обращен лицом подозреваемый в момент выстрела. Оба предположения казались совершенно разумными. Но оба – ложные. Пулевое ранение, от которого скончалась жертва, было нанесено до того, как на месте происшествия появился полицейский. И тот говорил чистую правду. В деле с машиной предположение состояло в том, что машина взорвалась в результате того, что водитель потерял управление и съехал с трассы. А на самом деле водитель потерял управление и свалился в ущелье из-за взрыва в машине.
Кайл задумчиво кивнул.
Хардвик состроил одну из типичных своих обескураженных гримас.
– Ну и какое отношение это все имеет к Карлу?
– Да прямое: последовательность событий, их взаимосвязь, предположения.
– Может, изложишь это все простым языком для такого тупицы, как я?
– Все предполагали, что Карл оступился и упал потому, что в него попала пуля. Но предположим, пуля попала в него именно потому, что он оступился и упал.
Хардвик заморгал, в глазах у него замелькала торопливая переоценка ситуации.
– В смысле – оступился и упал прямо перед намеченной жертвой?
Судя по выражению лица Мадлен, эти доводы ее отнюдь не убеждали.
– Вам не кажется, что это уже натяжка? Что его застрелили случайно, лишь потому, что он споткнулся перед человеком, в которого на самом деле целился убийца?
– Но ведь все именно это и видели, только потом переосмыслили увиденное, потому что мозг у всех соединяет точки на картинке самым легким способом.
Кайл озадаченно посмотрел на него.
– Что ты имеешь в виду – все именно это и видели?
– Все участники похорон говорили, что в первый момент они подумали, будто Карл оступился – или споткнулся обо что-то, или, например, ногу подвернул и потерял равновесие. А потом, когда обнаружили пулевое ранение, все автоматически пересмотрели свое первое впечатление. Мозг каждого из них бессознательно сравнил относительную вероятность двух возможных вариантов развития событий – и сделал выбор в пользу того варианта, который казался правдоподобнее.
– Ну ведь мозгу и полагается работать именно так, разве нет?
– До определенного предела. Проблема в том, что как только мы признаем за данность определенную последовательность событий – в нашем случае, «был ранен, потерял равновесие, упал», а не «потерял равновесие, был ранен, упал», – мы невольно сбрасываем второй вариант со счетов, забываем о нем. Новая версия становится единственной. Мозг так устроен, чтобы устранять двусмысленности и противоречия и работать дальше. На практике же это нередко означает скачок без оглядки от разумного предположения к признанной истине. Ну и само собой, если разумное предположение в результате оказалось шатким, то все, построенное на основе этого предположения позже, – сплошная ерунда и рано или поздно развалится.
На лице Мадлен появилась легкая тень нетерпения, с которой она встречала почти любые подобные теоретизирования Гурни.
– И в кого целился Паникос, когда Карл оказался на пути пули?
– Ответ получить нетрудно. Тот, кто, заняв место жертвы, объяснит все прочие странности дела.
Кайл впился глазами в отца.
– Ты ведь уже знаешь, кто это, да?