Но что это? Крюк увидел стакан, в который Венди налила лекарство для Питера. Стакан стоял на приступочке, совсем близко от Крюка. Он тут же разгадал, что́ в стакане, и понял, что Питер теперь в его власти.
Чтоб не попасть живым в руки врагов, Крюк всегда носил с собой смертельный напиток. Крюк изготовил его сам, смешав яд из множества колец с секретом, которыми он в своё время завладел. Он долго кипятил эту смертельную смесь, пока не получил жёлтую жидкость, неизвестную науке. Возможно, это был самый ужасный ядом из всех существующих на земле.
Он добавил в стакан Питера пять капель этого яда. Рука его дрожала — впрочем, скорее от радости, чем от стыда. Он не смотрел на спящего — не потому, что боялся пожалеть его, а просто чтобы не пролить ни капли яда. Затем он кинул на Питера долгий торжествующий взгляд, круто повернулся и полез в дерево. Когда он выбрался наконец наверх, можно было подумать, будто сам дух зла вырвался из заточения на волю. Сдвинув шляпу набекрень, он завернулся в плащ, словно стремясь укрыться от ночи (только сам он был чернее самой кромешной тьмы), и, бормоча что-то себе под нос, скрылся меж деревьев.
А Питер всё спал. Свеча оплыла и погасла, комната погрузилась во тьму, а он всё спал.
Было, должно быть, часов десять по Крокодилицыным часам, когда он внезапно проснулся и сел на кровати. Кто-то тихонько стучался в дверь его дерева.
В ночной тишине стук этот казался почти зловещим. Питер пошарил вокруг, нашёл в темноте свой кинжал и крепко сжал его в руке. Потом он крикнул:
— Кто там?
Долгое молчание было ему ответом.
— Кто ты? Отвечай!
Тишина.
Питер пришёл в восторг. Пуще всего в жизни он любил таинственность. В два прыжка он очутился у двери. Его дверь доходила до самого верха, не то что у Хвастуна, и что за ней — он не видел.
— Отвечай, а то не открою! — крикнул Питер.
В ответ послышался нежный звон:
— Впусти меня, Питер!
Динь! Питер распахнул дверь. Динь влетела в комнату, вся растрёпанная и взволнованная. Лицо её раскраснелось, а платье было заляпано грязью.
— Что случилось?
— Ни за что не отгадаешь! — кричала Динь. — Попробуй догадайся с трёх раз!
— А ну, выкладывай! — заорал Питер.
И в одной сбивчивой фразе, длинной, как бумажная лента, которую фокусник в цирке вытягивает изо рта, она поведала ему о том, что пираты схватили мальчишек и Венди.
Сердце бешено запрыгало у Питера в груди. Венди связана! Венди на пиратском корабле! Та самая Венди, которая так любила, чтобы во всём был порядок!
— Я спасу её! — закричал он и бросился к оружию.
В эту минуту ему пришло в голову, что он может ещё и порадовать Венди — он может принять лекарство.
И Питер взял в руки стакан с роковым напитком.
— Нет, нет! — взвизгнула Динь.
Она слышала, как, пробираясь по лесу, Крюк бормотал что-то о своём злодеянии.
— Но почему?
— Лекарство отравлено!
— Отравлено? Кто его отравил?
— Крюк!
— Ерунда! Как он сюда попал?
Увы, на это Динь не могла ничего ответить, Ведь она не знала о тайне Хвастуна. И всё же она своими ушами слышала, что говорил, пробираясь по лесу, Крюк. Сомнений быть не могло. Лекарство было отравлено.
— Неправда! — кричал Питер. — Да я и не думал спать!
И знаешь, при этом он сам себе верил!
Тут он поднёс стакан ко рту. Что толку спорить? Нужно было действовать! С быстротою молнии Динь подлетела к стакану и осушила его до дна.
— Как ты смеешь? Это моё лекарство! — возмутился Питер.
Но Динь не ответила. Она пошатнулась в воздухе и начала медленно падать.
— Что с тобой? — ахнул Питер.
Ему вдруг стало страшно.
— Да, оно отравлено! — прошептала Динь. — Я умираю, Питер.
— Ой, Динь, ты его выпила, чтобы спасти меня?
— Да!
— Но почему, Динь?
Крылья уже не держали её, но последним усилием она вспорхнула ему на плечо и ласково куснула его в подбородок.
— Дурак! — шепнула она ему на ухо.
Шатаясь, она долетела до своей комнатки и повалилась на кровать.
В горе Питер упал возле неё на колени. Свет её с каждой минутой слабел. Питер знал, что, когда он совсем померкнет, Динь не станет. Ну а ей было очень приятно, что он плачет. Она подставила ему под подбородок пальчик и смотрела, как слёзы капают на него, а потом на пол.
Она что-то шептала, но так тихо, что он не мог разобрать её слов. Наконец он понял. Она говорила, что поправится, если дети верят в фей.
Питер взмахнул руками. Была уже ночь, и дети были так далеко, но он позвал всех, кому сейчас снился остров Небывалый и кто поэтому был гораздо ближе к нему, чем ты думаешь. Он позвал детей в теплых ночных рубашках и голых негритят, спящих в люльках, подвешенных между пальмами.
— Вы верите в фей? — крикнул он.
Динь даже привстала на кровати, до того ей не терпелось узнать, как решится её судьба.
Вдали зазвучали голоса. Ей показалось, что они кричат: «Да! Да!»
Но вдруг она ошиблась?
— Как по-твоему, что они кричат? — спросила она Питера.
И тогда он крикнул во весь голос:
— Если верите, хлопните в ладоши! Не дайте Динь умереть!
В ответ раздались громкие хлопки. Раз, два, три… Сколько их! А вон там не хлопают… А там даже свистят… Но всё-таки хлопают гораздо больше. Хлопки смолкли так же внезапно, как и начались: верно, испуганные мамы кинулись к кроваткам своих детей, чтобы узнать, что случилось. Но Динь была спасена. Голос её окреп. Минута — и она спрыгнула с кровати. Ещё минута — и она носилась по комнате, дерзкая и задорная, как прежде.
Ей и в голову не пришло поблагодарить тех, кто её спас. Зато ей бы очень хотелось надрать свистунам уши!
— А теперь надо спасать Венди!
Из-за туч показалась луна. Она увидела Питера в тот миг, когда он вылезал из своего дерева. Отправляясь в столь опасное путешествие, он вооружился до зубов. Конечно, он предпочёл бы, чтобы ночь была не такая лунная. Тогда он мог бы лететь низко над землёй, и ничто не ускользнуло бы от его взора. Но сейчас это было невозможно — тень его, такая резкая в ярком свете луны, разбудила бы птиц, спящих на деревьях, предупредив бдительного неприятеля о его приближении.
Он горько пожалел о том, что населил свой остров птицами с такими замысловатыми именами. Они вечно настороже, и с ними очень трудно договориться.
Пришлось ему ползти по земле, как индейцу. К счастью, ползал он великолепно. Но только куда ползти? Он вовсе не был уверен в том, что пираты переправили детей на корабль. За ночь выпал снежок и занёс все следы. На острове царила мёртвая тишина, будто Природа, ужаснувшись недавнему кровопролитию, безмолвно застыла на месте. В своё время Питер обучил детей некоторым лесным обычаям, которые сам он узнал от Огненной Лилии и Динь-Динь. Он был уверен, что в нужный час дети вспомнят о них. Хвастун, если только ему представится случай, выжжет пометки на деревьях. Задира будет швырять камешки на дорогу. Ну а Венди, конечно, бросит свой носовой платок где-нибудь на самом виду. Но для того чтобы увидеть эти знаки, нужно было дождаться утра. А Питер не мог ждать.
Мимо проползла Крокодилица, и опять всё затихло — ни шороха. И всё же Питер знал, что его подстерегает смерть. Может, она прячется вон за тем деревом? А может, накинется на него сзади?
И он повторил свою страшную клятву:
— Крюк или я!
Он то полз вперёд, словно уж, а то перебегал освещённые луной полянки. Палец он прижимал к губам, а другую руку держал на кинжале. Давно он так не наслаждался!
Глава четырнадцатаяПИРАТСКИЙ КОРАБЛЬ
Над бухтой капитана Кидда, в которую впадает Пиратская река, мигал зелёный огонёк. Там стоял на якоре пиратский бриг «Весёлый Роджер» — отвратительный корабль, безобразный от топ-мачты до самого трюма, подлый до последнего гвоздя в обшивке. Он давно уже наводил на всех ужас, и сторожить его было совсем ни к чему. Одно его имя было ему достаточной защитой.
Ночная мгла окутывала бриг. Вокруг царила тишина. Только стучала швейная машинка, за которой сидел Неряха. Трудолюбивый и услужливый Неряха! Бедный, трогательный Неряха! Не знаю, почему он был таким трогательным. Возможно, потому что сам он об этом и не догадывался. Но даже мужественные люди торопились отвернуться, если он попадался им на глаза. Не раз тёплым летним вечером, когда сам Крюк глядел на него, из глаз у него фонтаном брызгали слёзы. Впрочем, об этом, как и о многом другом, бедный Неряха и не подозревал.
Два-три пирата стояли, облокотясь о поручни, наслаждаясь гнилыми испарениями ночи. Другие сидели, развалясь, возле бочек с порохом и играли — кто в кости, кто в карты. А четверо дюжих пиратов, притащивших домик, в изнеможении лежали на палубе и крепко спали. Но и во сне, стоило только Крюку выйти из капитанской каюты, они тотчас откатывались в сторону, чтобы он как-нибудь ненароком не хватил их своей клешнёй.
В глубокой задумчивости шагал Крюк по палубе.
Непостижимый человек! Час его торжества настал. С Пэном покончено. Мальчишек на бриге ждет казнь. Это был самый злодейский его поступок с тех пор, как он умертвил Корабельного Повара.
Зная, сколь велико человеческое тщеславие, разве мы удивились бы, дружок, если б капитана шатало от радости? Но нет! Поступь его была размеренна и медлительна, она вторила мрачному ходу его мыслей. Крюк был глубоко удручен — это нередко бывало с ним в ночной тиши, когда он оставался один на палубе брига. Он был так одинок! Больше всего этот человек чувствовал своё одиночество, когда его окружали его верные псы. Ведь из всех пиратов только он один получил хорошее воспитание.
Конечно, звали его совсем не Крюк. Если бы я раскрыл тайну его настоящего имени, по всей Англии прокатилась бы волна возмущения. Но те, кто умеет читать между строк, давно уже, верно, догадались, что он был воспитынником одной из самых прославленных наших школ. Традиции этой славной школы были для него так же святы, как и умение одеваться со вкусом. Даже и теперь он никогда не позволил бы себе подняться на корабль в том же платье, в каком брал его на абордаж. А ходил он, конечно, сутулясь, как и подобало выпускнику его славной школы. Но выше всего ставил он хорошие манеры, которые отличают лишь воспитанных людей.