Пока матери таковы, дети всегда будут этим пользоваться. Тут уж ничего не поделаешь! Даже сейчас мы решаемся войти в знакомую детскую только потому, что законные её хозяева уже подлетают к дому. Мы просто торопимся вперёд, чтобы проверить, хорошо ли просушены простыни и не ушли ли куда-нибудь в гости мистер и миссис Дарлинг. Мы просто гонцы — и не более того. Хотя подожди-ка… Почему это простыни должны быть хорошо просушены? Ведь дети улетели, даже не оглянувшись на прощанье! Пусть бы они вернулись домой и узнали, что родители их уехали на целую неделю за город. Вот это было бы им поделом! Мне давно уже хочется их проучить.
Но увы! Если бы мы так всё устроили, миссис Дарлинг ни за что бы нас не простила.
Одного мне ужасно хотелось бы: предупредить её, как это делают все авторы, что дети возвращаются, что они будут дома в следующий четверг. Это сильно испортило бы сцену, которую они готовят родителям. Ещё на корабле они представляли себе, как всё будет: мамину радость, папины возгласы, Нэнин прыжок через всю комнату, чтобы обнять их первой. Им и в голову не приходило, что им следовало бы готовиться к хорошей порке. Как приятно было бы предупредить мистера и миссис Дарлинг об их возвращении и испортить беглецам подготовленную сцену! Представляешь, они врываются в дом, а миссис Дарлинг от них отворачивается. А мистер Дарлинг с досадой говорит: «Чёрт побери, опять здесь эти мальчишки!»
Впрочем, за такое нас в этом доме тоже не поблагодарят. Мы уже немножко знаем миссис Дарлинг. Можно не сомневаться, что нам же ещё и достанется за то, что мы захотели лишить детей невинного развлечения.
«Но, дорогая миссис Дарлинг, до следующего четверга ещё целых десять дней! Если мы предупредим вас заранее, вы не будете беспокоиться эти десять дней».
«Да, но какою ценой вы хотите этого добиться! Лишить детей десяти радостных минут!»
«Ах, вот как вы на это смотрите!»
«Ну, конечно! А как ещё можно на это смотреть?»
Больше я ничего не скажу о миссис Дарлинг. К тому же её вовсе не нужно предупреждать, чтобы всё было готово. У неё и так всё давно готово. Простыни просушены, и она никогда не уходит из дому. И окно в детской всегда открыто. Мы ей совсем не нужны. Прямо хоть возвращайся на корабль! Впрочем, раз уж мы здесь, можно здесь и остаться. Посмотрим, что будет дальше.
В детской, как мы ни старались, нам удалось заметить только одну перемену: днём в ней больше нет конуры. Когда дети улетели, мистер Дарлинг во всём обвинил себя — ведь это он велел привязать Нэну во дворе.
— Да и вообще Нэна гораздо умнее меня, — признался он.
Ты уже понял, конечно, что он был человек простодушный. Он бы вполне сошёл за мальчишку, если бы только у него не было лысины. К тому же он любил справедливость и не боялся поступать так, как считал правильным. Хорошенько поразмыслив обо всём после исчезновения детей, мистер Дарлинг опустился на четвереньки и полез в конуру. Как ни молила его миссис Дарлинг вернуться, он отвечал ей грустно, но твёрдо:
— Нет, дорогая, тут мне и место!
Горько каясь в своей ошибке, он дал клятву, что не покинет конуры до того дня, пока не вернутся дети. Конечно, это было ужасно, но, что бы ни делал мистер Дарлинг, он всегда либо хватал через край, либо быстро остывал. И вот теперь не было человека смиреннее, чем некогда гордый Джордж Дарлинг. По вечерам он сидел в конуре и беседовал с женой о детях и об их милых шалостях.
К Нэне он теперь относился с трогательным почтением. Правда, в конуру он её не пускал, но в остальном всячески старался ей угодить.
Каждое утро конуру с мистером Дарлингом ставили в экипаж и отвозили на службу, а в шесть часов привозили домой. Нельзя не восхититься мужеством этого человека! Вспомни, как беспокоился он раньше о том, что скажут люди. А теперь каждое его движение привлекало к себе внимание. Конечно, он страшно мучился в душе, но сохранял спокойный вид, даже когда ребятишки отпускали о его домике нелестные замечания, и всегда учтиво снимал шляпу, если в конуру заглядывала женщина.
Возможно, он вёл себя не очень разумно, но зато так благородно! Вскоре все узнали, почему он обрёк себя на жизнь в конуре, и он стал любимцем публики. Толпы народа бежали с громкими криками за экипажем, когда мистер Дарлинг проезжал по улицам. Прелестные девушки осаждали его просьбами дать им автограф. О нём писали в газетах. А самые блестящие дамы приглашали его к обеду, добавляя в постскриптуме: «Пожалуйста, приезжайте в своей конуре!»
В тот знаменательный четверг миссис Дарлинг сидела одна в детской, поджидая Джорджа. Глаза у неё были грустные-прегрустные. Стоит мне вглядеться на неё и вспомнить, какой весёлой она была раньше, как сердце моё сжимается. Правда, она слишком уж любит своих гадких детей, но ведь она в этом не виновата. Взгляни-ка, она заснула в кресле! А самый милый уголок её рта почти совсем увял. Рукой она держится за сердце — видно, оно у неё болит! Одним больше всех нравится Питер, другим — Венди, ну а мне больше всех нравится миссис Дарлинг. Давай развеселим её! Шепнём ей тихонько, что эти негодники возвращаются. Им всего-то осталось лететь две мили, а летят они быстро, но ей мы просто скажем, что они в пути.
Давай?
Ах, зря мы это сделали. Она вздрогнула, позвала их и проснулась, а в комнате никого нет, кроме Нэны.
— Знаешь, Нэна, мне снилось, что дети вернулись!
У Нэны глаза застлали слёзы, но она только мягко коснулась лапой колен своей хозяйки. Так они и сидели, пока в детскую не внесли конуру. Мистер Дарлинг высунул голову, чтобы поцеловать жену. И знаешь, хоть на лице у него и прибавилось морщин, оно теперь стало как-то мягче.
Шляпу он отдал Лизе, и та приняла её с презрительной миной. Лиза никогда не отличалась воображением — где ей понять такого человека, как мистер Дарлинг! Под окнами раздавались крики толпы, которая бежала за ним до самого дома. Конечно, мистер Дарлинг не мог оставаться к ним совершенно равнодушным.
— Нет, вы только послушайте, — сказал он. — Как всё-таки это приятно!
— Подумаешь, толпа мальчишек, — фыркнула Лиза.
— Сегодня были и взрослые, — возразил мистер Дарлинг и покраснел.
Она вздёрнула подбородок, а он, как ни странно, не сделал ей за это замечания.
Всеобщее поклонение совсем не вскружило голову мистеру Дарлингу — напротив, он стал ещё милее. Высунувшись по пояс из конуры, он поговорил с миссис Дарлинг о своём успехе у публики и успокаивающе похлопал её по руке, когда она выразила опасение, что он может загордиться.
— Это могло бы случиться, если б я был слабым человеком, — сказал он. — Ах, лучше бы я был слабым человеком!
— Но, Джордж, — спросила миссис Дарлинг робко, — ты ведь не перестал раскаиваться?
— Нет, конечно, милая! Взгляни, как я казню себя: живу в конуре!
— Тебе ведь это не по душе? Правда, Джордж? Ты уверен, что тебе это не по душе? А может, тебе это приятно?
— Дорогая моя, что ты говоришь?!
Можешь не сомневаться, она тут же попросила у него прощения. А потом его стало клонить ко сну, и он свернулся в конуре калачиком.
— Поиграй мне, дорогая, — сказал он. — Так я скорее засну.
Она пошла в соседнюю комнату, а он, забывшись, крикнул ей вслед:
— И закрой здесь окно! Мне дует!
— Ах, Джордж, никогда не проси меня об этом! Окно должно быть всегда открыто. Всегда! Всегда!
Тут уж ему пришлось попросить у неё прощения. Она заиграла, и вскоре он уснул. А пока он спал, в детскую влетели Венди, Джон и Майкл...
Ах нет! Это у них был такой план. Мы слышали о нём перед тем, как покинуть корабль. Но с тех пор, видно, что-то случилось, потому что в комнату влетели совсем не они, а Питер и Динь.
Стоило только Питеру заговорить, как всё разъяснилось.
— Скорее, Динь, — прошептал Питер. — Закрой окно! Запри его на задвижку!.. Так. Теперь нам с тобой придётся выбираться через дверь. Ничего! Зато, когда сюда прилетит Венди, окно будет закрыто. Она решит, что мама забыла о ней, и вернётся со мной на остров.
Теперь всё ясно! А я-то не понимал, почему, перебив всех пиратов, Питер не возвратился на остров. Динь спокойно могла бы проводить детей. А он, оказывается, вон что задумал! По-твоему, Питер понимает, что делает? Нет! Посмотри, он пляшет от радости!
Потом он заглянул в детскую, чтобы узнать, кто это там играет.
— Это Вендина мама! — шепнул он Динь. — Она очень красивая, но моя мама ещё красивее! А на губах у неё множество напёрстков. Но у моей мамы их ещё больше!
Он, конечно, ничего не знал о своей маме, просто любил иногда прихвастнуть.
Песенка, которую играла миссис Дарлинг, была ему незнакома, но он понимал, что она зовёт: «Вернись, Венди! Венди, вернись!»
— Не видать вам Венди, как своих ушей! — воскликнул он радостно. — Окно закрыто!
Музыка вдруг прекратилась, и Питер снова заглянул в дверь. Он увидел, что миссис Дарлинг уронила голову на большой чёрный ящик, а в глазах у неё слёзы.
«Она хочет, чтобы я отпер окно, — подумал Питер. — Ну нет, не на такого напала! Не открою, и всё!»
И он снова заглянул в дверь. Из глаз миссис Дарлинг текли слёзы.
«Она ужасно любит Венди», — подумал Питер. Он был очень сердит на миссис Дарлинг. Как это она не понимает таких простых вещей! «Я тоже люблю её, — мог бы он сказать. — Нельзя же разорвать её пополам!»
Но она не желала его слушать, и ему стало очень не по себе.
Питер отвернулся, но миссис Дарлинг всё стояла у него перед глазами. Он запрыгал по комнате, корча гримасы, но, когда он остановился, она снова была тут как тут. Стоит и стучит ему прямо в сердце.
— Ну ладно, — сказал он и судорожно глотнул, а потом отпер окно.
— Пошли, Динь! — крикнул он и горестно усмехнулся. — Не нужны нам эти дурацкие мамы!..
И они улетели. Вот почему, когда Венди, Джон и Майкл вернулись, окно всё же было открыто, хотя, конечно, они того не заслуживали. Они влетели в детскую и опустились на пол, не чувствуя за собой никакой вины. Младший совсем не помнил родного дома.