Отправили в тыл.
Рядом с гнильщиками, заросшими грязью и коростой, контрольный дозиметр начинал подозрительно потрескивать. «Интересно, – подумал Иван, – где они находят ходы на поверхность?» Но ведь находят. И тащат оттуда все, что плохо лежит, даже если эта фигня в темноте светится.
Самое смешное: гнильщики в коросте и дерьме, а посмотришь поближе – и зубы почти у всех, и волосы, и глаза нормальные, и вообще подозрительно здоровые, хотя и фонят на все метро. Они что, тоже другая экосистема? Иван покачал головой. Индивидуальные дозы у них чудовищные наверняка. Нормальный человек давно бы ласты склеил, а этим хоть бы что. По три, по четыре смертельных набирают – и живут себе. Впрочем, где ты видел больного гнильщика? Ивана передернуло. Естественный отбор, бля. Кто заболел, того сожрали. Недаром слухи ходят…
Иван со своими добрался до ответвления от туннеля вправо. Там его ждал один из адмиральцев.
– Проверить, – приказал адмиралец и утопал вперед. Иван посмотрел в темный проем. Задумчиво сплюнул.
Отлично, нам выделили сортир.
– Гладыш первый, я второй, Сазон замыкающим. – Иван покрутил головой. Хрустнул позвонок. – Гранату бы… ладно, проехали. Вперед.
Санузел – это отсек душевых, отсек умывален плюс два туалетных – мужской и женский. Света, понятное дело, нет. Что ж… будем работать.
У диггеров фонари примотаны к стволам автоматов. Сазон снял с плеча дробовик, кивнул. Готов.
Гладыш мягким кошачьим движением скользнул в проем.
Иван помедлил, посмотрел вперед – дальше по туннелю мелькали огни фонарей. Передовые отряды приближались к блокпосту «Маяковской».
Выдохнул. Досчитал до трех. И шагнул вслед за Гладышем в темноту.
«Тревога», – просигналил Гладыш, глаза и уши команды. Показал три пальца. «Вижу троих».
Иван жестом ответил – «Принял». Приставил автомат к плечу. Ну все, понеслась…
Санузлы в метро вообще особая история. Их строили с запасом, чтобы хватило на всех, кто по тревоге окажется в туннелях. Сейчас численность человечества не слишком велика, поэтому санузлы по большей части заброшены. И еще их надо чистить. Вообще, дерьмо и трупы – основная проблема замкнутого пространства.
Особенно остро это вопрос прочувствовали на себе люди при Саддаме Кровавом – и сразу после, когда население на станциях сократилось раза в три-четыре-пять. Никто точно не знает, насколько. После смерти Саддама по метро прокатилась волна насилия. Народ крови не боялся, убивали ни за что… Просто так. Отмороженных ублюдков со сдвинутой крышей оказалось столько, что народ начал сбиваться в стада, чтобы уцелеть, под любую сильную руку. Тогда и поднялись криминальные кланы – те же кировцы. Только в кланах можно было рассчитывать на некоторую защиту. И только если ты не женщина и не ребенок…
Это без вариантов.
Насилие над ними творили страшное.
И трупов в метро стало до фига. Есть их нельзя, ведь отведавший человечины переступил черту, он конченый человек, нелюдь, таких убивают без разговоров, а девать некуда. Наверх тоже никак – во-первых, радиация, во-вторых – попробуй на семьдесят метров поднять труп на веревке… да даже на пятьдесят. А в-третьих, наверху сам рискуешь стать трупом.
В общем, все сложно. К тому же разлагающиеся тела грозят серьезной эпидемией.
И тогда выделили станции под кладбища. Похоронные команды собирали умерших и везли в определенные места, где складировали… или что они там с ними делали?
Сжигали, как Иван слышал.
Мортусы обитают на юге, на фиолетовой ветке. «Бухарестская», «Международная» – это все мортусы. По слухам, тупик к недостроенной станции «Проспект Славы» – целиком забит обугленными человеческими останками.
«Да ну, ерунда, – подумал Иван. – Столько трупов даже в метро не бывает, чтобы целый тупик забить».
Впрочем, все еще впереди. Иван вздохнул. «Отбой», – просигналил вдруг Гладыш.
Иван выпрямился, луч фонаря скользнул по грязному зеркалу, высветив на мгновение темную фигуру диггера. Иван вздрогнул. Обернулся.
Дверь в кабинку была открыта.
Мертвецы сидели и стояли. Иван опустил автомат. В висках стучало. Тьфу ты, черт…
– Странно. – Гладыш покачал головой.
Иван покосился. Обычно непробиваемый Гладыш стоял и морщил низкий лоб.
– Что странного?
– Тут сыро, командир. А покойнички – как сушеные.
– Да уж, – сказал Иван.
Он подошел и аккуратно притворил дверь кабинки. Скрип ржавого металла. Даже мертвые имею право на личную жизнь.
Они вернулись в туннель. «Чертов адмиралец, – подумал Иван. – Теперь нам тащиться в хвосте колонны».
– Бей москвичей! – вдруг выкрикнул вдалеке одинокий голос.
– Ур-рааа!
– Мочи питерцев! – донеслось в ответ.
Навстречу атакующему потоку ударили вспышки. Чудовищный грохот раскатился, словно гора чугунных шаров, заполнил туннель до отказа – до самой «Гостинки». Закричали люди. Свист пуль, визг рикошета… Ивану некогда было думать, он инстинктивно присел, поднял автомат.
Мелькающие вспышки.
По туннелю лупили из «корда». Калибр 12,7 – маленький снаряд. Не важно, куда такая пуля попадет, даже в руку – все равно смерть от болевого шока обеспечена…
– Ложись! – Мгновением позже Иван сообразил, что так их затопчут бегущие. – Назад, к сортиру! Быстрее!
Они едва успели вернуться к проему, когда мимо пронеслись обезумевшие люди. Мимо двери пролетело несколько трассирующих пуль, оставив светящийся след на радужке.
Пиздец.
«Вот и сортир пригодился, – подумал Иван. – А я еще жаловался».
Мясорубка. Повезло, что адмиралец отправил их сюда, а то попали бы под огонь. Бордюрщики выкосили первую волну нападающих, точно сняли урожай свежих грибов. Одна голая грибница осталась. Вдалеке прогремел взрыв. Горячая волна прокатилась по туннелю. Граната! Мимо санузла, подгоняемые выстрелами, бежали люди.
Один из бегущих упал и забился в конвульсиях.
Вспышки.
Словно какой-то безумец добрался до прожектора и теперь щелкает выключателем со скоростью звука.
Та-та-та-там. Та-та-та.
– Вытягивай на себя! – сказал Иван.
Дотянулся и схватил за рукав белобрысого, в камуфляжной куртке не по росту, мальчишку. Лет пятнадцать, глаза совершенно стеклянные. Тот закричал, начал вырываться. Твою мать… Иван качнулся и отшвырнул его вглубь сортира. Гладыш поймал паренька и выдернул у него из рук автомат. Парень начал беспорядочно отмахиваться кулаками. Гладыш заломил ему руку за спину, прижал к полу. Парень закричал. Черт. Иван сжал зубы. Такого жуткого, вынимающего душу, что аж мороз по коже, воя он давно не слышал.
По туннелю летели пули. Одна отрикошетила от выемки тюбинга, ударила в стену над головой Ивана. Его засыпало бетонной крошкой. Диггер запоздало пригнулся. «Бля. А могла ведь и в голову».
Парень продолжал выть. Гладыш перевернул его, закатил пощечину. С виду мягко – но голова парня мотнулась. Еще одну…
– Хватит! – приказал Иван.
Пулемет замолчал. Первые несколько минут Ивану казалось, что он оглох – словно пространство вокруг забили ватой. В ушах звенело. Иван провел по лицу ладонью, стянул шапку – волосы стояли дыбом. – Ну, пиздец, – сказал Иван. Диггеры молчали. Голос казался чужим.
«Повоевали, блин. Большой кровью нам станет наш дизель».
Из расколотой фляги вытекала вода. Сочилась через тонкую трещину. «А хорошая была фляга. Когда-то. Все приходит в негодность – рано или поздно».
Иван наклонился, подставил руки.
– Лей, – скомандовал Пашке.
Тот наклонил флягу, порция воды выплеснулась Ивану в ладони, намочила рукава армейской куртки. Иван быстрым движением растер руки, отряхнул.
Полетели брызги.
– Еще, – сказал он. Вода полилась. Глядя на прозрачный ровный поток, падающий в ладони, Иван вдруг подумал о Кате. Набрал воды и с фырканьем растер лицо. Хорошая вода, вкусная. На третий раз он набрал воды в лодочку из ладоней и выпил. Да, отличная.
Повезло невским со станцией. Две артезианские скважины плюс две запасных – чем не жизнь? Дизель-генератор у них до сих пор родной. Старичок, но дышит. По мощности этот старичок делает василеостровский одним мизинцем. Правда, здесь генератор стационарный, его на случай ядерной войны делали – со всеми сопутствующими постройками. Машинный зал, топливный зал, зал для хранения запчастей и инструмента, вытяжка и поддув. Комната механика и тамбур. Живи и радуйся.
Но топлива жрет, зараза, немеряно.
Богатая станция. На «Василеостровской» столько соляры отродясь не водилось.
Иван кивнул Пашке – хватит пока. Потом вытер руки о полотенце, вернулся к своим вещам и отыскал железную кружку. Пора было напиться по-настоящему.
Налил воды и, стоя у края платформы, начал пить маленькими глотками. Иван пил и смотрел, как приходят в себя бойцы Альянса. Кто-то болтает, кто-то ест, но большинство спят – эта сторона платформы плотно застелена телами в зеленых бушлатах и черных куртках. Оно и правильно. Сон – лучшее лекарство.
Дыхание и храп. Справа, из-за некогда белых колонн, окаймленных алюминиевыми поясками, доносились стоны. Там раненые. Лазарет.
Атака на «Маяковскую» сорвалась. Бордюрщики были готовы к нападению.
Потоку, шедшему по параллельному туннелю, повезло больше. У бордюрщиков был только один «корд», поэтому там нападавших встретил всего лишь огонь автоматов и ружей.
Поэтому и потери у них были меньше.
Кулагин с невскими сумел взять первый блокпост и готовился штурмовать второй, когда ему приказали отступать.
Первый неудачный штурм обошелся Альянсу в четырнадцать убитых и тридцать с лишним раненых.
– Меркулов, к генералу!
Да что опять? Иван нарочно неторопливо повернулся, вздохнул, нехотя поднял взгляд.
Перед ним стоял хлопец. Круглощекий, сытый. Лет восемнадцати, в ладной камуфляжной форме.
– Меркулов! – сказал хлопец. – Ты оглох, что ли? К генералу тебя.