«Пей, бордюрщик», – говорили они и подставляли кружки. Темная жидкость льется из мешалки, воняя ацетоном. Рука, заросшая рыжим волосом. Под ногтями залежи каменного угля. Иван увидел, как кто-то – возможно, он сам – протягивает руку и высыпает в эту рыжую ладонь горсть латунных и биметаллических цилиндриков. Пачки таблеток. «Патроны, – думает Иван в запоздалом приступе тревоги, – антибиотики… черт». Он почти просыпается, но продолжает спать.
«Надеюсь, это только сон». Иван надеется, что проснется, а патроны и антибиотики на месте, сам он одет, цел, невредим и готов идти дальше.
Дальше, дальше, дальше…
Снова кружка, жидкость, ацетон, пылающая гортань. Потом он видит себя блюющего в санузле. Свободу попугаям! Дальше провал.
Иван спит и очень-очень надеется, что это был сон.
Голоса.
– Где твой бордюрщик?
– Вон дрыхнет.
Голоса приближаются. Это тоже сон.
– Блин, ароматец тут у тебя. Сколько их здесь? – Голос с тягучей ленцой, повелительный.
– Шесть человек на палатку, – отвечает другой голос. – Все, как положено.
– Смотри, проверю… Этот?
– Этот.
Иван думает во власти дремы, что нужно встать и что-то сделать. Возможно, драться.
Потом думает: а зачем?
И продолжает спать.
Всплеск боли. Огненная кровавая гора образуется, вырастает в его ребрах. Иван переворачивается на спину. Он даже кричать не может, только открывает рот, как рыба. Белые пятна перед глазами, как вспышки автоматных выстрелов в темноте туннеля. «Вперед!», «Бей москвичей!», «Огонь!»
В ответ летит «Питерцы уроды!». И пулеметная кантата, разрывающая уши.
Иван открывает глаза. Все плывет и качается. Над ним нависает лицо.
– Очнулся, родненький? – говорит лицо ласково.
Толстая, изнеженная харя. Где-то он ее видел? Вчера? Иван щурится. Вчера – пустая зона памяти. Ничего. Кроме смутных воспоминаний о каком-то сне, нет ничего. Только боль в боку.
Иван смотрит и молчит. Пока он еще во власти тишины и пустых, незаполненных клеток памяти. Вокруг только запах гнили, заброшенности и плеск воды, когда переставляешь ноги в резиновых сапогах.
Харя приближается, занимает все видимое пространство. Иван думает, что еще чуть-чуть, и она заполнит собой все метро, выдавит Ивана на поверхность. А потом и там все заполнит.
– Кто… ты? – шевелит Иван непослушными губами.
Голос гулкий, как из цистерны резервного запаса воды. Ее использовали после Катастрофы, потом забросили. Иван с Косолапым рассматривали ее, переходя из помещения в помещение. Пляшущие лучи фонарей. Это, кажется, был бункер на «Приморской». Или нет?
– Вставай, родненький, – сказала харя. – По твою душу я. Идти пора.
Иван сфокусировал взгляд, заморгал, чтобы хоть чуть-чуть подстроить резкость.
Харя отдалилась. Теперь это был мужик в сером городском камуфляже, он сидел на корточках, положив руки на автомат. Иван сглотнул. Руки гостя буйно поросли рыжим курчавым волосом.
– Куда? – спросил Иван. Чертов сон оказался не сном. «Сколько я вчера прогулял? Как у них тут принято? Долговая яма? Или порка медным проводом, как на “Садовой-Спасской”?»
Сесть было ошибкой. Мозг просто взорвался. Иван застонал.
– У-у… – протянул мужик. – Как тебя корежит-то… Ничего, сейчас пройдемся, оклемаешься.
– Куда идти? – Иван примерился. Надо свалить мужика. Если чугунная голова, конечно, позволит…
«Мне нужно домой», подумал Иван.
«Я за это глотки буду рвать, предупреждаю».
– Да тут недалеко, – сказал мужик. – Оформим тебя честь по чести. У нас все как положено, родненький, ты не думай.
Чертовы уроды. Иван сделал вид, что собирается подняться, подтянул ноги – в желудке вспыхнула боль, перед глазами все поплыло – сейчас, сейчас. Иван уперся руками в пол. Один прыжок… Мои любимые конфеты…
– Все без обма… – Мужик не договорил.
Иван в длинном прыжке подкатился ему под ноги. Ощущение – словно мозги забыли закрепить, и они шарахнулись о стенку черепа со всей дури.
Мужик не успел среагировать… Иван сбил его ударом под голени, тело в сером камуфляже упало рядом – бум! Хэканье. Иван перекатился, сел на него верхом, вырвал оружие из рук – смотри-ка, «абакан» – и прицелился мужику в голову. Под задницей у Ивана было твердая поверхность, пластины. Бронежилет. Круглая харя замерла, рот открылся. Глаза огромные.
– Не… не стреляй!
– Куда ты меня собрался сдавать, а?! – Иван снял «абакан» с предохранителя, положил палец на спуск.
– Что?!
– Куда вести меня собрался?!
Рот растянулся в полуулыбке-полугримасе.
– Так ты же сам хотел?
Пам-пара-пам. Мои любимые конфеты: бато-ончики.
– Куда хотел? – Теперь Иван раскрыл рот. – В камеру?!
Мужик заморгал.
– Какую камеру? Ты же сам просил провести тебя в обход «Восстания» на синюю ветку! Через «Сампсониевскую» и «Ботаническую». Я, блин зараза, не напрашивался. Сейчас оформили бы у коменданта договор и пошли. Забыл? Ты мне вчера даже аванс выплатил!
– Я? – Иван заломил бровь.
Действительно, что ли?
– А кто? – удивился мужик. – Ну ты и псих! Допился до белочки, да? Говорил я тебе вчера, знай, сука, меру. Нам пешком топать до хуя и больше.
Вот оно что.
Иван подумал, встал. Поставил «абакан» на предохранитель. Башка трещала уже не так сильно. Вот что хороший выплеск адреналина делает. Резко оздоровляет организм.
Иван посмотрел на рыжего и протянул руку.
– Вставай, – велел он. – Как твое ничего?
Подписав договор у коменданта «Выборгской», худого остроносого старичка в вязаной телогрейке, и наскоро перекусив, они выступили в поход.
Иван шел и мучился от похмелья.
– Эти станции собирались строить, но так и не построили, – рассказывал Виолатор, шагая в темноту. – «Сампсониевская» и «Ботаническая». Сладкая парочка. Но туннели сделали. Еще должна была быть станция «Средний проспект», это переход на «Ваську».
– Я знаю, – сказал Иван. Башка трещала немилосердно. – То есть… я слышал об этом.
Вил качнул головой.
– Ее тоже не построили. Даже туннель не довели. Зато на Васильевский остров оттуда можно попасть – если туннели не затопило окончательно. Там был траволатор под Невой.
– Что было? – Слово было своеобразное. Нечто среднее между «травма» и «эскалатор».
– Траволатор. Такой эскалатор – только не вверх или вниз, а по прямой. Бегущая дорожка. Встал себе и едешь. Но они, конечно, давно уже не работают…
Мысль добраться сразу до «Василеостровской» показалась Ивану заманчивой. «Но что я там буду делать?»
Таня. Иван прикрыл глаза, справляясь с головокружением.
Нет. Сначала – Шакил.
Еще в гостях у старика он выработал план. Соваться на «Площадь Восстания» – верная смерть. А вот на Невском у него есть друзья – тот же Шакилов. Надеюсь, с ним сейчас все в порядке, подумал Иван.
Известия о бойне на «Восстания» уже разошлись по всему метро.
Вернуться и остаться в живых – вот моя задача, думал Иван.
И отомстить.
Все просто.
Через пару часов они дошли до станции «Черная речка». Станция была заброшенная, неизвестно почему – по крайней мере, Виолатор этого не знал. На станции горел огонь, люди в цветастых нарядах сидели вокруг костра. Иван сто лет уже не видел живого огня. В Альянсе за открытый огонь можно было крепко схлопотать.
Конечно, едко подумал Иван, если это не струя из огнемета.
От костра поднялся крупный мужчина в широкополой шляпе. Борода, усы с сединой. Смуглая кожа.
– Цыгане, – сказал Виолатор. – Подожди, я сейчас.
Он пошел навстречу мужику в шляпе, широко улыбаясь и раскидывая руки для объятий.
Мужик, однако, обниматься не пожелал. Что-то сказал рыжему сердитое и резкое, махнул рукой – иди, мол. Виолатор пытался возразить, но цыган повторил жест.
Иван ждал.
Виолатор вернулся – ничуть не обескураженный таким холодным приемом.
– Да понимаешь, ангелы не разрешают, – сказал Виолатор.
«Петроградскую» они прошли, практически не останавливаясь. Была это тихая и странная станция. И народ там был очень тихий и очень странный. Иван не понял, в чем дело, но среди жителей «Петроградской» он себя чувствовал совершенно чужим.
– Дендрофилы, – сказал Виолатор шепотом.
– Кто?
– Любители растений. – и больше ничего объяснять не стал. Впрочем, Ивану было, если честно, все равно. Да хоть филателисты! Все равно он не знал, что эти слова означают – что «дендрофилы», что «филателисты».
Да и наплевать.
Когда они дошли до поворота на «Горьковскую», Виолатор наставил на Ивана «абакан».
– Что это значит? – спросил Иван с удивившим его самого спокойствием.
– Ты обещал мне заплатить, – сказал Виолатор. – Родненький, давай, плати.
– Верно.
– Отдай мне вторую половину. Дальше ты уж, извини, сам дойдешь.
– Да. – Иван кивнул. – Я понимаю.
Стараясь не делать резких движений, он вынул из сумки патроны и отсчитал положенное количество.
– Положи на землю.
Иван пожал плечами, сделал, как просил рыжий. Отступил на два шага. Виолатор быстро, даже не пересчитывая, закинул патроны в рюкзак. Поднялся.
– Ход вон там. – Он высветил фонарем надпись над коллектором. – Удачи тебе, диггер.
– Откуда ты знаешь? – Иван замолчал.
Виолатор расплылся в довольной улыбке.
– А что, я вашего брата не видел? Вы даже ходите одинаково. Я же видел, как ты меня затылком «держал». Мне прямо нервозно становилось. Думал, заведешь меня куда и порешишь.
– Я вообще-то честный человек, – сказал Иван. Интересный тип этот рыжий…
– Нет. – Виолатор покачал головой, не опуская «абакан». – Ты не честный человек, родненький. Ты просто держишь слово. А это разные вещи. Вообще это у вас, диггеров, профессиональная деформация.
– Что? – Иван поднял брови.
– Отпечаток, который накладывает профессия. Я когда-то изучал психологию. Ну, ты понимаешь…