Во все время речи Варсонофия Петр не сводил с него глаз.
- Сколько тебе лет? - вдруг спросил он.
- Шестьдесят...
- Как давно в расколе?
- Сызмалу...
- Новую веру признал?
- Хочу признать...
- Диакону кто?
- Помощник.
- Отец Питирим, обратив его в православие, сажай в епархию. А ты, смотри, служи верой и честью. Помогай его преосвященству... Прилепись к церкви.
Варсонофий упал царю в ноги, прослезился.
- Встань! - недовольно поморщился Петр. - В твоем звании недостойно тыкаться в землю, хотя бы и перед государем... Не будь червием, но персоною.
Питирим с насмешливой улыбкой покачал головой. Царь дал знак Макарову:
- Веди!
Варсонофий побледнел. Питирим насторожился. В кабинет царя тихо, но бодро вошел диакон Александр. Поклонился царю, обвел взглядом Питирима и Варсонофия. Позади его стал Макаров.
- Имя! - строго спросил Петр.
- Александр.
- Родом?
- Посадский, пригорода Костромского, называемого Нерехта.
- Как попал в Питербурх?
- Добрые люди помогли...
- Како тех добрых людей имя, чьи они? - Петр насторожился.
Диакон ответил не сразу.
- В средних числах декабря на наемных подводах мужицких приехав в Москву, стал я на постоялом дворе в Рогожской слободе, а у кого - не знаю.
- Сам ли ты умыслил подать доношение, учен ли кем?
- Доношение умыслил написать сам собою, бояся суда божия и вечных мук за приложение руки своей к неправым ответам, поданным епископу Питириму.
Диакон кивнул головою в сторону епископа.
- Советники кто?
- Нет и не было никого.
- У кого стал в нашем граде?
- Не ведаю. Ночевал на Ямской слободе, а у какого человека и у кого на дворе, не ведаю. До свету с того двора сшел в Питербурх...
- Когда и где писано доношение?
- Писано в Москве на постоялом дворе, а чернильница была своя, и бумага тоже, и перо тоже. А последние строки, от того места "о чем доносит и прочее", приписывал здесь же на улице, против вице-адмиральского дома, за дровами сидя; а способ, как надлежит подавать доношение, сказал мне калашник, да двое мужиков против двора твоего государева, а ту чернильницу бросил там, где сидел...
- Правду ли говоришь ты? За обман царя лишен будешь живота своего и казнен смертию. Перекличь, кто помогал тебе, способствуя?..
- Не ведаю никого.
- Так ли? Клятву дать заставим.
- Клянусь!
Тут Петр обратился к Варсонофию.
- Говори.
Варсонофий откашлялся и, не глядя на диакона, тихо залепетал:
- Доношение сие отрицаю; писано оно без совета всего нашего скиту, не вем, по какому умыслу, а мы всем скитом сему доношению не согласуемся и стоим в первом доношении, коим прямо и самую правду показали о неправых наших ответах на вопросы епископа Питирима.
- Были у него или нет умыслы о царе и государстве?
Варсонофий ответил не сразу, закашлялся, покраснел, пот градом с него покатился, но, посмотрев на Питирима, сказал:
- Диакон Александр, купно со Авраамием, "лесным патриархом" прозванным, тщился простой народ в противность и непокорство возмутить...
Тогда диакон Александр распахнул свою одежду и обнажил вырванный бок, синий, в кровоподтеках, обнажил раны там, где пытали за ребра, и сказал:
- Гляди, государь, се епископа увещевание... се ответы, представленные тебе от него... се непокорство мужицкое...
Макаров подскочил к диакону, рванул рубаху, прикрыл его раны. Царь усмехнулся. Глаза его, дотоле тусклые, блеснули, почернели:
- Мужицкие ребра - не столь достойная внимания редкость, видел их я зело много. Чего ради кажешь мне? Покажи обозрению нашему честность и преданность царю империи. Покажи смирение.
Александр молчал. Лицо его выражало упрямство.
- Так, - сказал Петр, задумавшись, а потом обратился к Макарову. - Ты вот что. Скажи нашему кавалеру... пускай идет. Теперь можно. Уведи только покуда и его, - указал он на Варсонофия.
- Идем.
Макаров и старцы удалились.
- Хочу, кроме всяческого поношения и осуждения, возможно добрый порядок соблюсти. Чинить наказание время есть, но есть время и для выгодного осмотрения, - сказал Петр, облокотившись на стол.
Несколько минут длилось молчание.
Скрипнула дверь - и в кабинет царя вошел Макаров, а с ним человек с серьгой, одетый в придворный мундир и в парике.
Петр встрепенулся.
- Ну вот, теперь послушаем тебя, Семеныч, - сказал он ласково, барабаня пальцами по столу. - Изволь докладывать, откинув свирепство и злобу, о диаконе Александре.
И, немного подумав, спросил:
- Может ли, диакон, взятый нами в плен, переступить линию окаянства, темноты, непокорства и иных раскольничьих воровских прелестей и стать к нам на службу... утвердиться в новой вере и повести за собою своих единоверцев?
Человек с серьгой отрицательно покачал головой.
- Нет. Диакона считают замерзелым недругом твоего величества и православной церкви...
- Но многие, кто вельможами моими теперь и преданными холопьями, были также недругами в некоторые времена...
Петр кивнул Питириму:
- Не правда ли, ваше преосвященство?
Питирим не смутился.
- Правда. И я оным был, но диакон никоему увещеванию не поддается...
- А такие бывают наиболее преданными царю, обратившись в его слуг. Всякая буква может быть буквою нужною, како в молитве, тако и в хуле и бранном слове... Переставить ее можно и туда и сюда... В этом мудрость, чтобы буква, вырванная из похабства, послужила на пользу в добром слове. Ведите его сюда.
Макаров вышел, а через секунду явился с Александром и Варсонофием.
- Ну вот, диакон, - сказал Петр, приветливо улыбаясь, - советовался я здесь с его преосвященством и своими помощниками и должен тебе сказать не хочу я твоей гибели. Такие люди нам нужны. Ты - честен и нелицеприятен, я вижу это... Не допускай же новых пыток и позора. Будь выше. Оружие свое обрати против врагов государства и церкви. Служи царю свято и нерушимо... Восхотел ты прийти ко мне и оправдаться, но лучшим оправданием твоим будет раскаяние и отречение от раскольничьих прелестей. Бери пример с своего друга, - и он указал рукою на Варсонофия. Тот низко поклонился.
Александр молчал.
- Что же ты молчишь? Отвечай государю, - подтолкнул его Макаров.
Диакон нахмурился. Вытянулся, провел ладонью по лбу, как бы что-то обдумывая.
- Стыдно мне слушать речи такие! Стыдно и тебе, государь, говорить так! Я не верю! Обманом окружен народ. И не ты ли объявлял, что царевич Алексей умре? А он жив... Не верю и я, что он умер, а если и умер, тогда и мне не для чего жить... Нет. Не откажусь я от истинной веры... Нет! Не хочу и я предавать народ...
Петр, не глядя на диакона, опустил голову на руку, упершись локтями в стол, и как бы про себя сказал:
- Народ?! Глупый, неразумный ты вождь слепых... Царевич Алексей умер, сделал несчастным меня, отца, и детей своих, но не народ. Народу его смерть убытка не принесла... А будущему государства - наипаче.
Петр передернулся, забарабанил пальцами по столу, ноздри его раздувались.
- Уведи! - приказал он.
Макаров подхватил диакона под руку.
- Сдай Ушакову! - крикнул ему вслед Петр. И после увода Александра угрюмо произнес:
- Жаль человека, таких немного осталось...
Взяв у Питирима доношение диакона, он написал: "Диакона пытать - к кому он сюда приехал и приставал и кого здесь знает раскольщиков потаенных, а по важным пыткам с добрым офицером и с солдаты от гвардии послать в Нижний и там казнить за его воровство, что мимо выборного старца воровски учинил".
Написав, Петр отдал доношение Питириму.
- Вручи Андрею Иванычу.
И указал Варсонофию на дверь:
- Выйди!
Оставшись наедине с царем, Питирим сказал:
- Мое мнение, всеконечно, в Нижний возить его не надо б и не полезно весьма, лучше казнить здесь, понеже дорогою отбить его могут, да и будучи там, развращать может. Кандалы и казнь на народе вменить может себе, яко страдальцу, претерпевшему гонение...
Царь задумался.
- Нет, - после некоторого раздумья твердо решил он. - Мы сильный караул на дорогу дадим, а чтобы страдальцем его не сочли, ты мудрое слово свое на площади молвишь... На войне силу имеет железо, в церкви - слово. Казнь на глазах у друзей всегда пользу приносила. Оное испытано и не одним мной. Так и будет!
Затем Петр стал расспрашивать Питирима о Нижнем, о том, как идет сбор окладов. Выразил неудовольствие мягкостью Ржевского. Питирим ссылался на неучастие в платеже налогов керженских жителей и "крыющихся там беглых людей".
Питирим указал на Нестерова, как на пособника раскольников. Достал из кармана несколько записок Нестерова к Олисову, а также и опросный лист многих свидетелей, в том числе и Степаниды. Рассказал, о чем болтает жена Нестерова на посаде с кумушками про царский двор, и многое другое.
- Нестеров и его жена, - большая помеха в деле борьбы с расколом, заключил Питирим.
- Судить обоих... - зевнул Петр. - И пытать.
- А диакона Александра мертвое тело прошу разрешения сжечь, дабы могилы после него не осталось.
Петр в знак согласия кивнул головой. Затем быстро поднялся и похлопал епископа по плечу:
- Идем ко мне... Угостись с дороги.
Вечером в этот день в соборе, в присутствии царя, Варсонофий перед лицом большого собрания выступил с ответами керженцев на имя епископа Питирима. Варсонофий клялся перед крестом и евангелием, что ответы его истинные, всеми скитами удостоверенные, и что многие керженские согласия решили перейти в православие и стать верными сынами царя, церкви и родины.
Собранные здесь из разных мест России вожаки раскольничьих согласий с великим недоумением и скорбью слушали Варсонофия, и хотя каждый из них не доверял ему, все же возразить ему никто не решался.
Царь сидел на скамье, имея по правую руку судью Монастырского приказа Василия Ершова, по левую - епископа Питирима. Дьяк Дмитрий Протасьев записывал то, что говорил Варсонофий. Написал акт о согласии всех присутствующих расколоучителей считать ответы керженских старцев подлинными их ответами.