– Илья Никитич, ну вы же опытный человек. Вы знаете, что серийники практически всегда признаются дееспособными. От нормальных людей они отличаются тем, что убивают спокойно и с удовольствием. Некоторые психиатры определяют это как моральную идиотию. Ну что мы с вами головы себе морочим? Ведь ясно, он убил бомжиху потому, что она его видела. И на младшего лейтенанта покушался тоже не просто так, не ради удовольствия. Бомжихе он нанес восемнадцать ударов, поскольку у него была такая возможность. Думаю, за этим стоит не только его личный кайф, но и ритуал. А с лейтенантом ему было не до ритуала. И проделал он все весьма толково, у всех возникла иллюзия, что Телечкина сбила машина. Он сумасшедший, но вовсе не дурак. Ну что, вы не раздумали пить кофе? Или все-таки чай?
– Кофе, – широко улыбнулся Бородин, – крепкий и сладкий. Я так давно мечтал об этом.
– Мечтали о чашке кофе? – засмеялась Евгения Михайловна. – Что же вам мешало?
– Как вы не понимаете, я мечтал выпить кофейку с вами, на кухне, у вас дома, или у меня, не важно. Мне это снилось в последнее время, как мы с вами сидим вдвоем, разговариваем, о чем, не имеет значения. Я на вас смотрю, слышу ваш голос, и все, ничего больше не нужно. Честно говоря, даже кофе не нужно, – он произнес свой короткий монолог очень быстро и тихо, на одном дыхании, и замолчал, спрятал глаза под тяжелыми сонными веками.
– Знаете, какая я зануда? – Евгения Михайловна покачала головой. – Со мной скучно пить кофе. И не пить тоже скучно. Я или молчу, или говорю много, тускло, наукообразно. Кроме моих больных подростков, мне уже давно ничего не интересно, и сын считает, что от моего занудства они становятся еще более сумасшедшими, я…
Зазвонил мобильный, и они оба вздрогнули. Евгения Михайловна защелкала зажигалкой, пытаясь прикурить.
– Привет, Варюша, – сказал в трубку Илья Никитич, – все без толку, как я и думал? Ты шутишь или серьезно? Что, прямо так и сидит? И ты совершенно уверена? Погоди, а ты сама где находишься? Зачем? Ни в коем случае! Так, быстренько адрес скажи мне. Нет, я запомню. Я сейчас свяжусь с районным отделением, его проверят. Давай-ка, девочка, уезжай оттуда. Нет, погоди, как прошел разговор? Что же ты сразу не сказала?! С этого надо было начинать. Все, я перезвоню тебе позже.
Он тут же вышел в прихожую, к телефону, передал, чтобы из ближайшего отделения в районе Миусской площади срочно отправили наряд, назвал адрес. Евгения Михайловна поняла по его голосу, что произошло нечто серьезное, и окончательно убедилась в этом, когда услышала приметы человека, которого следовало задержать.
На кухню он вернулся румяный, со сверкающими глазами.
– Кофе отменяется, – сообщил он, – может, сейчас наконец повезет.
Черный джип ехал по Новослободской совсем недолго, до ближайшего поворота, потом оказался на Бутырском валу, на площади Белорусского вокзала минут десять постоял в пробке, выскочил на Ленинградку, у Сокола свернул с трассы на тихую, совершенно деревенскую улицу.
– Ничего себе! – присвистнула Ира, глядя в окошко. – Это что за село посреди столицы?
Вдоль улицы тянулись заборы, деревянные, облезлые, косые, и железные, новенькие, прочные, покрытые свежей краской. За заборами виднелись домики с печными трубами и с тарелками телеантенн.
– Класс! – покачала головой Света. – А мы сюда зачем?
– По делу, – коротко рявкнул Гулливер.
– Ты же сказал, что мы едем в Лобню, – напомнила Ира, – ты, между прочим, так и не объяснил, почему на машине.
– Ну какая тебе разница? – Гулливер закинул руку, обнял Иру и потянул к себе. – Ты че такая любопытная, а, лапушка? – прошептал он, приблизив губы к ее уху и лизнув мочку.
– Эй, кончай лизаться и лапы убери! – Ира брезгливо поморщилась и передернула плечами.
– Привыкай, привыкай, киска, – сладко проурчал Гулливер.
Джип остановился у глухих железных ворот, за которыми виднелась крыша, украшенная сразу тремя тарелками. Ворота автоматически разъехались, впустив машину, и тут же сомкнулись.
– Это кто же здесь живет, такой богатенький? – спросила Света, оглядывая фасад новенького двухэтажного особняка, похожего на картинку из рекламного каталога. На крыльце сидел здоровенный детина в камуфляже, с автоматом на коленях, и курил, глядя на джип. Другой, такой же, распахнул дверцу. Девочки разглядели тупое бычье лицо.
Гулливер выпрыгнул и скомандовал:
– Вылезайте обе!
– Нет уж, мы лучше в машине подождем, – нервно оскалилась Ира и вжалась в спинку сиденья.
– Ты чего? – испуганно прошептала ей на ухо Света. Она не понимала, почему Ира не хочет вылезать из машины, это было странно и глупо. Если надо, их все равно вытащат. Света не видела в происходящем ничего опасного, однако привыкла доверять интуиции сестры. Ира с ее непредсказуемостью, сумасбродством обладала удивительным чутьем. На вопрос она ничего не ответила, но сильно сжала Светину руку.
– Долго ждать придется, – подал голос Телок, противно хмыкнул и пихнул Свету, – давай, вылезай, приехали.
– Ну, разве что водички попить! – бодро произнесла Ира, легко выпрыгнула из машины. – И пописать заодно. Здесь, наверное, унитазы золотые. Светуль, мы с тобой ведь никогда ни писали в золотые унитазы?
Света выпрыгнула неловко, стукнулась головой об острый край крыши. Ира заметила, что лицо ее тут же побледнело, глаза налились слезами.
– Больно? – спросила она шепотом и обняла сестру. – Ничего, сейчас холодненькое приложим, пройдет.
Камуфляж тут же оказался позади, и девочки спинами почувствовали, как он переместил свой автомат. Их провели в огромную гостиную, обставленную роскошно, но неуютно, в каком-то стеклянно-металлическом стиле. Из стекла были отлиты столы, большой обеденный и маленький журнальный. Вокруг обеденного стояли прозрачные стулья. Диван и кресла представляли собой замысловатые конструкции из легкого светлого металла с шарнирами и были завалены огромными прозрачными надувными подушками. Одна стена оказалась полностью стеклянной, за ней темно зеленели широкие пальмовые листья и поблескивала голубая вода бассейна.
– Ой, батюшки, – покачала головой Света, – это что ж за дизайн? На такой диванчик сядешь и не встанешь.
– Конечно, – звонко засмеялась Ира, – задница вспотеет и прилипнет. Так, ребятки, – она обвела взглядом троих сопровождающих, Гулливера, Телка и молчаливого камуфляжа с автоматом, – где у вас здесь сортир? Видите, у Светочки головка бо-бо, надо срочно сделать холодную примочку. Давайте-ка по-быстрому, чистую салфетку или полотенце.
Никто не ответил ни слова. Камуфляж взялся за ремень Ириной сумки, попытался снять.
– Эй, ты чего, юноша! – Ира вцепилась в сумку. – Это грабеж или шмон?
Сумка Светы уже была в руках Телка.
– Слушайте, мальчики, может, объясните, что за дела? Да не дергай, дурак, на, подавись! – Ира вырвала свою сумку у камуфляжа и швырнула на пол, ему под ноги. Он побагровел, замахнулся рукой, свободной от автомата, но не ударил, быстро нагнулся и поднял сумку.
– Нам правда надо в сортир! – голос Светы прозвучал жалко, хрипло, она смотрела только на сестру, стараясь не встречаться глазами с остальными.
– Что, сразу обеим? – усмехнулся Гулливер.
– Да, обеим! Срочно!
Трое переглянулись, камуфляж молча кивнул на дверь под лестницей.
Сантехника оказалась не золотой, но из какого-то светлого, гладкого, как зеркало, металла. Помещение состояло из двух маленьких комнат, в одной унитаз с раковиной, в другой душевая кабинка.
– Вот оно, твое платье от «Шанель», – прошептала Света, – я как чувствовала.
– Не могут они знать про платье, не могут!
– Достаточно заглянуть в твою сумку!
– Светка, соображай, а не паникуй, – Ира сдернула с вешалки белоснежное пушистое полотенце, смочила его холодной водой и приложила к Светиной голове, – ну, увидят они какую-то голубую тряпку. И что? Думаешь, они прямо так сразу определят фирму? Да они в этом разбираются хуже, чем мы с тобой в ядерной физике. Нет, платье тут совершенно ни при чем. Тут другое, я должна подумать…
– И думать нечего. Лариска! Она все слышала, разболтала, могла, между прочим, наврать что угодно, например, будто узнала все от нас. В самом деле, ее ведь спросили, откуда она знает, и не признаваться же ей, что подслушала. Мы ведь с тобой сразу поняли, мама Зоя ни при чем, она не должна быть в курсе, иначе почему они приехали, когда ее не было, и велели нам молчать? Допустим, Лариска все разболтала маме Зое или Руслану. И мы с тобой виноваты, мы единственный источник информации. Только я не понимаю, зачем ей это?
– А так! – усмехнулась Ира. – Завидует, что нас забирают, а ее пока нет, вот и нагадила при первой возможности.
– И что они теперь собираются с нами делать? В дверь даже не постучали, ее просто открыли, поскольку изнутри она не запиралась. Девочек все так же молча провели через стеклянную гостиную в кухню, оттуда по короткой лестнице в темный подвал. Пахнуло соляркой и свежей стружкой. Щелкнул выключатель, загудел и задрожал мертвенный люминесцентный свет. По бетонному полу были разбросаны строительные остатки, керамическая плитка, какие-то доски, ведра в засохшей краске.
– Эй, у вас крыша совсем съехала? Гулливер, ты соображаешь, что творишь? – крикнула Ира. – Нас будут искать! Вам всем головы оторвут!
В ответ щелкнул замок и застучали шаги по лестнице.
Глава двадцать восьмая
– Нет, ну мы не можем сидеть дома и никуда не выходить! Нам надо гулять, дышать воздухом, хотя какой воздух в центре Москвы? Мы, пожалуй, возьмем этот нож с собой, если злодей нас поджидает во дворе, просто отдадим ему, и все. Пусть подавится!
Ксюша делала ребенку массаж, постукивала ребрами ладоней по Машиной спинке, разминала ей ножки, ручки и произносила свой рассудительный монолог. Маша в ответ смеялась, что-то бормотала на своем младенческом языке.
– А мама у тебя все-таки полная идиотка, – продолжала Ксюша, – ну, спрашивается, кто меня тянул за язык? Конечно, эта Варя ужасно обаятельная, а я совершенно одичала, ни с кем не общаюсь, но это меня нисколько не оправдывает. Я сделала, возможно, самую большую и опасную глупость в жизни – разболтала постороннему человеку семейную тайну. Если бы просто постороннему человеку, случайному попутчику, но это знакомая Галины Семеновны, я подставила ее, и себя, конечно, тоже. Свекровь обязательно узнает и не простит. Что теперь делать? Надеяться на Варино честное слово? А может, просто плюнуть и уйти? – Она принялась одевать ребенка, и каждая вещь, которую брала в руки, вдруг стала казаться такой красивой, удобной и необходимой.