– Куда ты, девочка моя? – Из ванной комнаты вышел совершенно другой Савельев. В нём не было и намёка на ту ошеломляющую нежность, покорившую Элку. Скорее, он хотел, чтобы Эльвира ушла, но не знал, как сказать ей об этом.
– Сказка закончилась, ведь так? – изменилась и Карелина. Перед Вечно Вторым стояла абсолютно уверенная в себе блестящая женщина с появившейся неизвестно откуда горделивой осанкой.
– И поэтому королева уходит? – в тон Эльвире заметил Антон.
– Королева уходит, потому что у короля срочные дела. – Карелина коротко поцеловала Савельева в уголок губ, невольно повторив его «брудершафтовский» поцелуй, с плохо скрываемым сожалением развернулась и покинула номер.
Вечеринка в банкетном зале продолжалась. Дина, заметив Эльвиру, подошла к ней и, приобняв, заговорщически спросила:
– Ну что, излечила душу?
– Кажется, мне стало только хуже, – ответила Элка.
– Если бы я знала, что всё так запущено, я постаралась бы оградить тебя от этого свидания. Эль, у него ведь глаза блядские! – возмущённо воскликнула Дина, заглушаемая ритмичной музыкой.
Эльвира глянула на озадаченную Динку, не сдержалась и взахлёб расхохоталась, пытаясь выговорить между приступами смеха:
– Ты прям как моя маман!
Заметив слёзы на глазах Карелиной, Дина поняла, что её неожиданное веселье грозит обернуться истерикой. Поэтому она схватила Элку за руку и вывела на улицу, сунув ей в губы на ходу подкуренную сигарету.
– Успокойся, Эль! Ведь всё было хорошо, правда? – Голос Дины едва заметно дрожал. Она не ожидала такого накала чувств от подобной ситуации. Не было ничего банальнее обычного командировочного траха, особенно с таким мужиком, как этот Савельев: у него же на лбу километровыми буквами написано: «БАБНИК»!
Дина не сомневалась, что он лёг бы и с ней в ту же самую постель, которую сегодня разделил с Элкой, если бы обстоятельства сложились по-другому. Вернее, если бы она, Диана Резник, захотела сложить их иначе. Может, стоит исцелить девку до конца? Пусть отрезвеет сразу, пока окончательно не потеряла голову: потом легче будет. Эльвира извинилась и, поймав такси, отправилась спать в «родную общагу». А Дина вернулась на банкет.
Так и есть: через некоторое время в бар спустился и Савельев. Он был слегка взволнован, бледен, и какие-то потерянные глаза его скользили по лицам развлекающихся журналистов в поисках знакомого лица. Взгляд его натолкнулся-таки на знакомое лицо, но это была Дина, а не Эльвира. Она приветливо взмахнула Антону Павловичу рукой и поспешила составить ему компанию, хотя он её об этом и не просил.
12
Женька шла домой из музыкальной школы в приподнятом настроении: сам директор, Сергей Никитич Лебедев, предложил ей поучаствовать в фестивале «Весенняя рапсодия» в качестве почётного гостя!
Для девочки это была серьёзная ступень творческого роста. Ещё пару лет назад Женя мечтала лишь о конкурсном участии в этом фестивале и бесконечно репетировала, сводя маму с ума недетским упорством. Дебют оказался успешным: юная пианистка была удостоена звания лауреата первой степени. В прошлом году Женька заслуженно завоевала Гранпри, а нынешний фестиваль встретит гостей красочной афишей: «Для вас играет Евгения Карелина»!
Почти у самого подъезда девочка, спешащая сообщить маме радостную весть, вспомнила, что дома никого нет. Мать в командировке, а к ужину её, Женьку, ждёт тётя Света, живущая совсем в другом районе.
Как же она могла забыть о таком важном событии, произошедшем в её жизни? Мамуля впервые оставила её на попечение чужим людям (ну, не совсем, конечно, чужим, но особой родственной теплоты в их отношениях никогда не было), а сама отправилась в командировку в другой город, расположенный за две тысячи километров отсюда! Женька аж поёжилась, попробовав представить себе, как это далеко.
Ну ничего, она вернётся как раз к фестивалю, будет сидеть в первом ряду с маленьким блестящим диктофоном в руке. А потом пойдёт брать интервью у победителей. А ещё в зале будет сидеть дядя Славик, непременно с большим букетом цветов для неё, почётной гостьи фестиваля!
Женя загадочно улыбнулась, представив себе внимательные чёрные глаза дяди и вспомнив, как едва заметно дрожала его ладонь, которую он положил ей на спину. Он что, испугался чего-то? Но ведь настоящие мужчины не должны бояться ничего! Она обязательно напомнит это Славику, если он опять согласится послушать её игру. А почему, собственно, нет? Женька решила, что он как человек интеллигентный (очки – лишнее тому подтверждение!) просто обязан любить классическую музыку!
С такими приятными мыслями Женька добралась до квартиры тёти Светы и позвонила, дотянувшись на цыпочках до высоко расположенной кнопки звонка. Послышались торопливые шаги, потом кто-то замер за дверью (наверное, заглянул в глазок), и тут же прозвучал щелчок отпираемого замка.
Дверь приоткрылась, впуская Женьку внутрь неосвещённого коридора, и моментально захлопнулась за спиной девочки. Перед юной пианисткой стоял Славик собственной персоной. Казалось, он приготовился к очередному сеансу позирования: тело его, почти полностью обнажённое, молочно белело в полумраке коридора. Вначале Женька испугалась и хотела закричать, но вид махрового полотенца, плотно обёрнутого вокруг бёдер, немного успокоил её.
Слава натянуто улыбнулся и попятился вглубь квартиры, увлекая за руку Женьку, чувствующую себя послушной тряпичной куклой.
– Чего ты боишься, глупыш? Я просто принимал душ и не успел одеться, – ободряюще улыбнулся мужчина, и охватившее девочку оцепенение сразу схлынуло. Девочка облегчённо рассмеялась и направилась в «залу с роялем», чтобы переодеться в домашнее.
– Как дела в школе? – Слава изо всех сил изображал доброго дядюшку, стараясь не думать о том, что в этот самый момент Женька снимает с себя одежду и остаётся в одних плавочках, тоненькая, почти прозрачная, хрупкая, как весенний цветок на лесной поляне. Поэтичность сравнения поразила Славика: он привык мыслить достаточно примитивно, избегая всякой лирики. О какой лирике может идти речь в постели с какой-нибудь толстой морщинистой «нимфой»?
Мужчина решительно сорвал с бёдер полотенце, уже не скрывающее его дикого возбуждения, и распахнул дверь заветной комнаты с пианино.
Тётя Света, к сожалению, ещё не пришла: оказывается, она решила посетить салон красоты и договориться о подготовке к предстоящей свадьбе собственной драгоценной персоны. По иронии судьбы Апельсинка встретилась в салоне с Ольгой Величко, вернувшейся на работу после неудачного ленча с братцем-близнецом. После непродолжительной беседы с копией своего жениха Светлана поняла, что никакой свадьбы не будет: Оля открыла женщине глаза на тайные наклонности человека, за которого та собиралась замуж…
Несчастная, несостоявшаяся невеста готова была уничтожить и Ольгу, и Славика, и Женьку, а самое главное – эту сучку Элку. Столько лет они не поддерживали никаких отношений, за исключением вежливых звонков с дежурными вопросами о здоровье и наличии финансов, когда поиздержавшейся Эльвире нужны были денежки в долг! Светлана обычно выручала «бедную родственницу», но тепла в отношениях эти жесты милосердия не добавляли, поэтому Света всегда считала Элку неблагодарной стервой.
«Не надо было и впредь впускать её в свою семью! Теперь всё разрушено, и кто в этом виноват? Десятилетняя шмакодявка! Тоже мне, Лолита выискалась! С таких лет уводить чужих женихов? Кто из неё вырастет? Естественно, такая же проститутка, как её мамаша! Задавлю эту гадину в зародыше! Уничтожу!»
С такими мыслями Светлана приближалась к собственной квартире. Обвинить в случившемся драгоценного Славика женщине и в голову не приходило: она с детства твёрдо усвоила народную мудрость о том, что «кобель не вскочит, если сучка не захочет». Ключ два раза повернулся в замочной скважине, Светка ворвалась в коридор, отбросила в сторону сумку и, не разуваясь, помчалась в Женькину спаленку, откуда доносились странно сбивчивые звуки фортепиано.
Открывшаяся взору Светланы картина напоминала кошмарный сон. На вращающемся стуле перед пианино сидел совершенно голый Славик, держа на коленях оцепеневшую от ужаса Женьку, одетую в домашнее платьице. Девочка даже не пыталась вырваться из его цепких рук, она только напряглась, словно струнка, сжала острые коленки и пыталась извлечь из инструмента звуки, отдалённо напоминающие музыку. Славик блаженно улыбался, не позволяя Женьке прекращать музицирование, и непрерывно ёрзал, прижимаясь своим вздыбленным естеством к её дрожащей спинке.
– Помогите, пожалуйста! – взмолился до смерти напуганный ребёнок, ловя неестественно расширенными глазами взгляд тёти Светы.
В этом взгляде была только ослепляющая ненависть, но разве девочка могла это разглядеть? Светлана подлетела к пианино и с диким визгом захлопнула тяжёлую крышку старинного инструмента. Женька коротко вскрикнула и потеряла сознание, наконец-то освободившись от окружающего её ужаса.
Внезапно Славик пришёл в себя и потрясённо огляделся. Лежащая в обмороке девочка, застывшая в безмолвном крике растрёпанная Светка, он сам, сидящий голым за пианино и потому выглядящий по меньшей мере нелепо…
– Господи, что я натворил! – пробормотал Славик, спрятав лицо в ладонях.
А дальше всё происходило как во сне. Светлана пыталась бросаться на него с кулаками, размазывая слёзы по искажённому истерикой лицу, а он вызвал скорую помощь, спокойно оделся, потом безуспешно попытался привести Женьку в чувство. Девочка выглядела безжизненной, словно сломанная кукла. Особенно пугающим был вид её пальцев: они распухли и приобрели лиловый оттенок. Славик почему-то подумал, что Женька никогда больше не сможет играть на пианино…
– Я ухожу. Если будешь преследовать меня – убью! Забудь о моём существовании. И помни: это ты сломала ей пальцы! – Славик указал на Женьку и покинул квартиру, жалея, что приходится оставлять беспомощную девочку наедине с разъярённой фурией.
Но из Светки словно выпустили всю ярость, как воздух из сдувшегося воздушного шара. Она уселась на пол рядом с племянницей и разрыдалась. По-бабьи, с пронзительными завываниями: так обычно в деревнях плачут по покойникам. Апельсинка же этим воем провожала в последний путь своё так и не состоявшееся семейное счастье.