Но обо всём этом знало официальное следствие. Падкие на сенсации горожане, знакомые участников событий, знакомые их знакомых и прочие любители посудачить со смаком растиражировали образ Элки – этакой мамаши-шлюхи, своим недостойным поведением доведшей собственного ребёнка до реанимации.
Всё это и преподнесли Савельеву по возвращении домой.
– Вот, значит, что ты тут себе нарисовала. – Антон закурил прямо на кухне, сидя за столом, чего раньше никогда себе не позволял. Сейчас ему было всё равно: он выяснил, что у него, оказывается, есть душа и что её можно вывернуть наизнанку, опустошить – и это очень больно!
Почему же раньше, легко меняя любовниц и выплачивая им щедрое вознаграждение за недолгие совместные постельные радости, он никогда не задумывался об их будущем, невольно относясь к женщинам именно как к шлюхам? А ведь они даже иногда рожали ему детей! В таких случаях (их было два) он только пожимал плечами и переставлял акцент: детей они рожали себе, но содержать их он не отказывается.
Что же изменилось сейчас? Он вновь и вновь задавал себе этот вопрос и не находил на него ответа. Похоже, изменился он сам. Чем же так зацепила его эта сероглазая Эльвира, занозой засевшая в сердце и заставляющая его болеть? И чем он мог ей помочь?
Жена вновь вырвала Савельева из нескончаемого потока мыслей, положив сзади руки на его плечи и зашипев едва ли не в самое ухо:
– А проблемы родного сына тебя, похоже, вовсе не интересуют! А если его посадят? Где будешь ты с сыном-уголовником? Мэром тебе тогда точно не стать!
– По-моему, никогда и речи не шло о том, что я собираюсь стать мэром! – вспылил Савельев, сбрасывая с плеча руку спины одним мощным движением.
– Так значит, всё-таки собираешься? – по-своему трактовала выступление мужа Валя.
– Господи, да когда-нибудь кончится этот дурдом?! – воскликнул Антон Павлович и вскочил со стула. От резкого рывка изящный предмет мебели опрокинулся с неожиданно громким стуком; госпожа Савельева, метящая на роль первой леди города N, взвизгнула и отскочила; а Вечно Второй стремительно прошествовал в туалет с сигаретами и сотовым телефоном в руках.
Антон набрал номер и, услышав в трубке удивлённый голос своего помощника, распорядился:
– Владик, мне срочно нужна квартира!
– Лично вам? – деликатно уточнил невидимый Владик.
– Для меня. – Савельев не счёл нужным ничего добавить, и его собеседник свернул тему, пообещав сделать всё в кратчайшие сроки.
Этот Владик пришёл в администрацию города N после института, да так и прижился. К его, несомненно, ценным качествам относились редкостная для нынешнего поколения молодых людей понятливость и способность чётко, без лишних вопросов выполнять любые распоряжения. Он был таким же человеком на своём месте, каким Вечно Второй – на своём. И теперь Антон Павлович мог не беспокоиться: завтра же квартира будет. Свободная, со всеми необходимыми документами: бери и оформляй!
Квартира предназначалась для Эльвиры Карелиной. Несмотря на резкое охлаждение с её стороны, Савельев надеялся на благоприятное влияние великого лекаря – времени. Всё проходит – и это пройдёт, как говаривал мудрый Соломон. Пусть она пока досыта насладится своими страданиями, в этом Антон ничем не мог ей помочь. А квартира – это насущная необходимость, хороший повод быстрее вернуться к реальности и начать жизнь по-новому. Возможно, в этой новой жизни сохранятся хотя бы некоторые старые привязанности? И потом, что делать Карелиным в сгоревшем жилище?
Потом Антон уселся поверх крышки унитаза и принялся медленно, задумчиво выкуривать одну сигарету за другой. Опомнился он только на третьей, когда дыхание перехватило и горло сдавил резкий приступ кашля.
– Что с тобой? Тебе плохо? – забеспокоилась Валя, постучав в дверь туалета.
– Лучше не бывает, – огрызнулся Антон.
Он не мог вспомнить тот миг, когда жена вдруг начала до смерти раздражать его. Раздражать всем: внешним видом, манерой общаться, запахом изо рта, общим ощущением старости и огромности, исходящим от её рано одряхлевшего тела.
Женился Савельев на Валечке сразу после института. Причина столь непонятного для окружающих брака была банальной до зевоты: Антону хотелось стабильности. Он мечтал приходить домой с работы и попадать в маленький уютный рай, устроенный расторопными руками женщины, влюблённой в него безоглядно (так думал наивный молодой чиновник). Ну как его не любить: молод, красив, перспективен! А она – старше, проще, зато будет знать своё место и в перерывах между готовкой-стиркой-уборкой заглядывать в рот ему, блестящему умнику, разглагольствующему о высоких материях.
Всё оказалось вовсе не так радужно. У простушки-Валечки оказались свои чёткие и вовсе не элементарные взгляды на жизнь, планы и потребности.
Во-первых, именно она ввела неопытного Антошу в мир Большого Секса, бесхитростно уложив в свою мягкую кровать и научив получать удовольствие от прикосновений, поцелуев, взаимного проникновения всевозможными способами. И ограничивать свой собственный опыт этой «школой молодого бойца» она вовсе не собиралась.
Во-вторых, во время очередного похода налево она умудрилась зачать ребёнка, и Савельев воспитывал нагулянного пацанёнка в полной уверенности, что это его родной сын.
В-третьих, амбиции Валентины Денисовны развивались воистину астрономическими темпами, а подкрепить их постоянным самосовершенствованием она либо не догадывалась (что сомнительно), либо попросту не желала. В итоге через пару десятков лет совместной жизни (вернее было бы назвать её параллельной) Валечка превратилась в крупнотоннажную сварливую бабищу, по-упырски вцепившуюся в талантливого, трудолюбивого и на удивление моложавого мужа.
Антон мог бы, конечно, развестись, несмотря на постоянные угрозы жены типа «убью тебя и себя» и её насквозь лживые восклицания: «Ребёнку нужен отец!» Видел бы Савельев настоящего отца их ненаглядного Игорька! Шкафообразный горилла-дальнобойщик, подцепивший Вальку, гуляющую с подругами в придорожном кафе, и отодравший прямо за своей фурой, в придорожных же кустах. Имя этого случайного доброго человека память госпожи Савельевой, разумеется, похоронила где-то на самом дне подсознания. То ли Гарик, то ли Гриша.
Но развод означал множество лишних юридических усилий, полную остановку карьеры (видимо, Антона всё-таки не устраивало кресло Вечно Второго), раздел имущества…
К тому же Валентина не особенно докучала ему своими претензиями по поводу его сексуальных подвигов, да и не требовала совершать их по отношению к собственной персоне. С возрастом её вкусы разительно изменились: трепетным ласкам она предпочитала грубый животный секс. Наверно, этот Гриша-Гарик разбудил в ней эту страсть. И куда подевалась искусная, ласковая учительница постельных утех? Куда исчезло безудержное влечение молодости, их ненасытность друг другом?
Антон полагал, что всё было отнесено «налево», причём постарались оба. И сейчас судьба жестоко подставила ему подножку, решив наказать за всё по-юношески пронзительными сердечными переживаниями. Да, да, да, чёрт возьми! Он хотел видеть Элку, хотел говорить с ней, просто хотел её! И в этом «хотении» было столько боли, что Савельев вдруг зарычал и с размаху вогнал кулак в стену туалета.
Где-то в кухне Валентина опять взвизгнула.
Телефон в руке Антона Павловича ожил и выдал сладенькую восточную мелодию. Мадам Чарская. Этой-то что нужно в такое время?
– Милый, Тошенька, ты мне рад? Мой карасик уплыл порезвиться, я несчастна и одинока, – промурлыкала Лариса в трубку.
– Лариса, меня тошнит от этой собачьей клички. И я, увы, от одиночества сейчас не страдаю, – холодно ответствовал Савельев, понимая, что Чарская обидится не на шутку. А он и не намеревался шутить: его и в самом деле доконали любвеобильные тётки.
– Что, Валечка на страже семейных устоев? – понимающе усмехнулась Лариса, и не думавшая обижаться. На такого мужика не обижаются, его безоговорочно принимают, холят, лелеют и не выпускают из цепких коготков. Уж кто-кто, а Чарская это прекрасно понимала.
Её умение терпеливо сглаживать острые углы устраивало Савельева, но не сейчас. А сейчас ему хотелось разругаться с холёной мадам в пух и прах. Ему было плохо, потому что плохо было Элке. Странная вещь: о проблемах сына он действительно даже не пытался задуматься. Игорь – взрослый человек и в состоянии отвечать сам за свои поступки. Надо было думать, прежде чем усаживаться пьяным за руль.
За руль! Вот оно, спасение на сегодняшний вечер! Антон освободил наконец туалет, схватив ключи от машины, от души хлопнул входной дверью и ушёл в ночь. «Туарег» Савельева послушно сорвался с места и помчался то по ярко освещённым улицам, то по тёмным окраинам. Ночной осенний воздух, струясь в салон сквозь полуопущенное стекло, приятно холодил разгорячённое лицо Вечно Второго. Теперь можно спокойно подумать обо всём. Здесь он сам себе хозяин.
Именно в тот момент Антон принял решение окончательно «завязать» со всеми своими женщинами. Вернее, почти со всеми. Он не мог позволить себе отказаться от Эльвиры.
17
Покинув осквернённую квартиру Светланы, Славик метнулся в единственное место в городе, где он смог бы почувствовать себя в безопасности. Вернее, пережить до смерти испугавшее его возвращение к реальности. Величко отправился к сестре-близняшке. Внезапное просветление в мозгу открыло ему жуткую истину: он едва не изнасиловал десятилетнюю девчушку! Что же теперь будет с маленькой талантливой Женькой? Оправится ли она от нанесённой ей моральной травмы, удастся ли спасти её волшебные ручки – ручки потрясающей пианистки?
Все эти мысли разом навалились на не защищённое спасительным безумием сознание Славы. Как быть дальше? Сдаться в милицию – его ведь наверняка будут искать?
Считал ли Слава, что заслужил наказание за совершённое им преступление? Нет. Ответ на этот вопрос был столь же однозначен, сколь и неправилен. Мужчина оправдывал себя по всем статьям, называя мотивом преступления любовь. Любовь всегда права – это догма. Но действуют ли догмы в таких случаях? Вот в этом-то как раз Слава не был уверен до конца.