Карелина больше не сопротивлялась происходящему. Она опустила руки, дав упасть на пол полотенцу, когда такие желанные руки обняли её сзади, а ладони Савельева, до боли сжав её мгновенно напрягшуюся грудь, скользнули вниз, к животу, а потом – ещё ниже. Элка задохнулась от возбуждения: может быть, она неправа, может, ей придётся дорого заплатить за сегодняшнюю слабость, но отказать себе в попытке получить сиюминутное наслаждение она не смогла.
Женщина гибко развернулась в руках любовника и приникла к нему всем телом – обнажённым, в отличие от Савельева, одетого полностью и оттого, наверное, ещё более желанного. Антон порывисто срывал с себя тряпки, Эльвира, как могла, помогала ему, покрывая торопливыми поцелуями высвобождающиеся из плена одежды участки тела любимого мужчины, и оба готовы были взорваться от нахлынувших эмоций. И оба больше всего на свете желали в это мгновение обладать друг другом…
Вмешался телефонный звонок. Любовники непроизвольно вздрогнули и отшатнулись друг от друга, необъяснимая магия момента была безвозвратно утрачена, и Эльвира понуро завернулась в так небрежно обронённое полотенце, пока Савельев отвечал неизвестному собеседнику.
Разговор был явно деловым (причём не слишком приятным), брови Антона сошлись над переносицей и неумолимо отсекли малейшую возможность вернуться к началу пути друг в друга, прерванному так жестоко.
– Элечка, прости, ради бога, но у нас больше нет времени. Я даже не смогу отвезти тебя в больницу. Одевайся, не торопись, я пришлю тебе водителя, он отвезёт тебя в магазин и доставит к дочке. Прости, девочка, старого засранца, но иногда мне приходится и работать. – Грубое слово, произнесённое по отношению к себе, но с таким невыносимым накалом чувств, адресованных ей, неожиданно потрясло Карелину больше, чем все предыдущие ласки.
Испытывая неловкость, Савельев вновь облачался в только что снятую одежду, становясь далёким и недоступным. Почему-то Карелиной показалось, что это несостоявшееся свидание будет последним. Во всяком случае, таких чувств ни Антон, ни она, Элка, не испытают больше никогда. В чём-то она была близка к справедливости, – но только в чём-то. Господин Вечно Второй всё глубже погружался в то состояние, которое принято называть любовью.
Врачи укоризненно покачали бы головой: повышенное давление, нервное возбуждение и прочие признаки болезни, носящей название «любовь», были характерны для людей молодых и не боящихся за своё здоровье. Для Савельева впервые в жизни испытанное столь сильное чувство могло стать роковым. К кардиологам он, естественно, никогда не ходил, работал всегда на износ, не считаясь ни со временем, ни с самочувствием, а Карелину встретил в трудное для себя время.
По телефону он разговаривал с сыном, который сообщил ему о сумме, внесённой в долговую расписку. Теперь Антону Павловичу предстояло всерьёз задуматься о том, что делать дальше. Для начала надо было провести небольшое рабочее совещание и подтвердить готовность партнёров инвестировать десять миллионов евро в злополучный проект. Потом подробно расспросить Игоря, как он докатился до жизни такой, с кем беседовал, кто являлся счастливым обладателем бумаги с его скоропалительной подписью. И ещё – расставить все точки над «и» в отношениях с женой.
Наверно, смешным кажется тот факт, что неразборчивый в связях мужчина, доживший почти до полтинника, вдруг ощутил себя безумно влюблённым юношей, тем более что объект его воздыханий иным представителям мужского пола показался бы недостойным столь роковых переживаний. Но с Савельевым это, увы, произошло. С огромным сожалением выходя из квартиры, где осталась любимая до боли женщина, он украдкой накарябал на стене подъезда возле входной двери старую, как мир, и честную, как поцелуй украдкой, фразу: «Антон + Элка = любовь».
27
Капитан Лесничий, занявшийся поисками Вячеслава Величко, естественно, в первую очередь направился к его сестре-близнецу. Нетрудно догадаться, что несчастная девушка не была обнаружена ни дома, ни в салоне красоты «Стиль».
Опрос соседей особых результатов не дал, разве что сосед сверху, «просто Гена», как он представился сначала (в миру – Геннадий Петренко), продираясь сквозь накатывающие волны похмелья, припомнил почти фантастическую историю. Накануне ночью он шёл домой с корпоративной вечеринки и в подъезде наткнулся на Ольгу. Только вот была она «в двух экземплярах». Поскольку состояние Гены не отличалось полноценной вменяемостью, доверять его показаниям Сергей Лесничий опасался. Хотя, с другой стороны, близнецов обычно характеризует почти фотографическое сходство. А вдруг с Ольгой был именно Слава?
В салоне капитану выдали полный список постоянных клиентов мастера Величко, отзывы о которой были самыми положительными, если не сказать восторженными. Ольга обслуживала разных дам, среди которых Лесничий выделил Чарскую и Савельеву: они видели свою стилистку накануне и могли что-то знать о её планах.
Савельева не слишком-то спешила откровенничать. Похоже, она имела ко всему произошедшему собственное отношение и менять его не собиралась. Вместо разговора об Ольге Величко состоялось обсуждение Эльвиры Карелиной, и сменить тему Лесничий, как ни старался, не сумел: похоже, для Савельевой не существовало авторитетов, кроме себя любимой.
– Скажите, Сергей Ильич, вы и в самом деле считаете, что десятилетняя девочка может оказаться наедине с маньяком без малейшей вины в этом её матери? Вот вы бы бросили дочь неизвестно с кем? И вы до десятилетнего возраста не научили бы её осторожности в обращении с посторонними мужчинами? – Пытливый взгляд полной женщины в летах пронзил капитана насквозь, и Лесничий почувствовал себя неуютно.
– Почему же неизвестно с кем? Женя Карелина на время командировки Эльвиры Михайловны была оставлена на попечение её двоюродной сестры. – Сергей Ильич ругал себя за то, что ему приходится оправдываться перед этой тёткой. Неужели у первого заместителя мэра такая жена: слишком старая, слишком толстая и слишком сварливая? В общем, всего в ней было слишком. Рядом с Валентиной Денисовной Лесничий внезапно ощутил приступ удушья. «И как только Антон Павлович живёт с этой колодой?» – раздосадованно подумал капитан. Может, в нём просто заговорила мужская солидарность?
– Эта сестра, насколько я знаю, теперь в психиатрической лечебнице? – скептически поджала губы Савельева.
– Но меня, извините, гораздо больше интересует сейчас сестра предполагаемого преступника, Ольга Величко, – настойчиво напомнил Лесничий.
– Если бы я знала, что у Олечки такой брат, я не решилась бы доверить ей себя, – поёжилась Валентина Денисовна. – Раз они близнецы, гены у них одинаковые. Отхватила бы у меня ухо в один прекрасный день – и всё! Конец моей красоте! – в голосе дородной вице-мэрши прозвучала рассмешившая следователя патетика.
«Твоей красоте давно уже пришёл конец, если она вообще у тебя когда-нибудь была», – жёлчно подумал Сергей Ильич. Он никак не мог понять: неужели дамы, имеющие высокий социальный статус, всерьёз полагают, что все ими должны восторгаться?
– Значит, вы не в курсе, где в настоящий момент может находиться Ольга Величко? Она никогда не делилась с вами рассказами о своих родственниках, друзьях, проживающих в этом городе или где-нибудь ещё? – Лесничий задавал дежурные вопросы, не рассчитывая получить на них ответы. Реакция Валентины Денисовны оказалась вполне предсказуемой:
– А почему, собственно, я должна всё это знать или выслушивать?
Неприятно чувствовать себя человеком второго сорта. Лесничий ощущал себя именно таким, покидая апартаменты мадам Савельевой: она с блеском умела давать понять собеседнику, что он настоящее быдло.
Чарская оказалась женщиной несколько иного рода. Её интересовал любой мужчина, появившийся на горизонте. Это читалось в её откровенно жадных глазищах, ещё полных света былой красоты, слегка померкшей к сорока годам. К визиту Сергея Ильича она отнеслась, как к интригующему приключению.
– Да, я всегда пользовалась услугами Оленьки Величко. Она лучшая в нашем городе. Правда, я не знала, что у неё есть брат-близнец. При мне он не навещал её никогда, – жеманно проговорила Лариса Георгиевна, пожирая глазами вполне привлекательного (во всяком случае, на её взгляд) капитана.
– Вероятно, глупо было бы спрашивать вас о том, где может прятаться Вячеслав Величко, где предпочитала проводить свободное время его сестра? – вздохнул Лесничий, заранее настроенный на отрицательный ответ.
– Ну почему же? – с недоумением возразила Чарская. – У неё в деревне за городом есть что-то вроде дачи. Она как-то приглашала меня в гости, даже возила на своей машине. Оленька прекрасно водит, недавно приобрела «Хонду-CRV». Подержанная, правда, но выглядит как новенькая. Серебристая такая.
– Под словом «деревня» вы имеете в виду Фроловку? – Километрах в восьми по загородной трассе, за сплошной полосой смешанного леса, располагался посёлок, в котором практически не было постоянных жителей. Он использовался горожанами в качестве дачной резиденции, неблагоустроенные полуразваленные домики в нём давно были раскуплены и восстановлены.
А не так проста эта Оленька! «Хонда», домик во Фроловке… Видимо, она действительно была отличным мастером. За фуфло такие деньги платить не будут!
– А брата её вы никогда не видели? – поинтересовался Лесничий.
– Увы, не имела подобного удовольствия. Или неудовольствия? – Чарская иронично улыбнулась своей шуточке, посчитав её весьма тонкой и удачной.
– У вас, случайно, нет фотографии Ольги? – задал капитан последний вопрос. Фото из личного дела, позаимствованное в отделе кадров салона, как и все фотокарточки для документов, не отличалось особой отчётливостью. Величко походила на нём на испуганную пионерку. Или на хорошенького мальчишку…
Стоп! Сергей Ильич попытался уловить проскользнувшую в его голове мысль. Они ведь близнецы, значит, похожи друг на друга, так? К тому же Ольга – великолепный стилист. Могла она сделать из брата… себя? Слава-Оля преспокойно покидает город с женскими документами. А сама Величко, отсидевшись в своей Фроловке, возвращается домой и заявляет об утере паспорта. А что, вполне реалистичная версия. Осталось взять с собой Чарскую и прокатиться во Фроловку!