– Не могу пока сказать, что это взаимно, но логика в ваших словах присутствует. Журналисты, как и следователи, часто прибегают к опросу возможных свидетелей – для антуража пригодится. – И Таня сложила губы в такую змеиную улыбку, что сама Дина опешила: её вычислили и с лёгкостью переиграли! Надо было срочно менять тактику, и Резник предложила:
– Раз уж вы такая проницательная, может, согласитесь напрямую поговорить со мной? Я хочу узнать правду о том, что произошло: мне не верится, что Карелина в чём-то виновата, а такое мнение я, к сожалению, успела услышать. Я журналистка из Москвы, знакомая Эльвиры. Так уж получилось, что мы пересеклись во время её так трагически прервавшейся командировки. И, кажется, успели подружиться. Она оставила мне свои координаты, я заглянула в ваш город проездом, заехала к Эле, – а там настоящий кошмар! Простите, что пристала к вам со своими глупыми комплиментами, но вы правда прелесть. Не станете же вы отрицать очевидное!
Дина обезоруживающе улыбнулась, и Таня сдалась. Почему бы не помочь этой заезжей диковинке, если она хочет просто знать правду? Исаенко кивнула и провела пока ещё незнакомку в свою палату. Ей предстояло узнать, кто такая Диана Резник, и, увы, очень скоро!
– Я знаю, что случилось. Дело в том, что вы нарвались на единственного человека, который действительно мог бы вам помочь. Меня зовут Татьяна Исаенко, я работала в одной редакции с Эльвирой корректором. Недавно я уволилась, но это к делу не относится, это отдельная история, и вам она вряд ли покажется интересной, – начала Татьяна, но Дина, извинившись, перебила её:
– Слушай, к чему все эти церемонии? Давай на «ты»?
– Согласна. Так вот, Эльвира Карелина – по-настоящему героическая женщина, она десять лет в одиночку растит дочь, и девочка выросла просто чудесная! Талантливая, понятливая, умница! Я бы мечтала о таком ребёнке, – вздохнула Татьяна.
Тут в палату заглянула медсестра и безапелляционным тоном заявила:
– Исаенко, на процедуры!
– Если хочешь, посиди здесь. А нет – можешь пока поискать Элю. Она наверняка где-то здесь, днюет и ночует в больнице, не отходя от Женечки. – С этими словами Татьяна выпорхнула из палаты вслед за фурией в белом халате.
Дина заметила ноутбук, лежащий на кровати Исаенко. Несколько секунд она раздумывала, но затем журналистское любопытство взяло верх. Резник взяла в руки портативный компьютер, положив его к себе на колени. Помедлив ещё минуту, включила. Её заинтересовал файл, одиноко висящий на рабочем столе. Он носил имя «Дневник истерички». Как можно пройти мимо столь интригующего заголовка?
Дина открыла файл и пробежала глазами несколько первых строк. Это было то, что нужно! Честный, непричёсанный рассказ об истории Эльвиры Карелиной, щедро сдобренный вполне зрелыми размышлениями неглупой и, похоже, весьма неординарной одинокой женщины. Резник вытащила из сумочки флешку и, нисколько не терзаясь угрызениями совести (лишний груз для настоящей акулы пера), скачала файл из ноутбука.
Когда Татьяна вернулась в палату, незнакомки (а она осталась для Тани таковой, не представившись) уже и след простыл. Ноутбук лежал на прежнем месте (да Исаенко и не подумала бы, что гостья способна взять чужое без спроса), а на тумбочке сиротливо белел листок бумаги, на котором было накарябано: «Извини и спасибо!»
Татьяна пожала плечами и продолжила писать дневник. Она решила зафиксировать в нём свои впечатления о неожиданной встрече с московской журналисткой. Теперь Исаенко анализировала каждую происходящую с ней мелочь. Ведь из мелочей, как известно, как раз и складывается жизнь…
А путь госпожи Резник лежал на вокзал города N. Зачем испытывать судьбу и встречаться с самой Эльвирой? Дина прекрасно помнила, какое действие на неё оказывала эта немного странная, чересчур чистая для журналистки женщина (причём эта внутренняя чистота чувствовалась во всём: во взгляде, в мыслях, в рассуждениях). После нескольких минут общения с Карелиной Диана с изумлением начинала замечать в себе давно похороненные задатки некой субстанции, которую принято называть совестью. А совесть – главный враг сенсаций!
Беседа с убитой горем матерью, да ещё и возле изувеченной девочки, могла поколебать уверенность Резник в намерении создать подлинный шедевр для жёлтой прессы. Это в планы Дины никак не входило. Журналистка уже предвкушала тот безудержный восторг, что неизменно переполнял её при написании самых лучших её статей. «Это мой наркотик, – подумала Диана. – И лечиться я не намерена». Резник с момента выхода своего первого материала была смертельно отравлена скандальной славой.
На этот раз ей повезло: в Москву она отправилась в компании привлекательного молодого мужчины, облик которого носил несмываемую печать высокого IQ, а взгляды на секс совпадали с Диниными. Попутчики посмотрели друг на друга, и в их головах одновременно пронеслась цитата из известного фильма: «Вы привлекательны, я – чертовски привлекателен, так чего же время терять?»
Плотно закрыв шторы и запёршись в купе, Дина и Андрей Витальевич (он представился именно так, хотя вряд ли был старше своей случайной любовницы) принялись изощрённо и медленно, с невыносимым тягучим удовольствием, изучать тела друг друга. Женщина несколько раз достигла заоблачных высот блаженства, что её немного удивило: обычно молодые клерки не владели столь тонким искусством удовлетворения сексуальных потребностей партнёрш. Что ж, во всех правилах есть исключения. И потом, должна же была судьба хоть чем-то отплатить Дине за длинную цепь разочарований!
На самом деле Андрей Витальевич был вовсе не клерком и к развитому интеллекту никакого отношения не имел. Сын мэра города N, ровесник Игоря Савельева и его товарищ по кутежам, Андрюша Северов недавно весьма некстати «осеменил» очередную любовницу, которая одарила его в отместку банальнейшим триппером. Папаша, оплатив девчонке аборт, поспешил отправить великовозрастного балбеса на лечение (и воспитание) к тётке в Москву (сестра N-ского мэра была известным дерматовенерологом, человеком весьма жёстких принципов).
Так что вскоре Дине предстояло совершить не совсем приятное открытие о состоянии собственного здоровья. И, рассуждая о том, что судьба платит человеку по справедливости за всё, неразборчивая московская журналистка, в сущности, была права.
30
Когда Женька проснулась, она увидела сидящую рядом с собой маму, белый холод стен палаты, свои забинтованные руки и попыталась вспомнить, что же с ней произошло. Из её детской памяти милосердно изгладились почти все события того страшного вечера, который полностью изменил жизнь многих людей в городе N. Единственное, что её пугало и беспокоило, – неизвестно откуда взявшийся панический ужас перед некогда любимым музыкальным инструментом. Она боялась даже просто посмотреть на пианино, а уж о том, чтобы сесть за него, не могло быть и речи! И ещё Женька ни за что на свете не хотела оставаться в одиночестве.
– Мама, а в больнице есть рояль? – на всякий случай спросила Женька. Элка удивлённо взглянула на дочь, опасаясь, что она мечтает поскорее вылечиться и начать играть (врачи утверждали, что это невозможно), и ответила:
– Нет, конечно!
– Хорошо, – удовлетворённо кивнула девочка. Глаза её казались слишком взрослыми и мудрыми, под воздействием успокоительных лекарств они слегка помутнели, но Женька явно всё понимала. Странно: она не спрашивала о Славике и Свете, не кричала и не плакала. Чуть позже до Эльвиры дошло: девочка ничего не помнит! И мать мысленно поблагодарила Бога за проявленное им милосердие.
Хотя могут ли высшие силы быть по-настоящему милосердными? Уже через минуту Карелина узнала ответ на этот вопрос. Зазвонил её сотовый, и торопливый голос Чарского вернул женщину с небес на землю:
– Эльвира Михайловна? Вас хочет видеть наш главный. Держись, Элка, он настроен уволить тебя. За что – не пойму.
– А ты не ошибаешься? – осторожно переспросила Эльвира, до которой ещё не дошёл смысл сказанного Чарским.
– Он даже пытался шантажировать меня. Хочешь, поговори с Мариной, – посоветовал Дмитрий Сергеевич и отключился. Элка в растерянности опустила телефон в карман. Женька встревоженно взглянула на мать, лицо которой резко побледнело и приобрело озабоченное выражение.
В этот момент в палату вошла докторесса: роскошная блондинка гренадёрского роста с грудью пятого размера, едва сдерживаемой полупрозрачным синтетическим белым халатом. Наверняка по ней вздыхает всё мужское население больницы!
– Здравствуй, моё солнышко, как у нас делишки? – Голос прекрасной амазонки оказался неожиданно высоким и нежным.
– Хорошо. Только я боюсь, – робко призналась девочка.
– А чего мы боимся? Разве такие большие девочки не должны быть смелыми? – Врач белозубо улыбалась, поглаживая Женьку по руке.
– Не надо говорить со мной, как с грудным ребёнком, – нахмурилась девочка. – Мне уже десять лет, слава богу!
Эта фраза, которую частенько по телефону повторяла внучке моложавая красавица-бабушка Ирина Николаевна, изрядно развеселила докторшу, и она заливисто рассмеялась. Женька невольно заразилась от женщины её солнечным настроением, и в этот миг Эльвира почему-то решила, что всё в их жизни обязательно будет хорошо.
Девочка с аппетитом поела принесённых матерью фруктов, мужественно перенесла несколько уколов и тут же сообщила, что хотела бы ещё немного поспать. Врач потихоньку посоветовала Эльвире покинуть палату на время действия снотворного, потому что для ребёнка сейчас сон – лучшее лекарство. Карелина дождалась, пока глаза Женьки закроются, а дыхание станет ровным и глубоким.
– Не переживайте, с ней всё будет в порядке. Похоже, она ничего не помнит, это защитная реакция организма на психологический шок. Может быть, страшные события останутся заблокированными в каком-то участке её мозга навсегда. А может так случиться, что они проявятся в определённый момент. Например, она увидит похожего на насильника человека или попадёт в сходную обстановку. Конечно, было бы идеальным, если бы в этот момент рядом с дочерью оказались вы или столь же близкий и родной человек, с которым девочка чувствует себя защищённой. А вот сейчас вы ей не нужны, она проспит минимум четыре часа. Мы колем очень хорошее лекарство, сильное, но мягкого действия. – Слова красивой докторессы внушали доверие. Во всяком случае, в ней не было ни тени высокомерия или сомнений в собственной правоте. Только сплошная доброжелательность.