– Почему я должен тебе верить? Откуда я знаю, что ты действительно мой сын? – задал Савельев провокационный вопрос.
Влад торжествующе выложил на стол перед Антоном Павловичем какую-то бумагу, с проворством фокусника извлечённую из внутреннего кармана модного френча:
– Вот! – торжествующе провозгласил он. – Это результаты экспертизы ДНК!
Савельев взял со стола невзрачный бланк. Так и есть: он отец этого парня с вероятностью 99,99 процента. Погрешность теста столь незначительна, что ею можно пренебречь. «Как же этот паршивец умудрился сделать экспертизу: по закону, без согласия тестируемого, её провести невозможно!» Хотя о чём это он? Кто его в нашей стране соблюдает, этот закон? Многие считают, что законы для того и создают, чтобы обходить, словно замысловатые, а иногда и досадные, но неизменно интересные препятствия: это добавляет адреналина в кровь и самоуважения – в копилку личных достижений.
– Так что же ты собираешься делать теперь, когда мы всё выяснили, сын мой? – Антон пытливо взглянул на своего уже наверняка бывшего помощника (к прошлому возврата, увы, не будет). Тот задумчиво раскачивался на каблуках модных туфель и искренне пытался найти ответ на вопрос отца, оказавшийся слишком сложным.
Они оба не были готовы к такому повороту событий. Влад отказался от своего авантюрного и, скорее всего, изначально провального плана по завладению деньгами инвесторов, но, раскрыв карты, не знал, в какую игру вступить на этот раз. Антон Павлович, вновь самостоятельно справившись с накатившей сердечной болью, не смог себе позволить впустить в сердце новоявленного сына и не представлял себе, что делать со своим так некстати обнаружившимся отцовством. Прежний опыт рождения внебрачных детей не доставлял ему подобной боли.
– Кто-то из нас должен уйти, – безапелляционно заявил Влад, рассчитывая, что это сделает Савельев.
– Тебе так тесно на этой земле рядом со мной? – спросил Антон, и Влад неожиданно рассмеялся:
– Мне будет тесно даже вдали от тебя. Ты испортил жизнь моей матери. Ты превратил мою жизнь в бесконечную подготовку к справедливому возмездию и накануне часа мести разрушил все планы, лишив цели моё существование. Так кому нужно уйти?
– У меня, в отличие от тебя, есть цель в жизни, – деликатно напомнил Антон. – И я давно вышел из возраста, когда вопрос ставится ребром: или – или. У меня подброшенная монетка иногда зависает в воздухе. Я хочу сам решать за себя, тебе понятна моя позиция?
Савельев-старший не собирался идти на поводу у Влада. Максималистская концепция мира с её строгими чёрно-белыми гранями была чужда много повидавшему мужчине, познавшему вкус жизненных удовольствий, и желание Влада во что бы то ни стало стереть его в порошок вызывало у Вечно Второго лишь искреннее сожаление.
– Значит, по-твоему, выходит, уйти должен я? – напрягся Владик.
– Уйти из мэрии: доверять тебе по-прежнему я уже не смогу никогда. Уехать из города, если захочешь. Я не буду осуждать тебя и преследовать по закону, который не станет принимать во внимание мотивы твоего преступления, а твой поступок трактуется Уголовным кодексом именно так. И потом, скажи честно: месть гораздо слаще, если в процессе её осуществления получаешь возможность обогатиться на халяву? – Голос Савельева стал жёстким, взгляд – стальным. Влад отпрянул, но быстро взял себя в руки и возразил с поразительной горячностью:
– Халява? Я провёл серьёзнейшую подготовительную работу! Я не спал ночами, просчитывая схему осуществления моих планов. Наконец, я без сопротивления отдал всё тебе на откуп только потому, что ты смог вычислить меня, а я не нашёл в себе сил в нужный момент сделать изумлённое лицо и довести свою игру до конца. Я, чёрт возьми, признал в тебе отца, хотя всё моё нутро сопротивлялось этому! Кстати, у меня для тебя есть ещё один сюрприз. – И Влад бросил на колени отцу ещё один бланк из лаборатории генетической экспертизы.
Взглянув на него, Антон Павлович похолодел. Это был тест на отцовство Игоря Савельева. Он свидетельствовал о том, что ДНК парня не имело никакого отношения к Антону, то есть Вечно Второй не может являться его биологическим отцом.
– Я твой наследник, – спокойно сказал Влад. – Я хотел сообщить тебе о том, что ты потерял всё, защищая чужого выродка, завершив свою операцию по отъёму денег. Я хотел, чтобы тебе было больно. Чёрт, почему ты лишил меня даже этого желания? – Влад внезапно подобрался и со всей силы ударил кулаком по стене кабинета.
Савельев с удивлением узнал в этом жесте свою собственную привычку: именно так он обычно «спускал пары». С ещё большим удивлением Антон Павлович увидел, что его вечно невозмутимый помощник заплакал. Заплакал неумело, беспомощно, спрятав лицо в красиво вылепленных ладонях. Плечи его сотрясались от беззвучных рыданий.
– Будь ты проклят, Вечно Второй! Ты так легко просчитал меня и не смог за столько лет вычислить ублюдка, жившего с тобой бок о бок! – воскликнул Влад.
– Твоей местью руководила ещё и ревность, – с сожалением констатировал Антон.
Он больше ничему не удивлялся: если всю жизнь гоняешься за чужими юбками, рожая на стороне детей, то почему бы судьбе не преподнести точно такой же подарок и тебе? «Ах, Валентина Денисовна, ах, старая сука! Ну, теперь-то мы точно квиты!» Выходит, настоящий сын освободил его от каких-либо моральных обязательств перед семьёй? Савельев почувствовал, что начал неумолимо запутываться в хитросплетении этических лабиринтов.
Антон устало сказал:
– Влад, мне нужно серьёзно подумать, прежде чем я смогу решить, что для меня действительно важно в этой жизни. Не знаю, проклинать тебя или благодарить за это, но ось симметрии моего сознания сегодня слишком резко сместилась и я напрочь лишился душевного равновесия. Игоря я не оттолкну в любом случае: я его вырастил и несу за него ответственность, надеюсь, хоть это ты в состоянии понять? Ты сам только что битый час пытался мне доказать, что человек должен отвечать за свои поступки. Когда-то я был слишком молод, чтобы оценить эти слова по достоинству. Гораздо моложе тебя. Тебе ведь сейчас двадцать семь?
– Сегодня исполнилось двадцать восемь, – неохотно буркнул Влад.
– Тогда с днём рождения тебя, сынок. Вернее, с днём рождения нас…
34
Дина всегда любила эффектные и оригинальные ходы. На этот раз она для остроты интриги решила подписать свою статью подлинным именем автора «Дневника истерички», скачанного ею с ноутбука в больничной палате города N. Так в одном из центральных жёлтых изданий появилась статья на целый разворот с хлёстким заголовком «Дочь любовницы вице-мэра города N в руках сексуального маньяка!» за подписью Татьяны Исаенко.
Жёлтую прессу, несмотря на брезгливое отношение к ней, читают все. В редакцию, где работала Карелина, злополучную статью притащила собирательница светских сплетен Кларочка. В больницу – та самая везде сующая свой длинный нос медсестра.
– Ну Татьяна даёт! Не успела уволиться, уже звездит в столице! По интернету она работает, что ли? – удивлённо воскликнул Олег Ефимович, разложив на редакторском столе Динкино злопыхательское творение.
Жена заглянула к нему через плечо и скользнула взглядом по строчкам. Ехидный стиль, обидные эпитеты, грязные намёки – и в то же время умные тонкости, зрелые размышления и довольно трезвые оценки. Как всё это объединилось в одном человеке? В статье явно прослеживалась двойственность стиля, словно авторов было двое. Но подпись-то стояла одна! Танькина!
Маринка, не сказав ни слова, схватила плащик и ринулась в больницу: она хотела уберечь от очередного удара едва начавшую приходить в себя Элку, а заодно разобраться с этой двуличной тихоней Татьяной. Так госпожа Данько и ловила такси: с воинственным видом и зажатой в руке газетой, открытой на той самой статье.
Татьяна сидела на скамейке в больничном дворике: стоял необычайно тёплый день, и грех было торчать в душной, пахнущей химикалиями больничной палате. Маринка с ходу налетела на Исаенко, потрясая газетой перед лицом ничего не понимающей женщины:
– Что это, Татьяна? Ты можешь мне объяснить, откуда взялась эта гадость?
– Постой, не ори ты так! – осадила бывшую соперницу Таня, ошарашенная подобным напором и ничего не понимающая. – Что ты имеешь в виду?
– Когда ты успела подложить Элке такую свинью? Карелина ведь всегда доверяла тебе и считала чуть ли не подругой! – В голосе Данько было столько укоризны, что Исаенко невольно почувствовала себя виноватой, хотя и не знала, из-за чего.
– Погоди, ты можешь мне объяснить толком, в чём ты меня пытаешься обвинить? – озадаченно спросила Татьяна, и жена главного редактора молча развернула перед ней статейку с крупно набранным кричащим заголовком.
Исаенко пробежала глазами текст, а потом изумлённо уставилась на собственную подпись. С её губ невольно сорвалось не совсем цензурное ругательство, дополненное абсолютно искренним вопросом:
– Это что ещё за фокусы? Надеюсь, Элка ещё не видела этой подставы!
– Подставы, говоришь? Кому же в Москве могло понадобиться подставить провинциальную безработную Танечку Исаенко? Признайся честно, таким образом ты хочешь устроиться в какую-нибудь жёлтенькую газетёнку и послать наш город на хрен? Имя себе решила сделать, сучка? – Марина вновь перешла на крик.
Прогуливающиеся по больничному садику пациенты начали прислушиваться к разгорающемуся скандалу. Казалось, их уши, словно локаторы, дружно повернулись в сторону стоящих друг против друга и дико орущих молодых тёток.
– Заткнись, дура! Не смей меня так называть! На себя посмотри! Это ещё вопрос, кто из нас двоих сучка! – Вопль Татьяны был ничуть не тише Маринкиного.
– Что плохого тебе сделала Элка? Колись, зараза! – выплеснув эмоции, едва слышно процедила Марина.
– По-моему, Элка вообще не способна сделать кому-либо что-то плохое, – откликнулась Татьяна.
– Тогда кому понадобилось вывалять её в грязи? – Этот вопрос Данько задала скорее себе, чем Исаенко.