– А что, мы дальше не поедем? Хочу кататься! – вяло потребовала Дина и снова уснула, теперь уже в кресле возле кабинки дежурного администратора, куда её бесцеремонно сгрузил молодой человек. Владик почти мгновенно выяснил, кем является его случайная попутчица и в каком номере она живёт: весь обслуживающий персонал города N знал в лицо и боготворил обаятельного помощника Вечно Второго.
В небольшом одноместном номере Влад включил настольную лампу и ночник, снял с леди её шикарное платье, синий цвет которого и белёсое пятно напоминали об истории Билла Клинтона и Моники Левински, и потащил обнажённую брюнетку в душ. Делал всё это он без малейших признаков возбуждения: Влад не в пример женолюбивому папаше был равнодушен к чарам представительниц прекрасного пола. Ему гораздо больше нравились юноши.
Через полчаса тщательно вымытая и высушенная роскошным полотенцем Дина была уложена в постель. Влад с сожалением разглядывал её практически совершенное для девушки тело: худое, словно у подиумной модели, подтянутое и молочно-белое, как у готической колдуньи (сходство дополняли иссиня-чёрные волосы Дины). Вскоре молодой человек решил, что мог бы жениться на Дине, если бы, конечно, она этого захотела.
А дальше – Москва, блестящая карьера, изредка – поиски нежных мальчиков по ночным клубам и свидания с ними, полные настоящей любви (ну и пусть продажной, зато без выяснения отношений и бесполезной нервотрёпки). Влад грустно усмехнулся: он нарисовал себе будущее, почти в точности повторяющее судьбу его отца, за исключением некоторых деталей: папочка всё-таки предпочитал женщин! Видимо, генетическая экспертиза не ошибалась: они едины по крови и по духу, и осуждать Антона Павловича он не имеет никакого права.
– Вот вылечим твой триппер и поженимся, – вслух пообещал Дине Влад. Та что-то сонно пробормотала и по-детски повернулась на бочок, положив ладонь под щёку.
Молодой человек накинул на её тело казённое одеяло, заботливо подоткнул его по краям и прикорнул рядышком, с удивлением поймав себя на непреодолимом желании всем телом прижаться к этой нагой женщине и, может даже, попробовать полюбить её прямо здесь, сейчас, в гостиничном номере, пьяную, с её дурацким триппером и неизлечимой нимфоманией…
37
Едва гости Савельева разошлись, он понял, что больше всего на свете хотел бы сейчас встретиться с Эльвирой и убедиться в том, что их любовь не была ни выдумкой, ни сном, ни наваждением.
В больнице Вечно Второй больше не появлялся: Женечку перевели в общую палату на втором этаже, девочка заметно повеселела и быстро шла на поправку, поэтому врачи даже рискнули снизить первоначально выписанную юной пациентке дозу успокоительного, хотя Инна Ивановна отнеслась к решению консилиума скептически.
Она никому и никогда не рассказывала о том, что в детстве подверглась насилию со стороны подвыпившего отчима. Он был на восемь лет моложе матери и частенько шлёпал по попке двенадцатилетнюю красавицу-падчерицу, очень высокую и необычайно развитую для своих лет девочку. А однажды, когда мама была на работе, отчиму надоело сосать пиво, тупо уставившись в телевизор. И он вспомнил о существовании Инны.
Мужчина ввалился в крохотную комнатёнку без окон, где девочка делала уроки, и грубо ткнул её лицом в стол, схватив одной рукой за светло-русую косу, а другой торопливо задирая на ней коротенькую юбочку. Инночка рыдала и вырывалась, но насильник был слишком силён и неумолим. Сопротивление только разжигало в нём дикую, звериную похоть. Вернувшаяся с работы мать застала истерзанную дочь всю в крови и слезах, а молодого муженька к тому времени и след простыл.
Моральная травма у девочки была очень сильна, но поначалу никак не проявилась. Инночку кололи успокоительным недолго: врачам показалось, что ребёнок справился с проблемой успешно.
Но однажды Инна шла из школы домой и увидела в толпе отчима. Он откровенно ухмылялся, глядя на смертельно побледневшую девчушку. А может, это вовсе был не он, а просто похожий на него человек? Инночке было всё равно, она жутко перепугалась и впала в затяжную истерику. С того дня девочка замкнулась в себе, стала бояться выходить из дома в одиночестве, а при виде высоких рыжеватых парней атлетического телосложения, внешне напоминающих насильника-отчима, она попросту теряла сознание.
Слава богу, мать догадалась не обвинять дочь в случившемся: Инна слышала, что ослеплённые любовью женщины часто становятся на сторону мужей, считая, что их рано созревшие доченьки соблазняют их сознательно, пытаясь разлучить с мамами. Именно с помощью любимой и любящей мамочки Инночке удалось выкарабкаться из собственного кошмара и обрести уверенность в себе.
К Эльвире Инна Ивановна вначале отнеслась с подозрением: слишком много говорилось вокруг о том, что Карелина бросила дочь в самый ответственный момент. Чтобы избежать неловкости в отношениях и понять, что за человек эта журналистка, докторесса вызвала её на откровенный разговор. Из курилки Инна Ивановна и Эльвира Михайловна вышли практически закадычными подругами. Врач полностью успокоилась: она редко ошибалась в людях, а Карелина внушила ей полное доверие.
У маленькой героини Женьки была замечательная мать! Что же касается Савельева… А кто, скажите, может быть застрахован от такой запретной любви? Камней во всех не накидаешься! В общем, Инна Ивановна со свойственным ей максимализмом оправдала Карелину по всем статьям.
Именно поэтому, когда первый заместитель мэра позвонил в больницу, чтобы справиться о здоровье Женечки (а заодно и её мамочки), Инна, взявшая трубку на правах лечащего врача, позволила себе слегка посвоевольничать:
– Антон Павлович, извините, что вмешиваюсь, но вы не могли бы навестить их? Элечка очень нуждается сейчас в моральной поддержке!
– Как приятно всё-таки жить в провинциальном городе! – то ли в шутку, то ли всерьёз воскликнул Савельев. – Все знают всё и про всех и при этом ещё и дают тебе ценные советы! Но я не сержусь на вас, Инна Ивановна! Я даже последую вашему совету. В вашей епархии найдётся укромный уголок для спокойной беседы?
– Для вас, Антон Павлович, найдём всё, что захотите, – радушно пообещала докторесса. Вечно Второй, даже не видя собеседницы, чувствовал, как лучится от удовольствия её лицо. Судя по голосу, это была очень красивая женщина, а чутьё никогда не обманывало старого ловеласа!
Отогнав фривольные мысли, Савельев подозвал своего шофёра (не садиться же за руль в слегка хмельном состоянии!). Подумав об этом, Антон нахмурился и вспомнил об Игоре. Чужой сын! Приподнятое настроение вице-мэра сразу же куда-то испарилось, мужчине расхотелось ехать в больницу: он боялся, что внезапно нахлынувшее раздражение испортит всю радость от встречи с Эльвирой.
– Куда едем, шеф? – осведомился тем временем водитель, усаживаясь за руль новенькой чёрной «Волги».
– Давай проедемся по городу, проветрим мозги, а там видно будет, – уклончиво отозвался Антон Павлович.
Юра, шофёр первого заместителя мэра, любил такие променады. Обычно начальник к концу поездки расслаблялся, впадал в благодушное настроение и предлагал Юрию либо продолжить праздник где-нибудь в баньке или казино, либо подкидывал «на бедность» внеплановую премию из собственного кармана. Но сегодня Савельев явно был не в духе. Странно: вечер вроде бы удался, варяжские гости остались довольны и самой сделкой, и устроенным в её честь банкетом. Юра припомнил, что шеф вообще в последнее время отличается несвойственной ему неразговорчивостью и хмурым настроем. О причинах водитель даже не хотел думать. Газет же он вовсе не читал, предпочитая разгадывать бесконечные сканворды.
Когда залитый вечерними огнями центральный проспект остался позади и Юра повернул машину на тихую улочку, ведущую к больнице, Савельев всё-таки решился навестить Карелину. Он отпустил «Волгу», сунув услужливому шофёру пару купюр неплохого достоинства, и неторопливо пошёл по аллейке к центральному входу.
Вечно Второго встретила сама Инна Ивановна, дежурившая в эту ночь. Она отвела вице-мэра в «комнату отдыха», которой служила ординаторская. В отличие от всех остальных больничных кабинетов, здесь были и диван, и ковёр, и телевизор, и чрезвычайно уютные кресла, в которые так и хотелось завалиться и поспать…
Через несколько минут, когда в ординаторскую скользнула Элка, Савельев уже спал, утопив расслабленное тело в одном из этих заманчивых кресел. Карелина, увидев такую идиллическую картинку, невольно улыбнулась и подсела на пухлый велюровый подлокотник кресла, нежно погладив Антона кончиками пальцев по щеке. От этого ласкового прикосновения мужчина вздрогнул и проснулся.
– Я продолжаю спать? – спросил он, разлепив глаза и увидев перед собой смеющуюся Эльвиру.
– Это похоже на сон? – парировала Элка, взяв ладонь Савельева и положив её себе на грудь. Пальцы мужчины дрогнули и невольно сжали упругий маленький холмик, соблазнительно упрятанный под мягкой хлопковой блузкой.
– Это похоже на самый прекрасный сон в моей бестолковой жизни! – в тон Элке откликнулся Савельев, и все тревожные мысли моментально изгладились из его просветлевшей головы.
Женская грудь – несомненно, лучшее лекарство на свете! «Бывает лечение пиявками – гирудотерапия, а я изобрёл настоящую грудотерапию!» – с удовольствием подумал Антон Павлович. Эльвира прерывисто вздохнула и прижалась к Савельеву, закрыв глаза. Он с нарастающим волнением гладил плечи и спину любимой женщины, и эти поначалу деликатные прикосновения быстро переросли в откровенные настойчивые ласки.
Антон на минуту оторвался от Элки, но лишь для того, чтобы запереть изнутри дверь кабинета. А потом он с такой жадностью набросился на Карелину, что та даже испугалась его лихорадочно сверкающих глаз, жёстких горячих рук, причиняющих сладость и боль губ… Он наконец-то мог любить эту долгожданную женщину, не опасаясь соглядатаев и недоброжелателей, не оглядываясь на собственное прошлое и не просчитывая будущее. Он просто любил и получал от этого всепоглощающее удовольствие, равносильное настоящему счастью.