аких, с виду приличных, к моим девочкам ходят… Я давным-давно потеряла веру в человечество!
Я прервала её философские размышления, поблагодарила за услугу и сказала, что теперь надо столкнуть эту самую Алёну с Тимошиной и что я это организую. Мы договорились, что, когда всё будет готово, я позвоню. Остаётся только обдумать, как сделать поудачней. Я займусь этим в ближайшие несколько недель…»
На этом Ольгины записи обрывались. Эта была последней. Осталось много свободного места, но некому было заполнять. Я закурила, встала из-за стола и подошла к окну. Я курила до тех пор, пока не обожгла пальцы. Губы обжигал горький дым.
Настоле зазвонил телефон. Взяла трубку. Он. Сразу стало как-то пусто и холодно. Потянуло на горький дым. Я снова зажгла сигарету.
– Ты сегодня думаешь идти домой?
– Разве у меня есть дом?
– Что? Что ты такое говоришь? Плохо слышно…
– У меня есть дом?
– Что-то случилось? Тебе плохо?
– Плохо. Очень плохо. И я не вру.
– Из-за Ольги?
– Да. Из-за Ольги.
– Мне жаль.
– Знаешь, сейчас в разговоре с тобой я не сказала ни одного слова лжи. А ты?
– Я не понимаю. Что с тобой происходит?
Я швырнула трубку так, будто оборвала какие-то провода, и в моей душе с болью оборвались длинные и тонкие струны. Выключила компьютер. Убрала на столе. Автоматически поплелась к выходу, сжимая пальцы до боли. Окровавленное мясо, а не моя душа, кровило, пекло и жгло, наполняя моё существо гремучей смесью раскалённых ощущений. Такчувствуют себя те, кого жгут на костре… Нет. Я лгала. Гореть на костре проще.
Медленно, как во сне, блуждая в пространстве, которое никогда мне не принадлежало, я понимала странную истину, ускользавшую от меня в темноте. Понимала, когда тряслась в автобусе и ловила в стекле отражения вечернего города. Когда поднималась по ступенькам, когда открывала дверь, так и не ставшую моей. Возле двери, внутри квартиры, в прихожей. Среди стен, давно хранивших мой силуэт. Я поняла эту истину, познала на собственной шкуре, глядя на узенькую полоску света, пробивавшуюся из-под кухонной двери. На самом деле меня здесь нет. Нет, и никогда не было. Нет, и больше не будет.
Я вошлав кухню. Разрумянившийся, радостно оживлённый, он пил на кухне чай. Муж. Раньше – мой. Теперь (уже час десять минут) – бывший. Засуетился при моём появлении.
– Ну, наконец-то! А я думал, что ты решила заночевать в этом твоём офисе! Ну что, можно тебя поздравить? Будем теперь хорошо жить? Ты ведь теперь директор! И денег будет намного больше. Садись ужинать.
Молча, опираясь плечом, стояла возле кухонной двери.
– Почему тогда были розы?
– Что?! – ошарашенный, застыл с чашкой в руке.
– Я спрашиваю: почему розы? Зачем нужно было втаптывать в грязь такие цветы?
– Не понимаю. Что с тобой? Ты сошла с ума?
– Я знаю.
Всёещё ошарашенный, он поставил чашку на стол.
– Не понимаю… Знаешь – что?
– Про то, как в тот вечер, когда я умоляла тебяне уходить, ты пошёл к грязной дешёвой проститутке, которую подсунула тебе Ольга вместе с бандершей из модельного агентства, с которым мы работаем.
– Ну и что? Незачем драматизировать! Простой эпизод!
Разумеется, он был растерян, но совсем не так, как я могла предположить. Он смотрел на меня так, будто ничего особенного не произошло. Менямедленно пропитывала едкая и терпкая горечь.
– Ну подумаешь, простой эпизод! Совсем ничего страшного. Конечно, я признаю, что был неправ в том, что пошёл к Ольге, а что касается остального… Я не сделал ничего предосудительного. Для мужчины вполне нормально так поступать, время от времени. Это не было изменой.
– А чем?
– Ну, не изменой. Уж точно! Я ведь её не любил. Я люблю тебя и собираюсь прожить с тобой всю жизнь. На этот маленький незначительный эпизод тебе не стоит обращать внимания! Я ведь тебя люблю! Секс и любовь – разные вещи. Понимаешь, время от времени у мужчины существует определённые физиологические потребности, фантазии. Иногда хочется сходить куда-то на сторону, чтобы приятно было возвращаться обратно. Все так делают. Чем я хуже? Ну, сходил один раз. Ну и что? Я же не сделал ничего страшного!
– Подлость и предательство, по-твоему, это не страшно?
– Я не понимаю! Зачем так переживать по поводу какой-то ерунды? Зачем эти громкие слова? Они сюда не подходят!
– Ты даже не подумал о том, что ты делаешь…
– Да не сделал я ничего особенного! Ну, переспал с проституткой, ну и что? Мало ли что происходит в жизни! Успокойся, я совсем не собираюсь от тебя уходить! Я даже не думаю о том, чтобы тебя оставить!
– Ты буквально смешал меня с грязью. Променял меня на грязную дешёвую проститутку. Предал так подло, что дух захватывает. И ещё заплатил ей моими деньгами.
– Наташа, успокойся! Я ни на кого тебя не променял! Так случилось только один раз!
– И второго не будет.
– Ох, уж эта мне женская склонность к переживаниям! Не трать нервы по всякому пустяку! Я же мужчина, а все мужчины так поступают, это нормально, иногда ходить к проститутке, но при это любить жену. Мужчина должен иногда развлечься, расслабиться, недаром у мусульман можно иметь несколько жён. Ты должнапонять ту разницу, которая заставляет…
– Я ухожу.
– Куда это, на ночь глядя? Снова в офис? И когда придёшь?
– Ты не понял. Я ухожу от тебя. Ухожу из этого дома, из обломков нашей семьи, от тебя. Навсегда ухожу. Насовсем. Понимаешь?
Почему-то я запомнила его лучше всего именно таким, как он был в тот момент: с растопыренными пальцами рук, красного, с нелепо выпученными глазами и распяленным ртом… раскрытым распяленным ртом, из которого с громким шумом вылетел воздух. Картина была отвратительной и жалкой одновременно. Я пошла в спальню, вынула из шкафа чемодан и стала в беспорядке сбрасывать в него свои вещи.
– Ты этого не сделаешь!
Красный и дрожащий, он возник за спиной. Теперь глаза его были бешеными, а руки дрожали.
– Тыэтого не сделаешь! Я не позволю тебе так просто от меня уйти! Как будто ты ни во что меня не ставишь! Ты не посмеешь! Сука! Трахалась с каждым за моей спиной, а сама корчишь оскорблённую! Я с тобой говорю!
– Яслышу. Ты для меня больше ничего не значишь. В моём представлении ты теперь хуже, чем кусок дерьма. Я чувствую себя липкойи заражённой оттого, что долго прикасалась кдерьму. И единственный способ сохранить гордость и человеческое достоинство – выбросить дерьмо обратно на помойку. Если хочешь, валяйся в грязи, но без меня. Мне всё равно, что дальше с тобой будет. Я ухожу. Не могу больше тебя выносить! Понимай, как хочешь.
– Так много слов, и от кого? Да куда ты пойдёшь? Тебе жить негде!
– Ничего. Главное, что жить не с тобой.
– Куда ты пойдёшь?
– Не твоё дело.
– К рыжему любовнику?! Значит, это просто предлог?
– Ты так ничего и не понял.
– Не смей уходить! Ты не можешь это сделать!
Говоря одно и то же, он бродил следом за мной по комнатам. Я задыхалась и мечтала только ободном: поскорее отсюда выбраться.
– если ты отсюда уйдёшь, то больше не вернёшься! Выгоню как собаку вон! Я этого так не оставлю! Я тебе отомщу! Ты меня надолго запомнишь! Я отомщу!
Это было уже смешно. Чтобы скрыть охватывающий меня смех, я сказала:
– Завтра свяжусь со своим адвокатом и подам на развод. Детей у нас нет, значит, все пройдёт очень просто. Постарайся хотя бы вести себя прилично, хоть ты сам во всем виноват!
– Я ни в чем не виноват! Сука!
Наконец, вещи были собраны и с решительным видом я направилась к двери. Обернулась. Мы стояли друг напротив друга. Я чувствовала только сильную боль. Он– ненависть. ИТ не пытался это скрыть.
– Наташа! Давай поговорим спокойно! Я в последний раз прошу тебя одуматься и никуда не уходить! Я постараюсь забыть о твоём сумасбродном поведении сейчас. А ты постараешься забыть о моей оплошности. Я был не прав в том, что ты все это узнала. Следующий раз я постараюсь сохранить все в тайне, чтобы ты ничего не узнала, если ты воспринимаешь это настолько серьёзно. И если ты не хочешь, я не буду больше дарить тебе цветы, особенно розы. Давай попробуем ещё раз. Я люблю тебя и я хочу жить с тобой всю жизнь, даже тогда, когда ты станешь старой, некрасивой и никому не нужной. Я постараюсь щадить твои чувства и все делать так, чтобы ты ни о чем не догадалась.
– Значит, ты не зарекаешься и впредь? Эта проститутка настолько меня лучше?
– Вовсе нет! Второй раз я к ней не пойду. Ты великолепная женщина и ты меня устраиваешь. Но у каждой женщины есть что-то индивидуальное. Давай попробуем ещё раз! Не нужно спешить! Пожалуйста, не нужно от меня никуда уходить, я этого не терплю! Я не смогу жить с мыслью, что ты от меня уходишь.
– А я смогу. И даже очень хорошо. Я не хочу тебя видеть. И нечего пробовать. У нас с тобой с самого начала ничего не было. Ты всегда вёл себя, как последняя свинья. Больше так жить не хочу. Уйди с глаз. Я хочу вырваться на воздух.
– Подумай! Всю жизнь будешь жалеть!
Я вышла в коридор и стала спускаться по лестнице. Не взяла ключи. Не успела собрать все вещи, но главное было – документы. И деньги. Я не собиралась возвращаться за вещами. Лучше купить новые, я могу себе это позволить.
Медленно спускалась по лестнице. Он выскочил следом. Прогнулся через перилла и начал громко орать:
– Я тебе отомщу! Ты пожалеешь! Сука! Долго будешь жалеть! Лет 10–15, не меньше!
Вышла на улицу, не обратив особенного внимания на его слова. Я не восприняла их всерьёз, не хотела обэтом думать. Было холодно и темно. Стал накрапывать дождь. Уверенность сняло с меня, как рукой. Растерянно побрела к остановке автобуса.
Куда идти? Вопрос встал передо мнойсо всей остротой, как только я сделала несколько шагов по притихшему ночному городу, на фоне которого моя семейная драма казалась смешной и нелепой. Куда идти? Мои маленькие часики, пережившие вместе со мной не одну беду, показывали без пяти два. У меня было много подруг. Но на всей земле не существует такой дружбы, чтобы завалиться в два часа ночи без предупреждения и ничего не выслушать на свой счёт. Так можно приходить только к маме, но мама далеко. Здесь и сейчас я была одна: никому не нужныйчужой человек в чужом городе, растворяющий свою беду на фоне ночных уличных огней. Сжимая ручку чемодана до посинения, я, тем не менее, чувствовала себя уверенно. Что-то в глубине души подсказывало, что поступила я правильно, и от этого было легко. Утром я собиралась заняться поисками квартиры, но до того момента, как найду, можно переждать у одной из подруг (у Галины), а пока оставался единственный выход… Вскоре подвернувшееся такси везло меня на вокзал. Начинать жизнь заново, хотя тебе почти тридцать? Почему бы и нет! Что ещё оставалось, не вешаться же с тоски? Это было бы нелепо, и совсем не в моём характере. Однажды очень близкий мне человек сказал: