– Ну, а жена? С женой-то что?
– А это уже отдельная история. Говорю ж тебе, женской мести предела нет! Превратила его в «Тыбы». Слыхал про такое имя? Нет?! Тогда расскажу. Это когда по имени человека не называют. Нет имени – и все тут! Все приказания начинаются с «Ты бы…». «Ты бы грядку вскопал!», «Ты бы воды в баню наносил!», «Ты бы ведро помойное вынес!». Нет человека, есть раб по кличке «Тыбы»! Моей супружнице хвасталась, мол, до конца дней ему измены не прощу и спать с ним не лягу. Вот и спит дед один, за шкафом. Хоть и в мужской силе ещё. Ест после всех. Ни до какой семейной информации не допущен. Дочек, внуков тоже настропалила. Стоит деду рот открыть, как все разом машут руками «Замолчи!». Единственное, что позволено, после многих часов тяжёлой работы на участке на рыбалку сходить. Вот тут и отводит душу! И не рыба ему нужна, общение с природой. По лесу ходить после инсульта не может, а в лодке сидит хорошо. Иной раз и удочку в руки не берет. Часами может молча на камыши, на лес, на небо смотреть и к всплескам прислушиваться. Вода, говорит, всё знает! Нет, ты понял, что можно с человеком сделать?
– А женщина, медсестра та? Она пробовала его найти, поговорить?
– Нет! Я ведь сказал, он забыл всё, кроме детства. Проходит ночь, и он забывает день вчерашний. Спросишь его, где вчера был? Плечами пожимает. Потом рукой махнёт, мол, оставь эту тему. Вот почему на рыбалку он ездит не один, со мной. Понял?
– Нда-а-а! Неужели такое может быть?
– А ты думал! Ещё и не такое, друг, бывает. На бабу эту, жену его, смотреть не могу! В кого мужика превратила! Пробовал как-то его разговорить… Про женщин, то да сё… Уж на эту тему все мужики покупаются. А он одну фразу всего изрёк: «Однолюб я!» – и закрыл свою душу, как тайный вход в подземелье, тяжелым валуном, который, как ни пыжься, с места не сдвинешь. Вот так-то!
В вагоне выключили свет. И началась перекличка трелей искусного храпа. В окнах замелькали фонари какого-то полустанка. Но весёлый поезд скорости не сбавил. Какое ему дело до мелких селений, когда даже человеческие судьбы он мерил семимильными шагами.
Купе четвертое. «Девочки по вызову»
На этот раз в соседнем купе подобралась молодёжная компания. Нет-нет да и проскальзывали в разговоре лихие матерные фразы, как бы между прочим, по плохой привычке, для крепкой связки слов скудного жаргонного языка. Сначала что-то тихо травил гнусавый голос. Отчётливо были слышны лишь сдавленные потуги пошловатого смеха. Но тут вдруг зычно и откровенно прозвучало чьё-то довольно твёрдое убеждение:
– Нет, мужики! Не понимаю я, как можно любить за деньги. У меня желанье из души идет. И по-другому не получается.
– А ты пробовал? – ехидно и вкрадчиво пытал гнусавый голосишко.
– Было дело. Приятель у меня в милиции работает. Он этих девочек всех наперечёт знает. Похвастался как-то, мол, давай для потехи приглашу.
– И что? – нетерпеливо любопытствовал третий.
– «Что-что?». Пришли, значит. Нормальные девчонки. Студентки. Мы стол накрыли, за вином сбегали. Все как полагается…
– Ну и… потом? – пошловато хихикнул четвёртый.
– А потом – суп с котом!
– Ничего не было?! – разочарованно протянул третий.
– Почему не было! Всё путём было! Поговорили, потанцевали. Говорю же, нормальные девчонки. И очень даже скромные, совсем не такие, какими я их себе представлял.
– А какими ты их представлял?
– Какими, какими… Вульгарными. Намазанными. С сигаретами во рту. А они нормальные, говорю же! Одна – бывшая детдомовка. У другой – отца нет, только мать да бабушка, что жили в глухой деревне.
– Ну и о чём вы с ними говорили? – не унимался один из попутчиков, явно жаждая «клубнички».
– Детство вспоминали. Как кашель жжёным сахаром лечили. Как купались в заводи с пиявками. Как майских жуков ветками ловили и приносили на уроки в спичечных коробках. Детство у всех сверстников одинаковое, как и любимые конфеты «Коровка».
– Ну, и чем всё это кончилось? – теряя интерес, зевнул четвёртый.
– Домой мы их проводили. Я – ту, у которой мать с бабушкой в деревне. А приятель – её подругу, которая из детдома.
– Ещё соври, что не целовались, – опять загнусавил первый.
– В первый вечер нет! До этого не дошло.
– А дальше что?
– А дальше, как моя матушка любит сказать, три кило фальши! Взяли да и поженились. Не веришь? Вот те крест! И живём – душа в душу, уже седьмой год. Парня и дочку мне родила. Сыну четыре через месяц исполнится, а дочке – третий год пошёл. Парень у меня такой продумной! Я тут ему как-то сказку рассказывал… Сам усталый после смены. Говорил, говорил, да и заснул на полуслове. А он меня за плечо трясёт: ты, говорит, что, пап, завис? Вот они, дети цивилизации. Или тут деду, отцу моему, выдал. Мать у меня умерла два года назад. Отец, значит, на другой женился. Знакомит со своей женой: «Это, Руслан, тётя Валя, твоя новая бабушка». А внук ему: «Запасная?» Это ж додуматься надо! А год назад с младшей на горшках сидели. Та волчок на полу крутила. А потом (чего ей взбрендилось?!) взяла да брату по голове как заехала. У жены от испуга слёзы из глаз брызнули, я тоже онемел. А парень наш потёр шишку и говорит малышке: «Бей! Бей сильнее! У меня голова толстая, всё выдержит!» Мы так и сели! Прямо по Библии: ударили по одной щеке, подставь другую. Сына своего прошлой зимой на зимнюю рыбалку брал. У нас на даче озеро под окном. Завернул его в тулуп, чтоб не замёрз, материны валенки на сапоги напялил и удочку в руки дал. Червя насажу, леску в лунку опущу, а он – ловит. И такая реакция быстрая! Не успеваю леску вытаскивать и с крючка плотву снимать. Дотемна домой не утащить было. Всё упрашивал: «Пап, дай я ещё немножко поклюваю!».
– А твоя тебе не изменяет? – снова приземлил пошлым вопросом гнусавый.
– Да ты что!
– А ты ей прошлое вспоминаешь? – подыграл третий.
– Может, и вспоминал бы, да нечего. Девственницей она мне досталась. Вот такие пироги, мужики!
И попутчики сразу потеряли к его рассказу всякий интерес. Столь быстрой и прозаичной развязки явно не ожидалось. Раздались откровенно смачные позёвывания и сладкие потягивания. И только колёса в такт дремотным мыслям отстукивали своё: «Хочешь – верь, хочешь – нет!! Хочешь – верь, хочешь – нет! Хочешь – верь, хочешь – нет!». А как тут не поверишь? Кому в дороге в голову придёт лукавить? Соседи по купе выслушали и забыли. Им-то до твоих проблем!
Купе пятое. «За морем житье не худо!..»
Лежу на верхней полке, смотрю в окно. Мелькают перед глазами угрюмые домишки малых полустанков. Фасады обращены в сторону железной дороги. Почему? Казалось бы, куда интереснее деревеньке в озерко смотреться! Или, на худой конец, повернуться к лесу передом да сонливо созерцать, как кружатся на ветру яркие осенние листья. И тут же, как месяц из тумана, выплывает ответ. Лучше-то, может, оно и лучше, да, видно, стыдно выставлять напоказ захламленные зады. Канули в прошлое несколько десятилетий, но вид из вагонного окна в лучшую сторону так и не изменился. Наоборот, всё угрюмее и обветшалее выглядят эти деревянные строения. И что у России за судьба такая?!
Словно уловив мои мысли, (а ведь именно так чаще всего и происходит!) соседка с нижней полки задумчиво произносит:
– Утопает страна в грязи да нищете! Куда ни кинь взгляд – одна и та же картина. – И устремляет взор на соседку: – Дочка моя недавно из Норвегии вернулась. Практику там проходила по международному туризму. В восторге вся! Такой, говорит, красоты нигде ещё не видела. Всё вокруг подстрижено, подобрано, каждый камень, каждый пенёк цветами обвит. На воде, на маленьких островках, игрушечные домики с гномиками, все в разноцветной подсветке. И никому в голову не взбредёт посягнуть на эту сказку! Народ вежливый да приветливый. Незнакомые люди друг другу улыбаются. В магазинах рыба сушёная в пластиковых пакетиках бесплатно раздаётся. Так каждого покупателя за визит благодарят! Умеют они жить! Так и вспомнишь Пушкина: «За морем житье не худо!».
– Да ну, что Вы! В каждой стране свои проблемы. Жила я в одной немецкой семье, лета три подряд, по месяцу. Всякого насмотрелась.
– А как попали туда?
– Переводчица я, три языка знаю. Немецкий подзабывать стала. Вот и решила немного попрактиковаться. В Турции познакомилась с семейной парой. Больно уж им в Россию хотелось. Пригласили меня к себе в гости, чтобы потом, значит, приехать с ответным визитом. Понимали, по туристической путёвке да по музеям страну разве узнаешь. Ну и началось. Я к ним, они – ко мне. Я к ним, они – ко мне. Во Францию с ними ездила. На Атлантику. Любят они там отдыхать. У них чуть не в каждой семье дом на колесах есть. Едут обычно на взморье недели на три. На трёх машинах, с тремя такими вот караванами. Дети у них взрослые: сын и дочь, моего возраста. И у того, и у другого свои семьи. Короче, – родители, дети, внуки, собаки. Жили в кемпинге на берегу океана. Конечно, что уж тут говорить, не наши палаточные городки. К багажнику каждой машины велосипеды привязаны. В караванах вся мебель велюровая. И газовое освещение, и плита, и шкафчики с пластмассовой посудой, и шезлонги, и биотуалет. Любят они комфорт.
– Ну вот, а я о чем говорю?!..
– Но это только одна сторона медали. Вы дальше слушайте. Внешний лоск у немцев всегда был в большом почёте. На столы перед завтраком семь ножей перед каждым раскладывали: один для хлеба, другой для сыра, третий – для джема, четвёртый – для ветчины и шинки, пятый… А потом все это мыть надо было. А в моечных очередь. К обеду едва управлялись. На море только к вечеру попадали.
– Господи! А мы-то, бывало, с друзьями на выходные к озеру выедем, четыре семейные пары, а нож на всех один. Помню, какой-то раз даже колбасу топором рубили и хохотали, как сумасшедшие, потому что, кто ещё до такого додумается? Зато из воды не вылезали! Отдыхали на всю катушку!
– Вот, вот! И я об этом. Теперь представьте следующую картину: каждая семья за своим столом, под своим шезлонгом сидит, и еда у каждой семьи, естественно, тоже своя, несмотря на то, что близкие родственники. Если дочка или невестка чем меня угостят – родители сразу переглядываются. Не знаешь, что и делать. Не попробовать – хозяйку обидеть, попробовать – родителей перед детьми в зависимость поставить. Так и получилось. В один из дней старики заказали обед в ресторане на какую-то баснесловную сумму. Чеком передо мной и так и сяк трясли, мол, что делать, должок платежом красен. Но про обед этот отдельный разговор. Им французы своими комплексными обедами, наверное, за войну мстят! Восемь блюд в этот комплекс входило. И каждое по объему на тазик похоже. Худшей пытки для практичных немцев придумать нельзя. Они после того обеда заболели: еле дышали и три дня слабительное пили. Но больше всего, конечно, доставал их этикет. Проснёшься утром – голову ломаешь, что родителям сказать, как с детьми пошутить, чем внуков развеселить, да не забыть бы собаке брюшко почесать. Причём с внуками особая история. Ведь дети есть дети, они везде одинаковые. Прибегут ко мне в палатку, ручонками к фруктам тянутся. Я, естественно, угощаю, а старики на меня такие взгляды бросают, хоть пропади. Долго не могла в толк взять, почему? Потом хозяин, наконец, объяснил. Не приучай, мол, у каждого свои фрукты есть, а эти для интерьера куплены. Вот скажите, захочется после этого таких «интерьерных» фруктов?! Странные они люди. Сделают столько добра, а потом на какой-нибудь мелочи обязательно проколются. Свозили меня и в Париж, и в Версаль, и в Фонтенбло. Сколько музеев всяких посетили. А на улицу из Лувра вышли, там мальчишка африканец свежий сок из апельсинов делает. Предлагает, конечно: «Купите, мисье!». Жара в ту пору до тридцати пяти градусов стояла. На пот исходили. Хозяин, джентльмен ещё тот, бровь приподнял и строго так вопрошает: «Пить хочешь?». Да с такой интонацией, что хоть умри, но откажись. Сухие губы облизываю и головой мотаю, мол, извините, не хочу, меня жажда не мучает. Тот облегчённо вздыхает, и вид такой, будто гора у него с плеч свалилась! А когда с дочкой поближе познакомились и стали п