В доме выстыло. Сходил за дровами, затопил печь, примостился на табурете возле топки. И снова те же мысли в голове. Не схватись они тогда с сыном, может, и жена, Фаина, была бы жива….
С чего они завелись-то? Да опять с Финляндии этой всё и началось… Что ему, Ефимычу, там делать? С утра вечера ждать? И так каждый день! Ни языка ихнего не знает, ни жизненного уклада. Всё кругом чужое. А здесь работы на десять жизней, с головой. Каждое деревце в лесу тебе улыбается, каждый куст малины поклоны бьёт. Окинешь взглядом окрестность – от дикой красоты такой дух захватывает! И не важно, в зимнюю ли пору или в летнюю…
Много обидных слов сына молча проглотил, а когда тот в запале выкрикнул: «Будь проклята эта деревня! И эта страна дураков вместе с ней!». В глазах помутилось. В груди огнём полыхнуло. И уже не человеческий, почти звериный рык вырвался из горла.
– Ах ты, поганец неразумный! Как у тебя язык-то повернулся?!! Своих родителей дураками считаешь?! А умные – это те, что страну обокрали, развалили, а потом за границу свалили?! Вали и ты отсюда, коль в примаках тебе жить уютней и сытней! – Сын сначала глаза выголил, а потом дверью – хлоп! И давай с невесткой чемоданы упаковывать. А у Ефимыча слова, словно вековую блокаду прорвали, из уст вылетают, как растревоженные осы. Не остановиться. – Ленью, эгоизмом, как плесенью, оброс у компьютера своего! Молоток и лопату в руках держать разучился. Одно потребительство на уме. Как пожрать повкусней, в какие шмотки импортные облачиться! За народ свой душа не болит! Только бы свою шкуру спасти! Да ещё и нас, родителей, с корнями из родной земли вырвать хочешь!
А когда машина сына въехала на мост, затряслось всё в груди, словно не сердце там, а мотылёк о стекло бьётся. На миг показалось, что вот-вот рухнет мост и выйдет из берегов бурлящая на каменистых порогах река, затопляя всё вокруг пузыристой пеной. Но не дрогнул новый мост, спокойно выдержал шальной автомобильный раж. И только долго ещё напряжённо гудели кондовые брёвна, словно пропускали сквозь себя электрический ток.
Долго сидел на фундаменте старого родительского дома, обхватив голову руками. А когда пальцы перестали дрожать, стал выискивать слова, которыми бы можно было успокоить жену. Видел ведь, как побледнела вся. Нужно было эту правду сыну сказать. Нужно! И, может быть, запоздал он с этой правдой? Хотя, уж лучше поздно, чем никогда. Даст Бог, после этой шоковой терапии просветлеет у сына в голове. Начнут мысли в нужную сторону крутиться…
Тяжело поднялся и пошёл в дом, неся на согбённой спине груз всяческих сомнений. Открыл дверь в гостиную и… – ноги разом подкосились. Фаина сидела, откинувшись головой на спинку дивана, с открытыми застывшими глазами. Руки её безжизненно свисали вдоль обмякшего тела. Сознание Ефимыча отключилось. Очнулся в сумерках от протяжного воя собаки. Долго не мог понять, где находится, пока Бимка не стал вылизывать его лицо да лапой скрести по груди. А когда поднял голову, сердце сжало в тисках безысходного страха. Впервые в жизни потерялся. В пустой голове гудел сквозняк до тех пор, пока, наконец, вольтова дуга не прошибла отключившееся, было, сознание.
Похоронили Фаину на старом деревенском кладбище. Старушки-дачницы справили её в последний путь, как полагалось. Михаил с сыновьями могилу на песке вырыли. Сын, Николай, его звонки проигнорировал. Видать, обидой захлебнулся. Телеграмму ему Ефимыч подавать не стал. Адреса финского не знал. Сообщений по мобильнику писать так и не научился. Да и чего греха таить? Проклятья сына в душе ржавой занозой застряли.
О смерти матери сообщил сыну только перед сороковым днём. И то не сам, через двоюродного брата. Приехал сын один. В охапку его схватил: «Прости, отец!». Слёзы глотали молча. А что тут скажешь? Простить-то простил, да Фаину не вернуть. Сорок пять лет вместе прожили. Ссоры, конечно, были…. Как без них? Но оба мыслили вслух. В душе двойного дна не имели. И потому счастливых моментов было всё-таки в жизни больше. Смотрели всегда в одну сторону. А в семейной жизни – это главное.
На песчаный холмик могилы матери сын плашмя пал, слезами умылся. Укорять его Ефимыч не стал. Сам-то по молодости разве мало родителей огорчал? Сколько из-за пития его переживали! Завязал с этим водочным делом лишь тогда, когда жена погрозилась на развод подать. Это сработало, быстро и бесповоротно, потому как Фаину свою…. Ни одну женщину с ней сравнить бы не смог! В ней было всё то, чего в нём не хватало.
Живой огонь в печи быстро поедал не только дрова, но и тяжёлые думы. Бимка, почуяв перемены в его настроениях, весело завилял хвостом, подпрыгнув, лизнул в ухо.
На сороковинах за столом с сыном, наконец, разговорились. Про Финляндию ни слова, ни звука, как кислым залило. Дошло-таки! Давай, говорит, отец, бригаду тебе из финнов сформирую. Они бесплатно на Горку нашу поработают. Лишь бы было, где ночевать. Пустых домов в деревне полно. Финны, ради дикой природы нашей, на всё согласные. Я им фотки показывал. У них это называется приключенческим туризмом.
Ефимыч ухмыльнулся.
– Прости, сын, но негоже чужакам нашу грязь выгребать. Внуки наши должны это всё восстанавливать. Их к труду приучать надо. Соберу я молодёжную бригаду. Желающих найдётся.
Сын руку ему на плечо положил, в глаза заглянул:
– Ну, а нас с Антипом в бригаду свою возьмёшь? У меня отпуск большой, причём в летнее время.
И тут Ефимыча пробило до слёз. Жаль, что Фаина не дождалась этого момента!
Бывало, говаривала Фаина, что Бога надо благодарить за то, что имеешь, и трижды – за то, чего не имеешь. И, как всегда, права была. Вон, брата Володьку взять, всю жизнь на берегу Чудского озера прожил, на рыбном заводе с женой работали. Обанкротили завод, за гроши бизнесменам продали. Весь улов в Прибалтику возить стали. Весь берег забором огородили. Местным жителям посёлка ни порыбачить, ни покупаться. Всё куда-то ездить надо. На прилавках магазинов вместо своей свежей рыбы застарелые импортные морепродукты лежат. Двухэтажные барачного типа заводские дома не на воду, как прежде, на чужую ограду с колючей проволокой в недоумении глядят. От обиды, видно, на судьбу такую рано брат с женой на тот свет собрались. Дети тоже из посёлка уехали, не захотели в родных местах, как в резервации, жить. Словом, всё познаётся в сравнении…
Угли в печке догорели. В доме стало тепло и уютно. Но к брату двоюродному всё равно сходить надо. Городские новости узнать, планы на лето обсудить. Положил мобильник в карман – сын может позвонить. Подпёр палкой, как раньше в детстве бывало, входную дверь, остановился на крыльце, посмотрел на звёздное небо. Хороший день намечается! Днём снег будет таять, к вечеру влагу морозцем подсушит. Не успеешь оглянуться, как весна возьмёт свои права. И в предвкушении радостей лета запоёт, заликует душа. Словно в подтверждение его мыслей раздалась знакомая мелодия мобильника.
– Здравствуй, пап! – поприветствовал его тихий голос сына. – Ну, как ты?
– Да всё хорошо, сынок! Окушков на уху с Бимкой наловили. Теперь вот к дяде Мише заглянуть хочу. Они на выходные приехали. А у вас-то что там?
– Мы с Антипом о лете мечтаем. Аня тоже с нами собирается. Да ещё два паренька, одноклассники Антипа, с нами напросились. Ты не против?
– Да что ты?! Всем места хватит.
– Ну, тогда жди гостей!
– Вот и хорошо, вот и…, – сглотнул комок, – слава Богу!
Положил мобильник обратно в карман, облегчённо вздохнул. В душу пахнуло тёплым юго-западным ветром. Бимка, радостно взвизгнув, подпрыгнул и лизнул его в нос. Невольно усмехнулся. Вот как они, собаки, настрой человеческой души чувствуют?!! А?!