– Вам, молодой человек, нужно выйти на свежий воздух и посидеть на берегу моря.
Самир облегченно вздохнул, словно от его горла отвели острый нож. Мустафа понимающе засмеялся и вышел.
А потом они сидели на топчане у самой воды. Самир молчал и время от времени медленно поворачивал голову то в одну, то в другую сторону. Она тоже чувствовала на спине любопытные взгляды. Море облизывало ступни ног солёным языком волн.
– Я им завидую! Они могут ласкать твои ноги! – тихо прошептал он. – А мне нельзя даже дотронуться до твоей руки. Как бы мне хотелось оказаться с тобой там, где никого нет, кроме этой луны. Давай уйдём в пустыню!
– Ты что, с ума сошёл?! – покачала она головой. – Я тебя боюсь! У тебя во взгляде иногда вспыхивает безумие.
– Ты это заметила?! Я тоже себя боюсь!
– У тебя есть девушка? – также тихо спросила она.
– Нет! Откуда? Разве ты видела здесь арабских девушек?
– А дома? Там, где ты живёшь?
– Они выходят замуж в одиннадцать лет и надевают паранджу.
– А в колледже?
– В колледже, конечно, девушки были, но близких отношений с ними я не имел. К тому же это ведь грех быть с женщиной до женитьбы.
– Значит, ты никогда не любил?
– Почему? Любил. Глазами. Так, как люблю сейчас тебя.
– Самир! Мне не нравятся твои шутки!
– Шутки?! – он весь подался вперёд. Пытался заглянуть ей в глаза. – Ты мне не веришь?!
Она промолчала. Попыталась представить себя в его объятьях. И содрогнулась от одной этой дикой мысли. Уж больно не хотелось ощущать себя «старой барыней», которую старательно «обслуживает» годный ей в сыновья любовник. Пусть этим наслаждаются стареющие певицы, актрисы и прочие «звёзды». В среде творческой элиты всякие отклонения от норм морали считаются приемлемыми. И это так смакуется всякой жёлтой прессой и телевиденьем. Смотреть и читать противно! Надо бы направить разговор в другое русло, чтобы он перестал молоть всякие глупости.
– У меня семья, Самир. Сыну, как и тебе двадцать восемь лет. Хочешь, верь в это, хочешь – нет. Я говорю тебе правду. Мой муж – врач. Очень добрый человек. Меня любит. Я его тоже. Ты – хороший парень. Мне хочется помочь тебе с русским языком. К тому же, мне хотелось бы узнать вашу жизнь изнутри. Ты так интересно рассказываешь обо всём! Но, помни, другого интереса к тебе у меня нет!
Думала, что это разом отрезвит его. Но он молчал. Задумчиво сыпал сухой песок сквозь пальцы. Наверное, так же, как этот песок сквозь пальцы, мимо его ушей, пролетели все её слова. Почему-то вспомнилось, как трудно было запомнить его имя. По привычке стала выискивать ассоциации. К чему бы привязать? «За мир и дружбу народов!» Смешнее не придумаешь! «За мир» – «Самир»! Запомнила. Потом поинтересовалась, что означает его имя по-арабски. Оказалось, так называют человека, который рассказывает сказки по ночам. Улыбнулась странному открытию.
Такси вызвала сама. Он никак не хотел отпускать её одну. Она строго, по-учительски, погрозила ему пальцем. Парень горько вздохнул и, явно обидевшись, отвернулся. Ишь, какой характерный! Она быстро села на заднее сиденье. Машина тронулась. Водитель, старый морщинистый араб, любопытства не выказывал, что-то мурлыкал себе под нос. Впечатление было такое, что его в этой жизни ничем больше не удивишь.
Съёмки
И снова она моталась по экскурсиям, благо удалось купить их не очень дорого. Четыре экскурсии за сто долларов. Тогда как каждая отдельно взятая экскурсия стоила более семидесяти. Дня через три зашла в магазин к «друзьям-арабам». Зашла, как всегда, в полдень. Самир был в магазине один. Она решила его разыграть. Поздоровалась на русском. Спросила, чем торгует. Сказала, что хочет выбрать и купить понравившееся ей масло. Самир удивлённо уставился на неё, облизывая разом пересохшие губы: не знал, как на это реагировать. Она картинно вдыхала в себя то один аромат, то другой. На него не смотрела. Потом указала на бутылочку с надписью «Ангел» и, капризно скривив губы, заявила:
– Беру это. Сколько с меня?
– Здесь двадцать пять миллилитров, мадам. Цены в каталоге. – Он сделал паузу. И каким-то не своим голосом очень серьёзно добавил: – Вам сделаем скидку на пятьдесят процентов как первому покупателю. – И стал тщательно упаковывать бутылочку. – В углах магазина зависла тишина. И только нудно гудел кондиционер. Она быстро вынула из сумки деньги, положила на стол. И в сердцах проклинала себя за бестолковую игру. Как выйти из этого дурацкого положения? Всё ли у него в порядке с юмором?
– Ну, а теперь будем заниматься. – И улыбнулась, как всегда по-детски, склонив голову набок. Он весь обмяк, облегчённо вздохнул и спросил с каким-то придыханием:
– Скажи, зачем ты так?
– Просто так. Пошутила. А что нельзя?
– Можно, – неуверенно произнёс он. – Только я так не привык. Ты сейчас была совсем чужая. Я никогда не видел тебя такой! Мне было больно.
– Прости! – пылко вырвалось у неё. – Я сама не ожидала!
Он открыл учебник, стал старательно читать русские фразы. Она с улыбкой смотрела на него. Он замолчал. Потом, не поднимая на неё взгляда, стал медленно пододвигать свою ногу в плетёной сандалии к её резиновой тапочке. Обувки воровато соприкоснулись кантиками, и тотчас пространство между ними пробило незримой вольтовой дугой. Но они не шевелились, как два каменных горных лба, которым не дано соприкоснуться. И только тяжёлое дыхание шевелило ставший вязким воздух.
– Как будет по-русски «Я хочу поцеловать тебя!»? – нарушил он гнетущую тишину. Она не ответила, лишь нарочито сердито потупила взгляд. – Я всё равно найду эту фразу в словаре! – упрямо пообещал он.
В проём двери заглянули любопытные покупатели. Самир быстро поднялся, заговорил по-немецки. Она уткнулась в учебник, а сама прислушивалась к их разговору. И по-немецки Самир говорил довольно бегло. С должным этикетом, на «вы». Великое дело иметь приятные манеры. У такого продавца не захочешь, да купишь! В этом плане они с Мустафой подобрались на пару, хоть внешне были очень разными. Тот больше походил на юношу еврейской национальности: мягкий, умный, любезный. Общение с Мустафой Самиру явно шло на пользу. Друг учил его сдерживать эмоции, гасить импульсы, контролировать чувства. И хотя были они одного возраста, Мустафа казался намного старше и мудрее. Однако пылкая натура Самира нет-нет да и давала «сбои». «Дитя знойной пустыни» Самир усваивал уроки этикета с легкостью, пока дело не доходило до практики. Справиться с собой ему было нелегко.
В этот день Мустафа отпустил Самира с работы, и они долго гуляли по берегу моря. Прошли немецкий пляж, итальянский. Самир рассказывал ей о семье. Видно было, что по дому он скучает. Его мать никогда не ходила в школу, читать и писать научилась сама. В семье он был самым младшим, одиннадцатым ребёнком. Не без гордости отметил, что у матери он самый любимый. Слушать его было интересно. С одной стороны, ситуация очень походила на российскую, а с другой – корнями своих нравов и традиций уходила вглубь веков.
– Знаешь, мне почему-то так легко рядом с тобой, будто я знаю тебя с самого детства, – неожиданно признался он. – А хочешь, сниму фильм о тебе. Хочешь? Ведь это идея!!! Ты увидишь себя моими глазами!
– Терпеть не могу, когда меня фотографируют!
– Почему?
– Глаза разные, щёки нос давят, – пошутила она.
– Глупости! Ты увидишь себя моими глазами. И полюбишь себя, поверь
мне! Попробуем? На камеру не обращай внимания, ладно? И не бойся, меня в кадре не будет. Только ты!!!
И ладони сомкнулись в ударе: на эксперимент согласна! Он тут же расстегнул матерчатый футляр, который всегда носил на плече. Снимал, забегая то с одного бока, то с другого, и радовался, как ребёнок, которому разрешили побегать по лужам босиком.
И снова они шли в гостиницу пешком. И снова их остановила полицейская машина. Только на этот раз она не отошла в сторону, сколько не просил её об этом полицейский. Громко и требовательно вопрошала по-английски:
– В чём виноват этот молодой человек? В каком правонарушении он замечен? Кто из вас мне может это объяснить. Пятеро человек в белых мундирах переглядывались, но на вопросы не отвечали. Наконец, один из них осмелился спросить:
– Извините, Вы из какой страны?
– Из Великобритании. А что?
– Всё в порядке, мадам. Вы можете идти в гостиницу.
– Благодарю! Только одна в гостиницу я не пойду. Уже темно. Этот молодой человек – мой друг. Я хочу, чтобы он проводил меня до гостиницы.
Самира отпустили. Но деньги отобрать всё же успели. У парня дрожали губы.
– Они воры! Понимаешь, Светлана? Воры в белых мундирах! Им нужны деньги! Хорошо ещё, что ты сказала, мол, из Великобритании. У тебя очень хороший английский. Они уважают англичан и американцев. Что нельзя сказать о россиянах. Ты прости меня, конечно, но это так. Россияне зарекомендовали себя не очень хорошо. Никогда не говори никому, что ты из России.
Светлане стало не по себе. Вот те раз! Умом понимала, что он прав, а вот душа такого не принимала. Мустафа как-то рассказывал, как российские девочки предлагали расчёт за масла натурой. При этом без стеснения расстёгивали халатики, обнажая точёные фигурки. Впрочем, и за другими примерами ходить далеко было не надо. Как-то утром на пляже наблюдала довольно неприятную картину. Грузная женщина грозно орала на араба, который раздавал полотенца на пляже.
– А ну тащи свежее полотенце! Кому сказала! Одна нога здесь, другая – там! А не то завтра же уволен будешь! Я деньги платила! И деньги нехилые! А ну давай дуй, куда надо! Слышишь, черномазый?!
Парнишка, на вид ему было лет пятнадцать, растерянно крутил головой и лепетал что-то на своём языке, показывая пустые руки. Разъярившаяся «мадам» била его по рукам, требуя своё:
– Гони полотенце! Кому сказано! И не скалься! В гробу я видала твои зубы!
От стыда за её хамство хотелось провалиться сквозь землю. Светлана не выдержала, подошла.
– Успокойтесь! Возьмите моё полотенце. Такое бывает не только в Египте, но и в России. Думаю, что распускать руки – не лучший выход из ситуации.